Странствия

Самыми значительными событиями в жизни для меня были участие в войнах, а в дальнейшем странствия по краю.
Об этом написаны мои книги.
(Из автобиографии)

Писательский труд требует все новых и новых впечатлений. И живительным их источником становится родной край. Каждый отпуск Клипель в походе по самым отдаленным и неисследованным уголкам Хабаровского края. Дома у Владимира Ивановича есть книги по орнитологии. В конце ее — странички с картой края: совсем как школьные контурные карты по географии. На них карандашом нарисованы маршруты его походов. Если их наложить друг на друга, то получится густая сетка и те, кто хоть раз бывал в тайге, поймут что за этим стоит. Клипель об этих странствиях рассказывает с присущим ему юмором: «Тогда-то напросился я в экспедицию и меня взяли...» Как бы не так! В экспедициях он просто незаменим: с ним невозможно заблудиться, ведь он топограф, армейский командир, прошагавший тысячи километров с картой в руках, сильный и выносливый таежник с удивительной способностью «совершенно случайно» оказываться там, где нужна его помощь!

Слово писателю Глебу Горышину:

«Если находился ему товарищ по странствованию — хорошо, а нет, то странствовал в одиночку, в кирзовых ботинках, к каким в войну выдавались обмотки, в плащике и берете, с походным мольбертом в руках и с мешком за плечами.

Прожив жизнь в тайге, Клипель не пристрастился к охоте или рыбалке. Его интересует сама тайга, ее суть, красота, природа и ее обитатели. Он шел по БАМу, сворачивал в разные стороны, куда глаза глядят, выступал перед строителями БАМа, рассказывал им про войну (говорят, что сходить вместе с Клипелем в тайгу — это целая книга). Строители прикармливали странствующего литератора-художника, помогали ему в продвижении и прочее. Клипель терпеть не может коллективных организованных выездов писателей „в народ“, всяких вечеров с президиумами, „писательских десантов“. Из хождений по трассе БАМа Клипель привез книгу в моем любимом жанре дневника путешествия, лирического репортажа. Но кроме лирики в путевых очерках Клипеля есть еще и кладезь всякого рода познаний, сведений по ботанике, биологии, географии, истории, ихтиологии, орнитологии и т. д.

Вот какой мне достался товарищ!» (Из книги «Уроки доброты». Ленинград)

Но кроме записной книжки писателя в поклаже путешественника всегда этюдник с запасом бумаги и красок.

Рассказывает наш известный писатель и краевед В. П. Сысоев:

«Мне приходилось участвовать с ним во многих экспедициях, походах. Клипель никогда не расставался с этюдником. Однажды наш караван вышел к притоку Герби, падающему с Баджальского хребта. Все мы были поражены невиданной дотоле картиной: огромные прибрежные камни были покрыты ярко-красными водорослями. Вскоре наш караван пошел дальше, а Клипель, вытащив этюдник из оленьего вьюка, уселся рисовать. Только густые сумерки прервали его работу, и мы пустились догонять караван. Подобных случаев было немало, и домой Владимир Иванович всегда возвращался с этюдами. На них нередко были запечатлены первозданные уголки природы, видели которые немногие...»

Сочетание писательского таланта и острого взгляда художника позволяет создавать и полные лиризма картины-описания:

«Приятно идти пробуждающимся от зимней спячки лесом. Дорожка ныряет от ложбинки к ложбинке, о обочинам показываются зеленые стрелки каких-то еще не определившихся трав, мелькает где-то на прогреваемом бугорке синяя или желтая хохлатка-соцветие из собранных в кисть мелких цветочков, а то и солнцеликий адонис — наш амурский подснежник, самый ранний, цветущий даже среди не дотаявших снегов. В лужах, которые не столь быстро пересыхают, плавают комки лягушачьей икры, сама хозяйка укрывается рядом, высунув наружу нос. Она буро-спинная и хорошо маскируется под землю и жухлые травы. В холодной воде икринки прогреваются тем, что фокусируют солнечные лучи черным глазком, как линзой. Перелетают буро-красные с пепельной подбивкой крыльев мотыльки — поденки, ожили после долгой спячки бурундуки, но они еще не очнулись как следует, вялые, болезненно-взъерошенные, активности не проявляют».

В. П. Сысоев рассказывал, что придя директором в Хабаровский краеведческий музей, обнаружил, что в нем нет символа дальневосточной тайги — женьшеня: нет ни его корня, ни листьев, ни семян. Позор!

Призван был Клипель.

— Есть предложение сходить за женьшенем. Август — самая пора поисков этого таинственного корня. Как ты, согласен?

— Заманчиво. Только как искать то, чего никогда в глаза не видел?

— Это ничего, Шотин и Проскуряков (таежники-корневщики) покажут и расскажут. Поедешь начальником экспедиции.

Это было уж совсем слишком, но Клипель поехал. Сысоев не ошибся, острый глаз художника не подвел: Клипель первым нашел семейку женьшеня.