Откройте любую книгу Арсеньева. Независимо оттого, куда вы устремитесь вслед за автором — на морское побережье или в отроги Сихтэ-Алиня, по Амуру, на Анюй или в долину Сучана, — все равно ощущение близости автора, опытного путешественника, старшего друга, не оставит вас ни на минуту. Это ощущение тесной связи с автором возникает не случайно. Оно в самом материале арсеньевских книг, в его строгой и доступной форме повествования, не оставляющей места для вымысла. Ведь чуть ли не каждую строчку он выходил, прежде чем она появилась на бумаге. В книгах Арсеньева вы почти всегда найдете точный адрес описываемых им селений, названия рек и озер, хребтов, перевалов, падей. Правда, жизнь внесла очень много поправок в то, о чем с такой завидной осведомленностью рассказал нам Арсеньев. Со страниц его произведений встает дальневосточная тайга с непролазными дебрями, с горными реками, опасными для путешественника, с бездорожьем, с дымными стойбищами полудиких кочевых племен, еще не знавших, что такое хлеб, с глухими медвежьими тропами, по которым шел исследователь в сопровождении нанайцев, орочей, удэ. Все это выглядит сейчас по-другому. Всю жизнь Арсеньев мечтал о том, чтобы оживить богатейший край, заселить его обширные земли. И не только мечтал! В архивах сохранились его докладные записки по вопросам переселения на Дальний Восток. Тысячи километров он прошел пешком сквозь тайгу как подвижник, нанося на карту огромные необжитые пространства. ...Как-то раз, возвращаясь из тайги, я встретилась с геологами, которые шли по одному из многочисленных маршрутов Арсеньева. Был вечер. Мы плыли по реке. Наша длинная лодка плавно скользила вниз по течению. Удэгейцы сидели, положив весла поперек лодки, и, отыскивая взглядом удобную косу, смотрели, где бы можно было пристать на ночь. Уже темнело. — Ого, какие-то люди ночуют! — воскликнул один из удэгейцев, заметив мелькнувший впереди огонек. Вскоре за поворотом из-за кустов показался костер. Мы причалили к берегу в тот час, когда люди готовили ужин. Это было временное становье геологов. Мы раскинули поблизости свой шатер и не стали разводить другого костра, порешив, что так будет веселее. Из беседы с геологами я узнала, что они все лето провели в тайге, поднимались по правым притокам реки, исходили сопки вдоль и поперек и теперь должны пройти еще по одному левому притоку. Александр Федорович — так звали самого старшего из них — долго рассказывал нам о богатствах здешней природы, и уже поздно вечером, в палатке, при свете фонаря, бережно раскрыв книгу в зеленом переплете, восхищенно заметил: — Вот замечательная книга! Читаю и перечитываю. Читал он Арсеньева — «В горах Сихотэ-Алиня». Я подумала тогда о том, сколь важно для писателя, чтобы интерес к его произведениям не исчезал как можно дольше. Но это был не простой интерес читателя, отдыхающего за хорошей книгой. Оказалось, что геолог внимательным образом изучал Арсеньева. — А как же вы думали... — пояснил Александр Федорович, — спросите любого геолога: кто из нас обходится без Арсеньева? Вот посудите сами. Представится вам случай пойти, скажем, на Самаргу или на Лефу. Неужели вы не прочтете Арсеньева перед тем, как туда отправиться? Конечно, прочтете. И книжку его возьмете с собой. И в пути будете по несколько раз перелистывать ее, обращаться к ней за советом. Я вот смотрю: завтра нам предстоит подняться по левому притоку, а Владимир Клавдиевич мне подсказывает, что за одну неделю, как мы рассчитывали, нам это не удастся. Это, знаете ли, писатель особого склада. И ученый, и путешественник, и художник. Да еще какой художник! Утром чуть свет мы расстались. Геологи отправились по своему маршруту. И оттого что накануне мы долго читали Арсеньева, и что книгу его взяли с собой, как лучшего проводника, ощущение близости автора было так велико, словно он сам шел где-то рядом. ...Осенью в горах Сихотэ-Алиня спорят между собой два времени года. На горных вершинах белеют снега, внизу, по распадкам, в долинах ключей еще мелькает живая зелень листвы. Здесь когда-то бывал Арсеньев. В этих лесах горели его костры. У слияния рек Буту и Хуту он терпел бедствия, умирал от голода. «Каждый раз, — писал он, — когда вступаешь в такой лес, чувствуешь некоторый страх, сознаешь свое бессилие. Тайга совершенно равнодушна к страданиям заблудившегося человека. Крики о помощи, на которые, как бы насмехаясь, будет отвечать эхо, привлекут только хищных зверей...» Со страниц арсеньевской книги встает труднейшая из его экспедиций. «...На берегу рос старый тополь. Я оголил его от коры и на самом видном месте ножом вырезал стрелку, указывающую на дупло, а в дупло вложил записную книжку, в которую вписал все наши имена, фамилии и адреса. Теперь все было сделано. Мы приготовились умирать». К счастью, этого не случилось. На помощь подоспели орочи из Тумнина и спасли участников экспедиции. Тяжелый поход Арсеньева от Амура к Советской Гавани длился долгие месяцы. Но вот теперь это расстояние поезд проходит за двадцать часов. От станции к станции тянутся леса, где ходил Арсеньев. Я решила сойти на остановке Уська-Орочская. Хотелось узнать: нет ли здесь орочей, которые помнят знаменитого исследователя? В селении мне сказали, что в Уське есть один старик — Трофим Федорович Акунка, который ходил спасать Арсеньева на Хуту. И вот спустя некоторое время мы сидим у него в комнате, беседуем. Трофим Акунка стар. Ему уже семьдесят с лишним лет. Несмотря на свою старость Трофим Федорович не сидит без работы. Помогает колхозу выделывать шкуры, починять сети. В молодости он был хорошим охотником и знал тайгу так, как мы знаем свой дом. — Капитана Арсеньева помню, — говорит он. — Знаю. Когда мы нашли его экспедицию в тайге, он сильно больной был. Голодом шел. Мы привезли много продуктов. Капитан Арсеньев стоял у костра близко. Худой был совсем. Потом голова, наверное, закружилась, упал так, назад — как дерево упал, сразу. Потом ничего. Дышать стал, кушать маленько стал. Я на него смотрел тогда. Ничего не понимал: зачем так страдать, куда ходить? — думал. — Тайга большая, заблудиться можно совсем. Тогда плохо... Теперь понимаю, зачем ходил капитан Арсеньев. Смелый человек был... ...В доме Джанси Кимонко собрались гости. Впрочем, в этом доме всегда кто-нибудь гостил. Приходили старики и старухи, подолгу жили племянники, приезжали приморские удэгейцы с реки Самарги, из Тернейской бухты. Кроме родственников Джанси Кимонко, которых я знала, за столом сидели незнакомые люди: старик и маленькая женщина. Когда я спросила Джанси, кто это, он живо отозвался: — Надо познакомиться. Это — Миону. А это его жена — Яту. Наши гости, приехали с Анюя. Так вот оно что! Я вспомнила, что ведь Миону Кимонко был проводником у Арсеньева. Джанси подтвердил это. В 1909 году Владимир Клавдиевич совершал путешествие по реке Сальму. Река привела его в долину Хора, где жил тогда Миону. Они встретились в верховьях Садомабирани. Миону ходил на соболевку, но тигры испортили ему охоту. «Миону был мужчина лет тридцати восьми, — писал Арсеньев, — невысокого роста, бедно одетый. Обветренное и загорелое лицо его и заскорузлые руки говорили о том, каким тяжелым трудом он добывал себе средства к жизни. В глазах его можно было прочитать тревогу и заботу, а в глазах жены — покорность судьбе...» В то время Арсеньев хотел воспользоваться тем, что Миону превосходно знал здешние леса и мог провести его к скалам Мэка. Но Миону был напуган тиграми, злыми духами. Он спешно погрузил на нарты свой скарб и исчез, оставив в жертву тигру привязанного к дереву щенка. Я спросила Миону: знает ли он, что стрелки Арсеньева отвязали тогда щенка, накормили его кашей и оставили у себя? Миону засмеялся: — Давно-давно был такой случай. Щенка оставлял. Потом не знаю, что получилось. Миону был теперь глубокий старик. Но силы не изменили ему и до сих пор. Он еще плавал на оморочке, мог провести бат с грузом и ходил бодрой походкой. — Арсеньев большой человек был, — вспоминал старик. — Все знал. Он не любил продукты в мешках таскать. Мука, крупа, сахар — все в железных банках. Я помню, так дело было. Через перевал шли в Хабаровск. Около реки встретили военных. Я так подумал: это, наверное, хозяева границы. Правильно? (Старик посмотрел на Джанси, поймал его утвердительный кивок). Они говорят: «Стой! Куда ходи?» Они думали, что мы плохие люди. Арсеньев говорит нам: «Давайте, ребята, покажите военным, чего несем». Военные все посмотрели. Потом Арсеньев свои бумаги показал. Он веселый человек был. Так говорил им: «Моя всегда такой контрабанка таскай». Тогда военные ему руку давали: «Ходи, капитан!»... Юлия ШЕСТАКОВА Материал написан в 1950 году к 20-летию со дня смерти В. К. Арсеньева. Печатается с сокращениями. Шестакова Юлия Алексеевна, дальневосточная писательница, автор многих книг о природе, освоении Дальнего Востока и его людях. Автор переводов стихов и прозы с якутского, нанайского, удэгейского, эвенкийского, болгарского, украинского, белорусского языков. В 2003 году Хабаровским краевым благотворительным общественным фондом культуры издана последняя книга Юлии Алексеевны Шестаковой «Встречи и расставания», в которую вошли рассказы и новеллы разных лет, страницы дневников, фрагменты неоконченной повести о детстве «Черная береза». |
|||
|