Всю ночь я жгла большой огонь

Всю ночь я жгла большой огонь,
он был и яростным, и нежным.
Взрывался вспыльчивый валежник
и брызгал искрами в ладонь.
Всю ночь я жгла большой огонь...
Над золотою головой
струилось медленное небо,
и тишина сгущалась немо,
и пахло дымом и травой.
Светились над косой песчаной
большие звезды. И печально
звенела темная вода.
И мне казалось — так всегда, —
от первородного начала
прозрачно тишина звучала,
и белая луна качалась,
высвечивая облака...
Вокруг макушки тальника
под теплым ветром гнулись гибко,
серебряно плеснула рыбка,
текла усталая река...
Как будто теплая рука
прикрыла мир от смут, от споров,
и мир притихший и покорный,
казалось, замер на века...

Всю ночь я жгла большой огонь.
И показалось — у огня
из тьмы возникшая праматерь
стоит — похожа на меня!
Глядит в костер...
Тяжелый сноп ее волос
рассыпан смутно.
Спокоен взгляд
и лоб высок.
И длится долгая минута,
и искры сыпятся в песок...
Безмолвие... Ее рука
озарена летящим жестом:
она узнала это место!
Ее костер!.. Ее река!..
Моя праматерь и сестра
возносит тихую молитву
земле, что тишиной укрыта,
луне,
живой душе огня,
любви, прошедшей сквозь века...

Мне был пронзительно открыт
бессмертный мир ее молитв.

Ты спал у ног моих...
Она
в ночи исчезла тенью лунной.
А я всю ночь была полна
неторопливой женской думой
сама — как ночь и тишина...