Комсомольский-на-Амуре драматический театр. Первый приезд Сезон 1961/62 ...На вокзале встретила нас заместитель директора, массивная басовитая женщина, крашенная пергидролем блондинка Алевтина Васильевна Василевская. Внешне она была полной противоположностью своему начальнику — небольшому еврею Борису Наумовичу Герцбергу, быстрому и юркому, как ртуть. Алевтина была медлительна и основательна. Но помощником директора она была хорошим, иначе бы Борис Наумович ее столько лет не терпел. Замдиректора погрузила нас в автобус и отвезла на обещанную квартиру. Действительно, отдельная, действительно, двухкомнатная и все удобства: ванная с горячей водой, балкон. Зная, что вещи наши едут в контейнере и неизвестно когда прибудут, Алевтина позаботилась привезти нам подушки, простыни и одеяла. В комнатах была уже и кое-какая мебель. Одним словом, устроились и пошли знакомиться с городом. Перед отъездом мы, конечно, почитали про «город юности», знали, что это крупный промышленный центр российского Дальнего Востока, второй по величине город Хабаровского края, третий по величине город российского Дальнего Востока после Хабаровска и Владивостока. Что касается промышленности, тогда он был почти закрытым городом: здесь сосредоточивалось производство многих вещей, нужных военно-промышленному комплексу. «Дземги» — это слово мы быстро выучили наизусть, так как это была наша вторая сценическая площадка: каждый спектакль вывозился сюда много раз. Слово это произошло от нанайского названия стойбища, которое находилось на берегу реки Амур. На Дземгах находился авиационный завод имени Юрия Гагарина... Кроме того, имелись еще заводы — металлургический, нефтеперерабатывающий. Нефть поступала из города Оха на Сахалине по нефтепроводу, строительство которого было описано в романе В. Ажаева «Далеко от Москвы»... Вот в какие интересные края забросила нас актерская судьба. Город новенький, все проспекты выстроены по линейке. Мы расположились на главной улице, которая называется проспект Мира. Окна квартиры глядят во двор, вид из окон на школу. А с лицевой стороны прямо в нашем доме магазин «Гастроном» и кинотеатр «Факел». Театр буквально рядом. Впрочем, не театр, а здание Дворца культуры и техники завода судостроителей имени Ленинского комсомола, где на условиях аренды квартировал Комсомольский-на-Амуре драматический театр (собственное здание театр получил в 1982 году). К зданию надо идти через небольшой парк. И это тоже было очень здорово: сын, когда подрос, ходил сюда кататься на лыжах и гулять. ДК судостроителей расположен на пересечении проспекта Мира и Аллеи Труда. А наш дом — второй или третий от этого пересечения на проспекте Мира. Все проспекты ведут к Амуру... Амур сразу произвел на нас впечатление грандиозное. Какая там Волга! Казалось, что другого берега и не видно — такая ширина!.. ...Пока вещи не получили, жили кое-как. Кстати, вещи шли довольно долго, и это стесняло: голые стены, голые окна, почти нет посуды, ничего толком не приготовишь. Зато работать начали сразу и в полную силу.
С главным режиссером Евгением Николаевичем Беловым я познакомилась еще в Москве, в ресторане ВТО, где он подробно рассказал о театре. Оказывается, сам он не очень давно, в 1957 году, получил звание заслуженного деятеля искусств. Долгое время работал режиссером в крупных российских городах — Куйбышеве, Пензе, Иванове. А в 1953 году в возрасте 51 года возглавил драматический театр в Комсомольске-на-Амуре. Из постановок Белова пресса особенно отмечала (еще до нашего приезда) «Мракобесов» А. Толстого, «Ромео и Джульетту» У. Шекспира и «Третью патетическую» Внешность Евгения Николаевича поначалу пугала: ну просто грим Качалова в «Анатэме» Леонида Андреева. Но это искупалось его интеллигентностью и добротой. В театре Белова любили, хотя и посмеивались над его выговором. Например, он называл Батенина Батэниным, а имя Владик произносил как Владэк... Мы с Батениным были в театре единственной парой актеров с высшим образованием, что ставило нас в некоторое привилегированное положение и не могло не раздражать других артистов.
В теперь уже далеком 1989 году наш бывший директор подарил мне свою книжку «Года далекие. Время близкое». На ее титульном листе он написал: «Моему первому редактору этой книги, человеку, которого я очень люблю — Елене Батениной». Бориса Наумовича нет в живых, но память о нем во мне жива и ярка... Каким уж я была редактором его книжки, не помню. Зато хорошо помню, каким он был замечательным директором театра, в котором я проработала семь лет. Герцберг руководил Комсомольским-на-Амуре театром с 1958 по 1974 год. Смею утверждать, в эти годы, особенно в В своей книге Борис Наумович, раскрывшись как одаренный мемуарист, рассказал и о том, что предшествовало его работе театрального директора: о детстве, юности. Спартаковец, комсомолец, он всегда был в гуще событий. В Москве, куда их семья переехала в 1923 году, случай познакомил его с Московским Художественным театром, и он навсегда влюбился в драматическое искусство... ...Незадолго до нашего приезда в труппу влилась группа выпускников ЛГИТМиКа. Среди них были Анатолий Равикович и Елена Добросердова, проработавшие один сезон и вернувшиеся обратно в Питер. Лена, сколько я знаю, стала театроведом, а Анатолий Равикович, особенно после фильма Михаила Казакова «Покровские ворота», приобрел большую популярность. В музее театра память о нем сохраняется: в путеводителе под названием «Театр поднимает занавес» Равиковичу уделено немало строк — прослежен весь его творческий путь. Театр гордится своим бывшим артистом, несмотря на то, что артист театром... не очень. Еще раньше прямо со студенческой скамьи училища имени Щепкина приехал на Дальний Восток Мирослав Кацель. Он учился на А Слава Кацель быстро пошел на повышение, когда мы в 1961 году приехали, он уже работал в Хабаровской драме. Здесь он прослужил 40 лет, сыграл массу ролей, поставил много спектаклей. Здесь стал народным артистом России и возглавил театр, которому до последнего дня был верен. Теперь на фасаде здания Хабаровского краевого театра драмы установлена мемориальная доска, увековечившая память о нем. ...Ну а нам пора было начинать работать. Мне были вручены две роли: Зоя в спектакле «Живет на свете женщина» и Даша в «Ради своих ближних» Виктора Лаврентьева. Владик был назначен на роль Геннадия в этом же спектакле. Вскоре нам с ним предстояло вводиться в «Иркутскую историю» А. Арбузова: ему на роль Виктора, мне на Вальку. «Иркутская история» шла в театре с прошлого сезона, и спектакль был признан лучшим в сезоне. Мы ввелись в Была положительная рецензия, обоих нас хвалили, хотя ни о каком серьезном разборе не было и речи... Хвалили и постановку Белова, и оформление Ирины Эгерт. Амурск и Солнечный Начались наконец и далекие выездные спектакли. 22 ноября 1961 года мы с Батениным впервые ездили в поселок Солнечный, расположенный в 40 километрах от города. В то время он был одним из крупнейших в Союзе центров добычи олова и некоторых сопутствующих редких цветных металлов. Поселки (позже они стали городами) Солнечный и Амурск с целлюлозно-бумажным комбинатом театром обслуживались постоянно. С этими поселками связано довольно много воспоминаний. В них мы познавали некоторые закрытые для советского человека факты: если в поселки вовремя не завозили мясо или хлеб, то все население поселка не выходило на работу. А зимой то и дело заваливало снегом перевалы на единственном пути к этим населенным пунктам — автомобильной дороге. Не может пройти грузовик, и все. Ведь даже о вертолетных посадочных площадках тогда и речи не было, не говоря уже об аэродроме. Амурск был основан как поселок городского типа — промышленный спутник Комсомольска-на-Амуре, всего лишь в 1953 году, и здесь сразу началось строительство большого лесообрабатывающего и целлюлозно-картонного комбината. «Хлеба и зрелищ» немногочисленному тогда населению тоже требовалось сразу.
Поселок Солнечный был поближе, около 40 километров от Комсомольска, расположен на реке Силинке. До 1986 года этот поселок был одним из крупнейших центров добычи олова и некоторых редких сопутствующих металлов в бывшем СССР (горно-обогатительный комбинат). Но со временем олово иссякло, теперь в поселке осталось только около 14 тысяч жителей. Тогда мы ездили туда так же регулярно, как в Амурск. Наша премьера «Иркутской истории» состоялась 30 ноября 1961о, а накануне приступили к репетициям пьесы Сагаловича «Аве Мария». Ох и поубавилось у меня восторгов по поводу театра! «Пьеса, — писала я маме, — какая-то бессюжетная мелодрама». Но ролевой материал к моей героине кое-какой имелся, даже несколько совпадал с моими недавними жизненными переживаниями... Дирекция к нам с Батениным явно благоволила. Все-таки личность Влада, мыслящего и талантливого актера и очень хорошего человека, который как магнит притягивал к себе людей, быстро создала ему в театре авторитет: его уважали. А я, расстроенная очередной ролью в бездарной драматургии, начала опускать руки...Тем временем приближался очередной партсъезд, и наш спектакль «Ради своих ближних», рассматриваемый как «съездовский», посетила какая-то специальная комиссия. В постановлении положительно оценили четверых актеров, в том числе и нас с Батениным. Приятно. Белов похвалил за репетицию «Иркутской»! Тоже приятно. Тщеславие! Довольно успешно прошла премьера «Аве Мария», которую приняли хорошо. Мы старались следить и за московскими премьерами, знали, что в Малом театре репетируют эту пьесу и в главной роли Констанция Роек, тонкая, нервная актриса, которая мне очень нравилась. Очень мне было интересно узнать, что сделали в столичном театре с этой фальшивой мелодрамой... В феврале состоялась премьера пьесы Ф. Куна «Кредит у Нибелунгов», о неонацистах того времени. Ну, ничего еще, ничего... Играть было вполне можно. Костюмы были шикарные, спасибо художнику Ирине Эгерт. Мы с ней вдвоем «перекрашивали вороньи перья»: красили кролика под норку, очень неплохо получилось. Но настроение по отношению к театру все-таки неуклонно падало. «Надолго мы здесь не задержимся», — писала я в письме маме. Обещанная мне в Москве «Василиса Мелентьева» все откладывалась: не хватало мужчин, да и были сомнения, осилит ли театр костюмы. Не очень довольны мы были и пьесой по повести В. Аксенова «Коллеги». А спектакль получился хороший. Все были убедительны своей молодостью. Вадика Карпова, гитариста и любимца женщин, играл Владик Батенин, по общему мнению, лучше всех. Он вообще был обаятелен, а здесь еще играл на гитаре и пел. Я даже сочинила для него грустную песенку, но он ее отверг, пел какую-то свою. А у меня там были такие слова: Вот опять запуржило, завьюжило, Переулки, знакомые здания: Такие вот были настроения. Я и сегодня в Москве нет-нет, да и напою эту песенку. Первые гастроли по Дальнему Востоку 21 мая 1962 года рачительный директор повез нас в Николаевск-на-Амуре пароходом. А как иначе везти наши объемные декорационные дрова? Самолетом что ли? Нет, по реке выгоднее. Вообще о Борисе Наумовиче в театре говорили, что он экономит на пуговицах. Да, но благодаря ему все годы, что мы там работали, театр всегда выполнял план в отличие даже от Хабаровской драмы. И премии мы нет-нет да и получали. Что там говорить, директор он был отменный. И во всем и всегда солидарный с главрежем. Запрутся, бывало, в директорском кабинете, спорят, орут, чуть не по стенкам друг друга швыряют... А на коллектив выходят с единым твердым решением. Итак, двое суток проплыли мы на комфортабельном теплоходе «Чичерин» и оказались в устье Амура, в 40 километрах от Охотского моря. Это и был город Николаевск-на-Амуре. Не в пример Комсомольску, молодому, по линейке расчерченному, Николаевск — город старинный, это чувствовалось.
Больше всего нам в Николаевске запомнилась библиотека дома офицеров, на сцене которого шли наши спектакли. Каких только запыленных сокровищ мы там не откопали! Никому не нужные Кант и Гегель соседствовали с многочисленными книгами на всех европейских языках. Украсть? Стыдно! А я украла одну книгу. Это был Бертран Рассел «История западной философии». Вот пижонка! А потом и у меня ее украли — вот тебе! Я все эти годы горевала о пропаже. Так несколько лет назад мой внук Владислав, зная о моем многолетнем сожалении, взял и подарил мне эту книгу. И что вы думаете, я ее читаю? Нет, конечно! Но — пусть будет! Еще из «достопримечательностей» этого города — единственный тогда ресторан, в котором мы обедали. В первый раз меня туда не пустили — в брюках нельзя! Играли «Ради своих ближних», «Коллег», что-то еще. Сборы были, театр приезжал сюда почти каждый год, и его любили. А что им еще было любить? Мы побывали в Николаевске-на-Амуре не один и не два раза за 7 лет работы на Дальнем Востоке. Но они как-то сливаются в моей памяти. А вот воспоминания о поездке на мыс Лазарева остались нетленными. Я о них написала именно тогда, и так воспроизвожу. Мыс Лазарева Сегодня мы проснулись от сильного толчка. Казалось, нашу посудину-гостиницу оторвет от причала и унесет к японцам. Шторм 7 баллов и яркое-яркое солнце. На воду больно смотреть: нестерпимый блеск и непрерывное движение. По вечерам мне кажется, что я на юге. Неумолчно стучит под окном прибой. Но это совсем другое море. И небо вечером не черное, а серое. Светло-серая и слабосоленая вода. А на юге ведь звезды вот-вот посыплются тебе на голову, их едва не задеваешь макушкой. А здесь все: и звезды, и скалы — далекое, холодное. Мыс Лазарева, место строительства нефтепровода, не очень правдиво описанное в романе Василия Ажаева «Далеко от Москвы», встретил нас проверкой паспортов и пропусков, а также дождиком... Всех волновал вопрос, где будем жить. Оказалось, что аккурат к нашему приезду сдан новенький «Корань» — так называемая брандвахта: дом на палубе, что-то вроде дебаркадера с 30 койками в два яруса, тремя отдельными каютами, кухней и печкой в центре основного помещения... Все новенькое, чистенькое, свежевыкрашенное. Пушистые одеяла, мягкие подушки, простыни — все прямо со склада. Дров сколько душе угодно, и в борт стучится вода Охотского моря. У каждой койки лампочка, в общем, комфорт полный. Рядом с посудиной и клуб, и столовая. Мы в восторге и увлеченно выбираем «квартиры»... ...Вчера лазила на вершину мыса. День был чудесный, штиль на море, солнце. С сопки виден весь мыс в форме головы с шеей, а плечи — уже материк. С одной стороны мыса — искусственный залив для погрузки японских судов, с другой — погранзастава. А дальше, всего в 7 километрах через пролив, остров Сахалин. Он совсем рядом, так что можно различить дома в местечке Сахалин на северной оконечности острова. И всюду синь и голубизна. В воде отмели, и течение подсвечивают голубую воду желтым и белым, а в небе не пересчитать оттенков синего и голубого. Сверху колорит края во всей красе, его не спутаешь ни с каким другим местом, а когда спускаешься, то начинается как бы Крым: камни, галька, прибой. Только запах моря менее йодистый. Все, что я здесь увидела — прекрасно! А ночью заворчало, зашевелилось море. Сурово и неспешно била наша тяжелая посудина в каменный берег. Удар и шум, удар и шорох, удар и скрежет. Играли мы здесь пять спектаклей: три «Девушка с веснушками» и два «Аве Мария». Биробиджан Второй основной гастрольной точкой в это лето стал Биробиджан. Представьте себе один какой-нибудь московский квартал, застроенный добротными сталинскими домами. Это и есть Биробиджан того времени. Есть парк культуры, есть дворец культуры, где мы играем. Летом Биробиджан — это почти субтропики. Из всех осадков, которые выпадают в этих местах, не менее 75 % приходится на май — октябрь, то есть эти осадки выпадают на нас. Если нет дождя, в воздухе все время влажная взвесь, как в предбаннике. Главное в Биробиджане — люди. В магазинах всегда гвалт — это по-русски, на идиш — геволт. Но этот многоголосый гвалт веселый, беззлобный. Не знаю как сейчас, но в Например, спросишь, как пройти на улицу Шолом-Алейхема. Отвечают: — А вам зачем? Но объясняют охотно и подробно. Или: — Как добраться до краеведческого музея? — Зачем? Не ходите вы туда, нет там ничего интересного! У газетного киоска: — Дайте мне, пожалуйста, последний номер «Известий». Продавщица протягивает пожелтевшую газету месячной давности. — Я же просила последний! — А это у меня и есть последний... И ведь не возразишь. Стою у афиши нашего спектакля «Чемодан с наклейками». Рядом пожилая еврейка восхищается: — Море удовольствия! Море удовольствия! Поглядев на меня, добавляет: — Скажите, вы тоже участвуете в этой самодеятельности?.. ...После Биробиджана, после утомительных выездных спектаклей в поселки Бира, Амурзет, Биракан, нас ожидала награда: 20 дней гастролей в краевом центре — Хабаровске. Вообще наши дороги — Забайкальская, Дальневосточная Транссибирская. Сколько воспоминаний! Из Биробиджана через знаменитую Волочаевку прямой путь в Хабаровск. Главная особенность и неповторимость Хабаровска в том, что он расположен на сопках и в распадках между ними, и гуляющему по нему приходится то взмывать, то опускаться... Особая прелесть Хабаровска — близость Амура, а также сочетание старины и новых построек. Сезон 1962/63 В этом сезоне труппа пополнилась новыми актерами, еще осенью приехали Нина Ярцева, А. Пухляков, Елена Кравцова с мужем Александром Лаврухиным, Евгения Расторгуева и ее молодой муж Гена Андрианов. Уехали несколько актеров, главным образом, молодых.
Самым главным человеком из тех, что влились в труппу осенью 1962 года, стала для меня народная артистка России Нина Николаевна Ярцева Нина — питерская. Там и сейчас живет ее младший брат Коля, а не так давно туда же перебрался внук Стас. Только дочка Женя, в конце 2009 получившая звание заслуженной артистки РФ, продолжает успешно работать в Комсомольске. До переезда на Дальний Восток Нина работала в Ростовском ТЮЗе. Когда в 1962 году театр был распущен, она с пятилетней дочкой и больной матерью отправилась в Москву на так называемую театральную биржу. А в Москве на бирже И тут на нее обратил внимание Евгений Николаевич Белов. Очень опытный режиссер, тонкий психолог, он интуитивно угадал в ней что-то очень своеобразное и, как потом оказалось, не ошибся. Снабдив ее авансом, он заключил с актрисой договор, и она обещала, что к началу сезона приедет в Комсомольск. Евгений Николаевич еще до приезда Нины немного смущенно рассказывал: «Понимаешь, она такая смешная, нос вздернутый, смешливая, и мне кажется, неплохая комедийная актриса. Она намучилась, я ее пожалел...» Мы подружились сразу. Нас сблизили дети. Нине с Женей не сразу, но дали однокомнатную квартиру на Интернациональной улице, но было такое ощущение, что они поселились у нас, так много времени дети проводили вместе. Нина потрясающим образом умела общаться со все более проявляющим упрямый характер моим сыном Стасей. «Да он же воск! — говорила она мне. — Что ты на него кричишь?» И действительно, в ее руках он был просто шелковый. Одним словом, и в плане общения, и в плане воспитания сына я получила большую опору и облегчение. Так у меня появилась по всей следующей жизни подруга... ...Для меня самыми замечательными творческими удачами Ярцевой и Батенина были две их совместные работы в спектакле «Не все коту масленица». Размашистый и удалой и в то же время застенчивый Ипполит — Батенин. Да я готова поклясться, что эту его работу можно было показывать где угодно: на «Золотой маске» в Москве, на гастролях в Париже... Как он пел: «Черный ворон, что ты вьешься?»! Хотелось одновременно смеяться и рыдать от восторга. Эх, не пришло его времечко! Не вернешь... А Нина?! Характерная актриса со вздернутым носиком, как она была хороша в Агничке. Хорошенькая! И точная — настоящая актриса Островского, такая, какой великий драматург написал свою Агнию. Они оба были именно из московской жизни: приказчик Ипполит и купеческая дочка 20 лет. Да-да, именно 20. Какие там 37! Легкая, озорная, хохотушка. Вторая их работа была самостоятельная — чеховский «Юбилей». Фонтан, фейерверк находок! Дуэт Батенина (Шипучин) и Ярцевой (Мерчуткина) был не просто талантлив, он был гениален... Представляю, какими находками были эти спектакли для дирекции, если их гоняли по городам и весям Дальнего Востока. Наши выездные, не считая городов и городков, это поселки и села. Ягодный, Хурба, Пивань и несть им числа. Нина Ярцева за почти полвека работы в Комсомольском-на-Амуре драмтеатре сыграла более 130 ролей. Одним из ярких ее воспоминаний было выступление в спектакле «Правда хорошо, а счастье лучше» А. Островского с народным артистом СССР Василием Васильевичем Меркурьевым. Дебютировав На гастролях в Комсомольске партнером Меркурьева была Нина Николаевна Ярцева в роли Фелицаты. «У нас в театре такой актрисы нет», — сказал Василий Васильевич. Второй оригинальной работой Ярцевой было участие вместе с дочерью Евгенией в спектакле «Влияние гамма-лучей на бледно-желтые ноготки» по пьесе Пола Зиндела, поставленной на сцене своеобразного театра КнАМ. На сайте этого театра, руководимого талантливой Татьяной Фроловой, много фотографий, свидетельствующих и об оригинальности постановки, и об оригинальности исполнения главных ролей. В 2005 году, когда отмечался ...В начале сезона я получила роль в довольно слабой пьесе дальневосточного автора Н. Рогаля «Июнь-Корань». Это было одно из первых произведений о знаменитом бое конца Гражданской войны на Волочаевской сопке, так называемых Волочаевских дней. В пьесе действовали герои этой войны Блюхер, которого играл Виктор Уменушкин, и Постышев в исполнении вновь приехавшего Александра Лаврухина. Тогда считалось, что это очень ответственно — изображать на сцене реально существовавших важных людей. Были в пьесе и обязательные японские и американские шпионы. Такую шпионку, мисс Джексон, я и играла. Пьеса мне не нравилась, зато нравился костюм, сшитый по моде Право же, нелегко восстанавливать в памяти содержание пьес-одиночек, которых мы досыта наигрались в городском драматическом театре. В программках сохранились названия: «Чемодан с наклейками», «Дневник женщины»... С приездом в театр новой группы неплохих актеров репертуар явно посвежел. Появились новые возможности и надежда на хорошие и даже классические пьесы. Занята я была в том сезоне зверски. В ноябре в репертуарном плане у меня было 25 спектаклей за месяц. Одновременно шли репетиции «Замка Броуди» А. Кронина, премьера которого состоялась 23 ноября, так что нагрузка была по полной программе. «Замок Броуди» сделали за 23 дня. Мы с художником Ириной Эгерт решили воспроизвести в костюме для Нэнси картину Лиотара «Шоколадница». Может, и не очень оригинально, зато красиво. Поначалу спектакль шел с аншлагами, что не всегда бывает. Я играла как всегда — не очень плохо, не очень хорошо. Владик в маленькой роли Дениса — жениха старшей дочери, был красив, а большего и не требовалось. К Новому году мы с ним получили С начала года усилилось государственное давление на театральное искусство. С нашего театра сняли еще 10 тысяч дотации. Осталось 26, а несколько лет назад было 78. Целый ряд периферийных театров «в порядке эксперимента» вообще перестали дотировать. Многие театры по РСФСР расформировали. «Василиса Мелентьева» Наконец-то начались репетиции долгожданной «Василисы Мелентьевой». Это вам не поделка местного автора, это даже не историческая мелодрама Алексея Константиновича Толстого, а высокохудожественная историческая драма Александра Николаевича Островского. Все персонажи одновременно реалистичны и сценически ярки. Василисы, правда, были слегка подержанные... Что поделаешь, это закон провинциального театра: здесь подолгу работают актрисы, которым в молодости не удалось перебраться в театр посолиднее. Партнером обеих Василис был мой муж Владислав Батенин, получивший наконец отличную роль Андрея Колычева. Думаю, что с партнером обеим актрисам повезло. Нет, вовсе не потому я это пишу, что он был моим мужем. Батенин был актер, что называется, милостью Божьей. Ни одна его роль не создавалась «типажно», а всегда в ней были придумки, изюминки. По-настоящему его оценить могли только равные по таланту режиссеры (каким был, например, в Липецке народный артист РСФСР, лауреат государственной премии СССР М. А. Гершт). Кроме всего прочего, Батенин был еще и красив. Но трагедия его была в невозможности полностью реализоваться в весьма среднем актерском и режиссерском окружении провинциального театра. Из других исполнителей в том спектакле помню заслуженного артиста РСФСР Павла Степановича Баканова, комедийного актера, много лет прослужившего в этом театре. Он переиграл в пьесах А. Н. Островского все знаменитые роли своего амплуа: Кудряша в «Грозе», Аркашку Счастливцева в «Лесе», Шмагу в «Без вины виноватых». Вот только, как он сам говорил, никак не удавалось сыграть Робинзона в «Бесприданнице». И вот в 1958 году он все-таки сыграл и эту роль. Царицу Анну мы играли вдвоем с Еленой Кравцовой. ...С удовольствием наряжались в тяжеленные царские одежды. Слава нашим художникам и портнихам! Золотыми их руками нашивались на царские бармы «жемчуг» и «драгоценные камни» (стразы), каждый камешек отдельно. Одежду также украшали круглые золотые пуговицы, непременная принадлежность древнерусского костюма. На голову надевался роскошный кокошник с изумрудами и другими камнями, из-под которого свисали длинные жемчужные поднизи. На ногах красные сафьяновые башмаки. Одевшись, с волнением мы брали в руки ширинку — белый шелковый платок. Ну чем не сказка?.. ...В январе Наши вторые гастроли летом 1963 года снова начались в Николаевске-на-Амуре. Как было приятно еще с борта теплохода увидеть знакомые лица наших прошлогодних хозяев, симпатичных Николая и Ольги Шалимовых. Они пришли нас встречать всем семейством с двумя ребятишками. Мы сразу почувствовали себя дома, тем более что хозяева вскоре уехали в отпуск, по-видимому, уже полностью нам доверяя... ...Я хорошо помню столик в углу у окна, где мы с Владиком после спектакля за бутылкой настойки из дальневосточного лимонника проводили по полночи, обсуждая все на свете: спектакль, книги, музыку, вообще жизнь. Это, без преувеличения, было самое счастливое время моей жизни. Театр делал полные сборы. Играли «Василису Мелентьеву», «Замок Броуди» и «Июнь-Корань». А попутно репетировали пьесу Леонида Леонова «Метель». Остров Сахалин До Сахалина мы хорошо побродили по окрестностям внутри Хабаровского края. Тыр, Чея, Херпучи — места богатых золотоносных месторождений. Облазили драгу, трехэтажную машину по добыванию золота... Осмотрели и более примитивный способ добычи: мытье золота гидромонитором... Люди здесь, как мне показалось, совсем другие: было ощущение, что мы попали в какое-то далекое будущее, описанное фантастами. Может быть, сказывалась их высокая квалификация, а может, что-то другое. Первое впечатление от острова я получила в порту Москалево, где мы высадились. Кругом песок, песок, песок... На мой взгляд, порт Москалево был самым неприспособленным для жизни человека местом на Земле. Ни одного дерева, ни травы, ничего. Из Москалево мы поездом отправились в Оху. Рядом с трущобами времен чеховского путешествия на Сахалин кварталы современных домов. Улицы освещены, и по ним ходят молодые нефтяники-специалисты, больше всего ленинградцы и азербайджанцы, очень элегантные и симпатичные. Нас поселили в домике дачного типа: четыре комнаты, ванна, газ. База была на севере острова в Охе, где мы играли месяц, причем целый месяц были аншлаги! Конечно, не тысячный зал, всего 460 рублей полного сбора, но актерам-то важен полный зал. Совсем другое настроение! За Хабаровск боялись, нам предрекали 40 % зала, и то, мол, скажите спасибо. Ничего подобного, на «Замке Броуди» вообще были аншлаги, и на других спектаклях зал не пустовал. Все-таки сбор, что ни говорите, барометр зрительского интереса и оценка нашей работы. Путешествовали по Сахалину мы необычно — по узкоколейной железной дороге. Спали, как моряки, в подвесных койках, расположенных вдоль вагона. Узкая колея раскачивала поезд, и приходилось с непривычки крепко держаться за края экзотического ложа, чтобы не вывалиться. Не до сна было! Александровск и Южно-Сахалинск хранили память о японском присутствии: то и дело попадались остатки японских домиков и пагод. Сезон 1963/64 Сбор труппы состоялся 4 октября. Наше обиталище Дом культуры судостроителей за лето капитально отремонтировали и даже несколько модернизировали и принарядили: стенки покрасили в разные цвета, повесили новые занавески, расставили какие-то тонконогие кушетки. В труппе появился новый очередной режиссер, он же актер Валерий Александрович Барский, с ним жена — актриса Галина Ивановна. Первой режиссерской работой нового режиссера стала «Совесть» по роману Д. Павловой. Пьеса, кстати говоря, как нельзя лучше подходила к образу самого Валерия Александровича, как он нам показался. Строгий, несколько сдержанный, он не допускал никакого панибратства с актерами, но был всегда предельно корректен. Мы сразу определили: наш человек. Сезон открыли 19 октября обновленной «Метелью». Побывал у нас кто-то из московских критиков. Смотрел «Маскарад», «Обыкновенного человека», «Совесть». Кое-кому крепко досталось. Но наша «Совесть» ему очень понравилась. А что, мы актеры неплохие. Но вообще в театре стало довольно противно: группировочки, интрижки, шепотки. Раньше этого не было. У нас с концом этого сезона кончался договор, и мы твердо решили уезжать. Списались с несколькими театрами, но положительно нам ответил только Таганрог. Однако наши разговоры об отъезде наткнулись в театре на твердое неприятие. Директор Борис Наумович Герцберг сказал: через мой труп. А из Таганрога требовали документы... Тем временем выпустили «Любовь Яровую». Я свою роль Пановой играла с удовольствием, нацепляла всякие цацки, паричок завитой надела. Но это же смешно: какая я Панова? Я — Нина Заречная. Я вообще чеховская актриса, а Чехова не ставят! Нас с Батениным заняли в откровенно конъюнктурной драмоподелке по роману некоего А. Андреева «Рассудите нас, люди!». Премьера состоялась 11 апреля 1964 года. Нас обоих хвалили, я получила благодарность в трудовую книжку, а Владик грамоту управления культуры. Но это уже были директорские штучки, чтобы нас удержать. Говорили, что, дескать, еще год-два, и Батенина будут представлять к званию. Зарплату не предлагали, знали, что не клюнем. Били на совесть. А нам хотелось тепла. Из Таганрога писали, что едут на гастроли в Керчь, Симферополь, Ростов. Мечта! Последние гастроли 9 мая 1964 года мы в третий раз выехали на гастроли в Николаевск-на-Амуре, но, увы, в другом настроении... Мне просто осточертел этот город с его грязным рестораном, запыленной библиотекой в Доме офицеров и холодным амурским ветром. Весь месяц гастролей было холодно. Мы уехали из уже зацветающего Комсомольска, а здесь вновь натянули на себя теплые носки и свитера. К тому же, тоска по детям, оставленным в детском доме. Одним словом, плохо было. А театру было хорошо. Он проходил просто на ура. Были почти сплошные аншлаги. Я вводилась на роль Киры в «Обыкновенном человеке» Л. Леонова, которую должна была сыграть в Магадане. Шли репетиции хорошей пьесы В. Розова «В день свадьбы», где у нас с Батениным были главные роли. Магадан 15 июля мы отправились пароходом в Магадан. Это были ответственные полуторамесячные гастроли. Ответственные, потому что сюда кроме Сахалинского драмтеатра никто никогда не приезжал. Сами магаданцы довольствовались продукцией собственного музыкально-драматического театра. Кроме того, предстоял юбилей Магадана, и мы планировали участие нашего театра в празднике. Открылись мы «Маскарадом». Народу было много, но не аншлаг. Принимали хорошо, но не восторженно. Вообще прогнозы были довольно суровые; Магадан, оказывается, тогда занимал первое место в Союзе по удельному весу людей с высшим образованием среди жителей. Волновались, конечно. Мы сюда привезли аж 11 названий, стало быть, надеялись пройти прилично. Тем более что перевозка нас и декораций обошлись директору Герцбергу дорого. А магаданцы спесь-то с нас посбивали. После более или менее приличного открытия первые дни мы играли вообще при пустых залах. Потом администрация зашевелилась, стала организовывать коллективные походы... Вадим Алексеевич Козин В Магадане... мы побывали в гостях у местной знаменитости, да что там, у всесоюзной легендарной личности — певца Вадима Козина. Ему исполнился тогда 61 год. Знаменитый певец, чей звонкий выразительный тенор, богатый красками, мог быть и мягким, и суровым, пел с Марлен Дитрих и с французом Шевалье, и с многими другими знаменитостями эстрады 30–40-х годов. А судьбой Вадима Козина стала Колыма... ...У Козина в Магадане скромная квартира в Школьном переулке, в «хрущевском» доме. Сколько комнат, не знаю, мы были в одной, вернее в кухне, где от пола до потолка на самодельных стеллажах коробки с магнитофонными лентами: записи его песен. На пианино дремал большой кот. Мы, конечно, чувствовали себя скованно: слишком много мифов и предрассудков было связано с именем знаменитого певца. Беседа была почти формальной. Вадим Алексеевич вежливо поинтересовался, как идут гастроли, а мы не решились расспрашивать его о чем бы то ни было и очень скоро ретировались. Но факт остается фактом: мы там были! Вадим Алексеевич Козин скончался в 1994 году в возрасте 91 года. ...Все! Мы отправили контейнер с вещами в Таганрог, сердечно распрощались с Евгением Николаевичем Беловым, несколько более сухо с Герцбергом, который попортил нам кровь, со слезами распрощались с Ниночкой и Женей и отбыли наконец на стыке августа и сентября в Москву. Кто бы мог подумать, что совсем скоро, всего через полтора года, мы вернемся? (Продолжение следует) Елена БАТЕНИНА
Журнал «Словесница Искусств» представляет страницы книги Елены Батениной, где актриса описывает период жизни и работы в Комсомольском-на-Амуре драматическом театре, который пришелся на 50–60-е годы XX века. |
|||
|
|