Я в пору ту пешком под стол ходила

Я в пору ту пешком под стол ходила
под небом, наливавшимся бедой...
А сестры на смерть провожали милых,
и сами — насмерть! — становились в строй.
Стреляли, перевязывали раны
и падали в ромашки головой...
О, сколько их, березок безымянных,
под самый корень срублено войной!

Я кукол пеленала самодельных.
Был наглухо зашторен белый свет.
А братья шли в прострелянных шинелях,
и на снега ложился алый след...

Наш квартирант безногий, дядя Паша,
мне отдавал свой сахар пайковой.
И ленинградка, беженка Наташа,
над похоронкой билась за стеной.

А я из старых платьиц вырастала...
Со мной военный горький хлеб деля,
меня крылом орлиным заслоняла
родная обожженная земля!

Я вся в долгу —
суровом,
неоплатном!
Всей жизнью я — в пожизненном долгу!
...Бреду в траве,
Ладони пахнут мятой,
и светятся ромашки на лугу...

Я так надежно прикипела к мирному,
что кажется — иному не бывать!
Растить цветы,
рубашки гладить милому,
на пишущей машинке стрекотать,
стихи писать,
день начинать с дороги...
И память неостывшую храня,
своей судьбой
продолжить тех, далеких —
в костре войны сгоревших
за меня!