Вячеслав Львович Соболевский, пианист, заслуженный артист России. Выпускник Одесской государственной консерватории, лауреат всесоюзных конкурсов исполнителей. На Дальний Восток приехал в 1960 году. В его трудовой книжке единственная запись: «Хабаровская краевая филармония».

Вячеслав Львович убежден, что он счастливый человек. На вопрос «Почему?» отвечает: «Я всю жизнь занимался любимым делом. С возрастом появлялись новые желания, но и они практически всегда реализовывались. Играл сольные концерты с симфоническими оркестрами высоких категорий, с дирижерами всемирно известными, объездил весь Советский Союз, многократно выступал в Канаде, Японии, США, Китае. Писал музыку, тексты песен и романсов, издал сборник „Все мои песни о любви“. Написал даже что-то вроде пьесы — „Роман с театром“, и Хабаровский театр музыкальной комедии ее поставил. Выступал в роли режиссера в эстрадных концертах и т. д. и т. п., и вот на склоне лет задумал записать то, что пока помню, и пишу в надежде, что кому-нибудь и это будет интересно...»

В. Л. Соболевский пишет воспоминания, в которых несколько разделов, посвященных поездкам по республикам бывшего Советского Союза, позднее — по дальнему и ближнему зарубежью, а также встречам с великими музыкантами и просто интересными людьми. Начиная с этого номера мы будем публиковать отдельные страницы рукописи.

Плохое пусть забудется, хорошее припомнится...

Писать о себе всегда трудно... Писать о себе скромно?.. Писать о себе в восторженных тонах? Полный идиотизм! Ведь остатки совести и минимальная интеллигентность, надеюсь, еще квартируют. Найти «золотую середину»? Решил — буду писать хорошо. И будь что будет...

...Сегодня очень трудно подтверждать, что ты не верблюд и у тебя что-то получилось в жизни. Два диска, что вышли в Канаде, уже разошлись и в Канаде, и в Америке, и в Хабаровске. (Было бы здорово, если бы мои воспоминания подтвердили эти CD. Читатель мог бы прерваться и увидеть огромный зал в центре Ванкувера, рукоплещущую публику...) Прошло немало лет. Недавно я еще раз послушал эти записи и сделал для себя вывод, что и сегодня их можно слушать, и уж то, что это
не стыдно — абсолютно точно.

Сохранились и записи на радио, сделанные на протяжении столь долгого отрезка времени (40–45 лет) и, естественно, имеющие разное качество — и техническое, и исполнительское. Многое зависело от роялей, на которых исполнялось записываемое, а это очень важно — не всегда они в Хабаровске отличались хорошим качеством. Только последние 20 лет появился в филармонии концертный рояль «Стенвей», а потом еще два благодаря поддержке губернатора края. До этого ничего подобного в Хабаровске (да и на всем Дальнем Востоке!) не было. Нет сегодня такого рояля ни на радио, ни на телевидении. Да он там, как я понимаю, и не нужен теперь. Печально...

За 40 с лишним лет на каких только инструментах я не играл! В городах, селах, иногда зимой в размороженных клубах с ледяной клавиатурой инструмента. Или летом, не помню в каком клубе, когда во время концерта из клавиш выскакивали тараканы, я их смахивал и правой, и левой рукой и, не останавливаясь, продолжал играть. К счастью, гастрольная жизнь так складывалась, что рядом с концертами-«трюками» соседствовали выступления в великолепных концертных залах с хорошей акустикой, превосходными инструментами и музыкально образованной публикой. Подобные концерты давали сильнейший толчок к дальнейшим занятиям и убеждали в правильности выбора профессии и в ее необходимости кому-то еще ...кроме самого исполнителя.

...1989 год. Аляска, город Анкоридж. Я впервые услышал необычный для себя вопрос: «Сколько вы стоите, мистер Соболевский?» А началось все с того, что летом в Хабаровске прошел слух о первом чартерном рейсе в Анкоридж. Родилась мысль использовать данное событие в благих целях. Я напросился на прием к Алексею Климентьевичу Черному с предложением включить в культурную программу визита камерный оркестр «Серенада» под управлением Виктора Тица. Черный не возражал, но на всякий случай переадресовал меня к В. И. Ишаеву: «Иди к нему. Он руководит этой поездкой». Ишаев тоже не возражал, но при условии, что деньги на дорогу в оба конца будем искать сами. Я согласился. Пообещал двум молодым бизнесменам поездку в США в составе камерного оркестра, если они возьмут на себя материальные расходы на дорогу. В те годы попасть в США у начинающих бизнесменов надежды было мало, и они приняли предложение. Взяв футляры от флейты и гобоя (для конспирации), влились в коллектив камерного оркестра «Серенада».

Делегация была большая — полный самолет ИЛ-62. Музыкантов разбирали хозяева квартир прямо в аэропорту. Кому-то из нас повезло больше, кому-то — меньше. (Я имею в виду дома, хозяев и расстояние жилья до центра Анкориджа.)

Мне довелось попасть в семью аборигенов Аляски. Совсем незажиточное семейство, глава которого руководила местным ансамблем, дававшем концерты в отеле «Хилтон». Причем создавалось впечатление чего-то близкого и родного — будто выступал ансамбль наших представителей народов Севера. Один к одному.

Утром моя хозяйка ставила в машину пару больших кружек жидкого и дешевого кофе, спрашивала: «О, кей?» Я отвечал: «О, кей!», и мы, не позавтракав, отправлялись на запланированные концерты по школам. Наличие в каждой школе симфонического оркестра с таким инструментарием, о котором наши профессионалы могли только мечтать, приводило в состояние восторга и горечи одновременно: мы радовались за детишек и огорчались, что можем только посмотреть на подобные инструменты...

В первый же день устроители культурной программы нашего пребывания предложили Виктору Тицу участвовать отдельным номером в большом концерте музыкального факультета университета. Виктор Тиц поставил условие: оркестр выступает только сольной программой в самостоятельном концерте, который и состоялся на следующий день. Мне тоже предложили принять участие в сборном концерте вместе с американскими музыкантами. Я согласился, и меня как «сюрприз для публики» поставили в финал. Блестящая акустика зала и хороший «Стенвей» воодушевили, да и подводить устроителей концерта было нельзя. Нас приветствовали везде улыбками, добрыми словами, рукопожатиями, дарили сувениры, приглашали в дома. На следующий день состоялся концерт камерного оркестра «Серенада», в программе которого прозвучал Двойной концерт Баха, где солистами выступали педагог колледжа искусств Мелита Шальтис и я. Словом, выступление хабаровских музыкантов было успешным, резко изменило отношение к музыкальной делегации чартерного рейса из малоизвестного для жителей Анкориджа города Хабаровска.

Еще через день моя хозяйка на пальцах объяснила, что меня просят посетить Ассоциацию концертного объединения Анкориджа. И мы вновь с двумя кружками жидкого и не очень черного кофе отправились в офис этой конторы. Там-то я и услышал вопрос о своей себестоимости...

Я, конечно же, вопрос понял сразу, но что отвечать? Что мой концерт в России стоит 43 рубля 50 копеек? Если бы так ответил, меня никто бы не понял. Пришлось выкручиваться. «Видите ли, я не мальчик, чтобы получать за свой труд самую низкую плату, но и на самые высокие ставки не претендую». «О, кей! — ответил менеджер. — У нас начинающий гастролер получает 1 500 долларов за концерт. Белла Давидович, именитая ваша пианистка — 13 000. Вам мы предлагаем 7 000 долларов. Если вы согласны, то мы тут же подпишем контракт на концерт 7 января 1991 года. Вы свободны в это время?» Господи! Конечно же, я был свободен! Конечно же, я был согласен!

Пока мы пили кофе (настоящий, черный, вкусный) и говорили о реакции публики на наши концерты, контракт был напечатан и подписан. У меня до сих пор хранится этот документ, подтверждающий мою стоимость. Когда мы прилетели в Хабаровск, в аэропорту встречала Ирина. Меня просто распирало от осознания собственной значимости — я стою 7 000 долларов!

Но... Надежды наши были перечеркнуты действительностью тех лет. Рухнул СССР, и «вольную» получили многие страны, лавина музыкантов хлынула в США на заработки, и оказалось, что у американских исполнителей возникли проблемы с работой, их профсоюз и обратился к президенту, чтобы он своей властью изменил положение дел. И президент изменил: на приезд музыкантов из бывшего СССР была установлена квота — 200 человек и не более. В год. В это число входили и оркестры, и оперные солисты, и инструменталисты, в основном лауреаты международных конкурсов. (Это позднее все стало проще и доступнее, а в 1991 году...) Художественное руководство Анкоридж-концерта с искренними извинениями и надеждой на встречу в будущем «временно» отменила условия контракта. А через год я узнал, что 7 января 1991 года в Анкоридже в концерт-холле играл американский пианист Игнат Солженицын — сын нашего писателя. Перед слушателями было выполнено обещанное — играл русский...

Клянусь, я не очень-то и расстроился, потому что к тому времени появились новые встречи, новые контакты, обеспечивавшие мне в предстоящие (около 20 лет!) великолепные концертные поездки по Канаде, Америке и Япониии, где помимо концертных выступлений обязательными были и мастер-классы, на которые записывались от мала до велика (возраст — без ограничений!). Интерес к русской исполнительской школе всегда был и есть необычайно велик.....

Определенную роль в активизации зарубежной исполнительской, педагогической, общественной деятельности сыграли зародившиеся в конце 1980-х — начале 1990-х годов зарубежные связи с городами-побратимами Портлендом (США), Викторией (Канада), Ниигатой (Япония), Харбином (Китай). Дружеские визиты делегаций лесников, радиолюбителей, музыкантов сближали людей, рождалось глубокое понимание смысла слов «народная дипломатия», очень скоро приведшая к товарищеским, личностным отношениям, которые длятся уже около 20 лет и принесли много интересного в мир контактов.

...Портленд. Штат Орегон. При первой встрече с представителями ОМТы (организация педагогов-музыкантов) мы поняли, сколько у нас общего в вопросах профессионального творчества и насколько разные возможности в жизни. Но ясно было одно: мы любим музыку, верим в ее силу воздействия на людей и должны многое сделать во имя объединения!

Так родилась мысль о создании программы «Музыка без границ», цель которой сводилась к налаживанию контактов между педагогами-музыкантами и их учениками, живущими в штате Орегон и в Хабаровском крае. Инициаторами программы выступили трое: Дороти Фэлман (Портленд) — педагог музыки, известный далеко за пределами Орегона, и мы с Ириной. Соответственно и взвалили на себя основные обязанности по реализации программы. Их оказалось немало. Но нам активно помогали Татьяна Николаевна Иванова (отдел международных связей при мэрии города), директора музыкальных школ (бывшие наши студенты) — Татьяна Игнатьева (ДМШ № 4), Светлана Кикоть (ДМШ № 7), Людмила Дьяченко (ДМШ № 1) и др. Общими силами мы принимали у себя делегации (все приезжавшие жили в наших квартирах, где и питались), устраивали концерты, показывали город и его великолепные окрестности. Мы все старались, чтоб нашим гостям было интересно и Хабаровск чтобы понравился.

В ответ на наше гостеприимство они отвечали не менее сердечными приемами. Используя свой авторитет Дороти тоже сплотила команду энергичных,
высокопрофессиональных педагогов. Так продолжалось несколько лет. Наши дети играли в Портленде с симфоническим оркестром, американские дети — с Дальневосточным симфоническим под управлением Виктора Тица. Все были счастливы: каждый год обменные гастроли, поездки. В последний раз билеты были куплены на 15 сентября 2002 года, но события 11 сентября все перечеркнули — родители наших детей отказались от путешествия по вполне понятным причинам — слишком страшным было событие того дня...

Хотя американцы продолжали летать к нам (правда, уже без учеников). Трижды прилетал замечательный пианист, профессор консерватории города Ла Гранд Мэтт Куппер, свободно владеющий жанрами классической и джазовой музыки, влюбленный в Хабаровск, в Дальний Восток, удочеривший русскую девочку и трогательно сообщающий о своих успехах в изучении русского языка на примере чтения «Каштанки», «Му-Му», а затем и Пушкина, Достоевского. В сентябре 2006 года прилетала замечательная женщина, хозяйка консерватории, дважды побывавшая у нас, — Рома Эйшер. Она привезла с собой исключительно одаренного исполнителя негритянских спиричуэлс Антони Брауна. Его выступление перед педагогами и студентами колледжа искусств вызвало огромный интерес. С камерным оркестром «Глория» играла органистка Ланетта Паул. Все эти встречи давали взаимное обогащение — духовное, профессиональное, неся понимание необходимости жизни такой программы.

Я помню какой фурор произвели выступления двух учеников Дороти Фэлман в нашем городе! Мальчики собрали полный концертный зал слушателей, играя два вечера подряд! Сольные программы были сыграны в первый вечер и с нашим симфоническим оркестром во второй! Бенджамин Ким и Роджерс Кейт. Первый из них сегодня — лауреат многих международных конкурсов, отмечающий в своих рекламных буклетах, что дорогу на большую сцену ему дал Хабаровск, публику которого он помнит и любит. А второй, закончив Гарвардский университет, работает в крупнейшем банке Америки и по-прежнему занимается музыкой. Расстаться с ней не может. Когда мы были в гостях у их родителей, мы увидели, как трепетно они берегут хабаровские афиши с именами своих детей. Мальчишки были в восторге от встреч, которые не сумело омрачить даже отсутствие горячей воды в течение семи дней их проживания в Хабаровске! Их пришлось проводить к друзьям нашим, в чьих домах была горячая вода, а иначе они отказывались одевать приличествующий выступлению наряд — настоящий фрак! Их сшили им родители специально для поездки в Россию...

Благодаря друзьям из Портленда мы многое увидели и узнали из того, что нам было особенно интересно. Мы имели возможность не просто сравнить разные системы музыкального образования (Россия — США), но и определить минусы и плюсы в них.

Американские педагоги, побывав на уроках в наших детских музыкальных школах, были потрясены масштабностью программ учебных, тем, как много дает школа ученикам. Наши дети помимо специальности — основного предмета — посещают еще несколько музыкальных занятий. У американцев нет ничего подобного. Есть частные студии, где один педагог в силу своей компетентности может на уроках давать элементарные представления о необходимых знаниях. И если наши дети в музыкальную школу ходят по расписанию, то американские — по договоренности с педагогом и в зависимости от материальных возможностей родителей. Уроки могут быть 15 минут, 30, 45 и т. д. — все имеет свою цену. Как сказала наша знакомая: «Я беру в студию только способных и материально обеспеченных детей».

При такой ситуации и отношение родителей несколько иное, чем у наших. Меня попросили дать мастер-класс на примере занятий с мальчиком, учившим концерт Прокофьева. На урок пришли: мама с видеокамерой, папа с магнитофоном, бабушка, дедушка, и все были при деле. Позднее нам объяснили, что дома всей семьей не раз еще посмотрят, послушают, сделают выводы, позанимаются и только тогда позвонят педагогу и договорятся об очередном занятии. Заплачены деньги! И мальчика тоже приучают к такому отношению — надо работать, и много работать, чтоб оправдать затраченное! Хотят родители иметь результат — просят уроки у известного педагога, но тогда и оплата совершенно иная...

Иногда я просто получал приглашение послушать ученика. Я с удовольствием шел на такие контакты, заранее зная, что «середняка» мне показывать не будут. Запомнилась встреча в музыкальном магазине, где продают рояли. Оформил эту встречу хозяин магазина прекрасно! При входе на улице висела моя афиша, были приглашены любители музыки и его покупатели (кстати, он — хозяин — подарил Дороти пианино в знак благодарности, что она рекомендует своим ученикам именно его магазин). А играл на этой встрече 10-летний мальчик. Чудо-ребенок! Отлично играл прелюдии Шостаковича, и если бы не внешний вид очаровательного мальчика, то можно было бы представить, что играет взрослый талантливый музыкант. Родители делали все, чтоб он получал блестящие знания. Но подобные примеры были довольно редки. Часто дети, исполнявшие музыку того или иного композитора, не знали элементарных сведений о нем, что в наших школах недопустимо.

Среди многочисленных встреч в Портленде особо запомнилась одна, отмеченная особой значительностью личности, пригласившей нас с Ириной в гости. Это был 90-летний Ариэл Рубштейн! В его квартире были развешены афиши с дарственными надписями Мориса Равеля, Сергея Рахманинова, Шаляпина, Горовца и многих других мировых знаменитостей, друживших с ним, бывавших в его доме, в котором посчастливилось побывать и нам. Осознание, что они были в этом доме, приводило нас в трепет! Будто прошлое материализовалось. Вот оно! Рукой подать!..

Ариэл Рубштейн был знаменитость исторического для Портланда масштаба. С его именем связано открытие музыкального факультета при университете, открытие и расцвет оперного театра. Нас встретил 90-летний хозяин квартиры — маленького роста, передвигающийся при помощи металлического ходунка, но обладавший огромным запасом интеллекта и говорящим на таком ярком, особого склада русском языке, которого мы и не слышали, а лишь смогли сопоставить (как читатели) с языком Бунина и Набокова. Кстати, редкий случай для американского дома — собрание книг. Ариэль не забыл русский язык, хотя без малого 80 лет прожил в Америке. Перед нами был образец настоящего русского интеллигента! Не обошлось без комплиментов. Он — нам, мы (как смогли) — ему. Он попросил рассказать нас о себе, что мы и сделали, стараясь не утомлять его, а он все расспрашивал и расспрашивал, выражая истинный интерес к приехавшим из России. Настало время и ему ответить на наши вопросы. И мы узнали, что учился в молодости Ариэл в Киевской консерватории, где в то время ректором был Рейнгольд Глиэр, сыгравший особую роль в жизни талантливого студента — он написал Луначарскому письмо с блестящей характеристикой и советом дать возможность Ариэлу Рубштейну продолжить музыкальное образование в Вене. Разрешение было получено, а далее Вена, Париж и очень скоро — Америка, Портленд. Отличный музыкант, блестящий администратор, организатор многих исторически знаковых дел в музыкальной жизни Америки.

Мне повезло, и я (по просьбе Ариэля) играл на его знаменитом рояле... А на следующий день его сын (музыковед и театральный критик) привез Ариэла на мой концерт. Я очень волновался, но, кажется, это и помогло — меня слушал Рубштейн! После концерта он сказал мне много хороших, профессионально интересных слов, поблагодарив судьбу, что еще раз послушал в живом исполнении русского музыканта русскую музыку. Его жизнь подходила к концу. В следующий наш приезд в Портленд его уже не было в живых. Остались воспоминания о нем, которые не исчезают из памяти — настолько сильны были впечатления от встреч...

Портленд — город роз. И праздник роз — один из красивейших. Там есть городской сад с названием Сад роз, где в довольно пасмурный дождливый день, гуляя под зонтиком и наслаждаясь тишиной и окружающей нас красотой, мы вдруг услышали громкие голоса и решили, что так говорить могут только люди из наших краев. Подошли поближе. Так и оказалось — с бутылками шампанского в руках гуляли наши, с Украины, отмечая свадьбу. Мир Портленда несколько обновлялся...

А далее судьба свела нас с Верой Кац — необычайно интересной, энергичной женщиной — мэром города Портленда, жители которого дважды отдавали ей свои голоса (более 80 %!). Мы даже побывали на ее обычном совещании актива, которое, как правило, транслировалось местным телевидением, где мог с вопросом или предложением выступить любой пришедший. Вера Кац, дав каждому не более трех минут, выслушивала и тут же определяла кому непосредственно из ее подчиненных поручить решение данного вопроса, и на следующем совещании эти люди перед телевизионной аудиторией... отчитывались. Практика нас буквально сразила! А мы все говорим, что все должно быть прозрачным. Должно-то должно, да...

При частной встрече Вера Кац подарила нам фарфоровую розу такого совершенного образца, что, когда мы с Ириной сели в самолет и она держала эту розу в руках, оберегая, подошла стюардесса и предложила: «Может быть, вам принести вазочку с водой, чтоб довезти такую прекрасную розу?»

Вячеслав СОБОЛЕВСКИЙ
Хабаровск