Опальный зверобой

В.Ю. Янковский. 1940Насколько я знаю, винтовкой с оптическим прицелом эмигрант Валерий Янковский не пользовался, но его меткой стрельбе и умению выслеживать зверя мог бы позавидовать любой снайпер. И этот охотничий дар едва не сыграл роковую роль в его биографии. Но прежде чем рассказать об этом эпизоде, напомню об эмигрантской эпопее Янковских — наших удивительных соотечественников, обживавших некогда Приморье, а затем выброшенных на чужбину, но сохранивших и там добрые чувства к своему неласковому отечеству.

Об этом, корейском, периоде Валерий Юрьевич Янковский, которому в нынешнем году исполнилось девяносто пять лет, поведал в книге «От гроба Господня до гроба Гулага». Немало охотничьих подробностей сообщил он в письмах и автору этой статьи.

Вот как вспоминает этот период старейший ныне российский писатель:

В.Ю. Янковский. 2006«Нелегко складывалась жизнь эмигрантов—дальневосточников, в спешке бежавших с насиженных мест. Хотя наш отец проявил кипучую деятельность. Увез на своем катере, с баржами на буксире, почти весь домашний скарб, восемь дойных коров и всех домочадцев. Взял рабочих и служащих, не пожелавших остаться под властью приближавшихся к Владивостоку большевиков. На плечах отца повисла орава в семьдесят душ, которую пришлось поить и кормить на чужбине...

Так, еще вчера богатый помещик, Юрий Михайлович оказался в положении загнанного в угол полунищего белоэмигранта.

И все—таки отец не растерялся ни на минуту, не пал духом. Продал катер, баржи, автомобиль. Основал пекарню, скобяной магазинчик, взял подряд на строительство дома для богатого японца. Но главное — организовал засолку и копчение сельди и иваси, отправку этой рыбы в бочках из Кореи в Маньчжурию, в Харбин.

1943. МаньчжурияНесколько выручала охота. Благо японские власти — а в начале двадцатых годов прошлого века Корея уже состояла под протекторатом Японии — разрешили прибывшим „белым русским“ сохранить привезенное охотничье оружие, в том числе и нарезное. Правда, заставили сдать на хранение на полицейские склады все военное снаряжение: пулеметы, гранатометы, большую часть винтовок и боеприпасов. Оставили в пользовании, кроме дробовиков, несколько винчестеров, маузеров, русских трехлинеек и даже японских арисак. Когда запас патронов подходил к концу, придумали испрашивать разрешения ездить на склад для чистки оружия. И пока смазывали стволы, успевали набить патронами специально подшитые карманы: воровали собственное имущество, а дежурные по складу не замечали хитрости. Или делали вид.

В общем, охота несколько выручала, помогала кормить семью и домочадцев, но не более, поэтому при первой возможности отец решил организовать, как теперь принято говорить, сафари, платную охоту».

И самым дорогим трофеем для богатых иностранцев стали полосатые хищники, наводившие ужас на корейских крестьян. Охота на этих зверей для Янковских началась еще в Приморье, о чем Валерий Юрьевич поведал в письме:

Вера Янковская, первая супруга писателя«Тигры и барсы (леопарды. — В. И.), конечно, мне очень близки. Правда, с другой точки зрения. Это были злейшие враги. И очень серьезный объект охоты. Дед Михаил Иванович писал, что за первые годы освоения его „Конного хутора“ тигры, „не считая собак, свиней и рогатого скота“, задавили более 50 лошадей. А на мысе Гамова, в оленеводческом хозяйстве, которым руководил наш дядя Ян Михайлович, их мучили бар сы. На них ставили капканы. А дядя нашел в пещере двух барсят, один из которых жил в их доме ряд лет, как домашняя кошка».

«Война» с тиграми у Янковских продолжилась и в эмиграции. В то время японские оккупационные власти строжайше запретили корейцам и китайцам иметь огнестрельное оружие, и «белые русские» были единственными защитниками несчастных крестьян, едва ли не молившихся на отважных зверобоев. Услуги «белых» стрелков вообще пользовались большим спросом. Тысячи русских наемников сражались в армиях враждующих китайских генералов. Бравые сибирские бородачи охраняли посольства и концессии, служили телохранителями. Были и такие, к чьим услугам прибегали в крайних случаях...

Однажды предложили стать киллером и Валерию Янковскому, в то время тридцатилетнему охотнику, имевшему на своем счету уже немало тигров.

Колымский период в жизни бывшего эмигрантаВ тот день важный японский полицейский чин в мундире цвета хаки и золоченых погонах вручил парню разрешение на право охоты в районе легендарной горы Пяктусан, богатой всяким зверьем, но пользующейся дурной славой пристанища корейских партизан во главе с их знаменитым вожаком, будущим лидером Северной Кореи.

Янковский, ликуя в душе, принял вожделенный документ с большой красной печатью, поблагодарил и готов был откланяться, когда чиновник—самурай попросил задержаться, спросил: «Сколько вы выручаете за убитого тигра?» Парень прикинул: «Ну, за крупного самца тысячи три». Он кивнул, выдвинул ящик стола и положил перед охотником небольшую фотокарточку. «Вот за этого тигра мы готовы заплатить десять тысяч! Знаете, это Кин Ичи Сэй!»

На Янковского смотрел юный, но волевой человек с темными бровями, короткими, зачесанными назад, черными волосами, в студенческой тужурке. Ах, вот он какой — Ким Ир Сен, или Кин Ичи Сэй (в японском чтении этих иероглифов). Как не знать! Однако борьба против корейских партизан вовсе не входила в планы молодого охотника. В душе русские эмигранты даже симпатизировали партизанам.

И парень ответил дипломатично:

— Господин начальник отдела, мы ведь охотимся на четвероногих хищников...

Чиновник был явно раздосадован. Убрал карточку в стол:

— Ну, смотрите. Только о нашем разговоре никому ни слова!

Колымский период в жизни бывшего эмигрантаОб этом эпизоде Валерий Юрьевич Янковский поведал читателям полвека спустя, когда за плечами уже было немало ярких, но и печальных страниц, службы в легендарном СМЕРШе и отсидки в чукотских лагерях. И когда он сам превратился в легендарного зверобоя и старейшего очевидца той, эмигрантской поры.

О своей переписке с этим удивительным человеком я поведал в книге «Эхо Русского зарубежья», изданной Хабаровским краеведческим музеем, там немало эпизодов другой, северной охоты Валерия Юрьевича, когда он, освободившись из лагеря, но еще не имея возможности выехать «на материк», работал в лесхозе и частенько бродил по сопкам и тундре с ружьем, предаваясь воспоминаниям. Таким, энергичным и волевым, запечатлен он и на любительских фотоснимках. В них тоже частица былого лихолетья и упрямая тяга к жизни.

Вот такой он, опальный зверобой — Валерий Янковский, наш современник.

Владимир ИВАНОВ-АРДАШЕВ, историк и публицист
Хабаровск
Фото из архива Валерия ЯНКОВСКОГО