Словесница Искусств

Незакатной белой ночью в ресторане Якутска сидела хорошая компания. Душа ее — невысокий, крепкий человек в тяжелом шлеме блестящих черных волос. Лицо его настолько характерно, что обознаться невозможно. Поэтому, угадав его, за соседними столиками, золотозубо улыбаясь, шли заказывать оркестру его нестареющие хиты.

Сам же Кола Бельды, а это был он, в это время сосредоточенно шаманил над увесистым свежим сигом. Очищенную рыбину надо отделить от костей и мелко нарубить тяжелым ножом. Получается замечательная тала — нанайское национальное блюдо. Друг Кола, журналист телепередачи «Время» Лёня Кушнаренко, всё же не выдержал — сдобрил свою порцию уксусом, бросил щепоть соли с перцем. «Мировую закуску испортил», — с сожалением качнул копной смоляных волос Кола, потянувшись за ледяной, запотевшей бутылкой...

С Николаем Ивановичем Бельды мы с Леонидом познакомились на фестивале народов Севера в Москве. Практически в первую же встречу Кола предложил сделать пластинку с записью хотя бы одной песни всех двадцати четырех ( 26?) малых народов Севера: нанайцев, чукчей, саамов, коряков, хантов... О том, как собирались и отбирались песни, как «проверял» их Кола на гастролях в далеких таежных поселках, тундровых «красных чумах», можно писать отдельно. Русский вариант песен делали Лёня и я.

Музыкальную обработку осуществил молодой талантливый московский композитор Александр Лавров. Работа эта была очень интересной и необычной. С одной стороны, хотелось, чтобы русский вариант был как можно ближе к оригиналу, слова которого были необычайно свежими и яркими. С другой — хотелось, чтобы песни были доступны массовому слушателю. Так, например, одна из песен в оригинале называлась «Девушка с лицом цвета коры лиственницы». Красиво, экзотично, очень точно! Но как уложить это определение в песенную строку...

Интересно было наблюдать за этой троицей. Спокойный, увалистый, как медведь, Лёня Кушнаренко, совсем молодой — это была его первая пластинка — Саша Лавров. И подвижный, как ртуть, жестикулирующий, стремительный Кола. «Лебедь, рак и щука»- смеялась я. И удивительно — в результате совместной работы этих трех непохожих людей появились песни, полные очарования и нездешней прелести. Сумели ли мы сохранить их экзотическую красоту? Как приняли их слушатели?

Кола раздаривал записи этих песен, и мы удивлялись потом, что они с успехом крутились у нас по «северам». Слушали их в Канаде и на Аляске, в Финляндии и Швеции. И даже в далекой стране Чили, где во время очередной «кругосветки» Леонид подарил ее радиостанции города Пунта-Аренас. Оказывается, у жителей этого городка есть общие национальные корни с нашими северянами.

Сам Кола, хоть и жил в Москве, большую часть времени проводил на гастролях. А по возвращении рассказывал необыкновенные истории — рассказчик он был отменный. «Ну, до чего же дикие эти французы! На гастролях в Париже после концерта стали щупать мой костюм, украшения, сапоги... А одна мадам всё норовила за волосы схватить — свои, настоящие?»

Сценический костюм Кола, в роскошных белых песцах, неповторимого тембра голос, манера исполнения — запоминались с одной встречи, с первого концерта. Одна московская фабрика даже выпустила куклу, копирующую внешность и сценическую одежду певца. Игрушка так и называлась — Кола Бельды.

Надо сказать — и манеры, и исполнение — это не был «имидж», как принято теперь говорить. Кола-артист ничем не отличался от Кола-человека. Азартный, темпераментный — он был таким и в жизни. Кстати, еще подростком, чтобы попасть добровольцем на фронт, Кола в анкете изменил год рождения. Так и остались в военном билете и паспорте разные даты.

В наши нечастые встречи, где бы они ни были, разговоры всё время перемещались на одну и ту же тему — возвращение на Дальний Восток. Хотя именно в Москве Кола Бельды «проснулся знаменитым» после выступления на стадионе в Лужниках. В Москве он сложился как артист, стал популярным и знаменитым. Дом, семья, друзья — всё это в Москве у него было. И всё же...

...В ту незакатную летнюю ночь в Якутске к нашему столику все время тянулись люди — просто чтобы сказать что-то хорошее, пожать Кола руку, попросить автограф. А потом вдруг откуда-то взялся ворох лесных цветов — душистых, нежных, мокрых от росы. А букет в Якутске — вещь куда более редкая, чем марочный «Двин», например...

На следующий день, вечером, на городском стадионе давали заключительный фестивальный концерт. Кола пел про тундру, про оленей. Несколько раз выходил на аплодисменты, но стадион не отпускал, продолжая скандировать. И тогда Кола вновь подошел к микрофону. Публика уже затихла, а он всё молчал, словно раздумывая. И вдруг, речитативом, сперва еле слышно, а потом всё набирая голос, запел: «Почему это птицы на Север летят, если птицам положено только на Юг?»

Голос его в эти мгновения был похож на птичий клич: гортанный, полный надежды и стремления к свободе... Где-то на середине песни Кола вдруг резко оборвал пение. Стадион еще несколько секунд сидевший, затая дыхание, вдруг взорвался криками и рукоплесканием. Кола быстро покинул сцену, скрылся за кулисами. Леонид, любивший и часто певший эту песню, сидел, не двигаясь, пристально глядя на зеленое поле стадиона.

Мы больше никогда не слышали, чтобы Кола повторил эту песню Владимира Высоцкого. Смысл, вложенный Кола в ее исполнение, мне открылся значительно позже. Но тогда, до его внезапного прощания с Москвой, «перелета» в Хабаровск, на свою малую Родину, оставалось еще три года.

P. S. Когда пришла телеграмма о кончине Кола Бельды, мой муж Леонид Кушнаренко был тяжело болен. А через какое-то время он ушел из жизни. Следы Саши Лаврова теряются где-то в Европе. От того времени у меня остался только диск с нашими песнями, недавно выпущенный в Японии. Хорошо, что успели записать его.

Юлия ГОРЖАЛЦАН,
поэтесса, журналист (Москва)