- В море словесности
- Литературные встречи
- Устье большой реки
- Подвижники нужны как солнце
- Что читали хабаровчане в 1895 году*
- Авантюрный роман об Амурской Калифорнии
- Ликвидатор неграмотности, журналист и писатель
- Размышляя о причине веры
- Людмила Миланич: «Это время – мое»
- «Сумел оморочку на Пегаса обменять…»
- Книги глазами художника Виктора Антонова
- Человек, построивший город
- «Люди перестают мыслить, когда перестают читать»
- Край читающих детей
- Визуальное осмысление вечной книги
- Овидий. Философия любви в рисунках Игоря Грабовского
- «Эдип тиран» Александра Мещерякова
- Счастливый человек Николай Усенко
- Посвящается Великой Победе
- Сила печатного слова
- Единое пространство культуры
- Знаки и символы нашей истории
- Дом народного творчества
- ЕВТУШЕНКО Владимир Павлович
В автобусах счастливые билеты Первое стихотворение Люда Миланич написала во втором классе, показала его учительнице. — Стихотворение уже не вспомню, а обида не забывается: она меня обвинила в том, что я списала у Ершова из «Конька-Горбунка». Наверное, просто ритм был похож. Мне всегда что-то писалось на уроках, но всерьез я к этому не относилась. Поступила в хабаровский пединститут, у нас на филфаке был литературный кружок, которым руководил Павел Николаевич Богоявленский. Мы его очень любили. И вот мы как бы заряжались друг от друга, много и горячо говорили... Я приходила оттуда и на крыльях вдохновения могла за вечер исписать стихами целую школьную тетрадку. Однажды товарищи по кружку попросили у Миланич тетрадки и тайком отнесли в «Молодой дальневосточник». На страницах этой газеты ее стихи впервые увидели свет. Из чего рождаются поэтические строки? Из наблюдений и удивления, из страданий и восторга, из любви и ненависти... Можно продолжать этот ряд. Напрасная затея пытаться отыскать начало той нити Ариадны, что ведет гармонию стиха по лабиринтам человеческой души. — Во время войны я носила домой судки с обедом, — вспоминает Людмила Ивановна. — Мне было лет семь или восемь. Отца-музыканта взяли на службу в военный оркестр. А мама очень болела, и отцу разрешили получать на нее в армейской столовой обед. Однажды я упала на скользкой дороге и разлила все, что было в судках. Дома как только ни утешали, я рыдала безудержно. Мне казалось, что я преступление совершила. Ведь маме нужно было как следует питаться. Спустя долгие годы об этом написались стихи, которые я не решалась читать вслух. Но однажды мы выступали с Василием Михайловичем Ефименко перед очень немолодыми уже людьми. И я осмелилась прочесть это стихотворение. Мы с залом плакали вместе. Очередь за хлебом, который выдавали по карточкам, хабаровчане занимали с ночи, потому что на всех не хватало. Стоять часами было тяжело, особенно на морозе. Однажды маленькая Люда прямо там, в очереди, потеряла сознание. Правда, голодными обмороками в те военные годы мало кого можно было удивить. Мама умерла, потом в доме появилась другая женщина. Поначалу Люда объявила мачехе войну. И только через много лет, уже сама став матерью, Людмила Ивановна напишет стихи — сдержанное, очень простое и потому пронзительное объяснение в любви той, у которой хватило терпения и женской мудрости стать для ершистой девочки-подростка второй матерью. Вот только нежности не хватило. Может, потому стихи у Миланич по-мужски скроены, да по-женски сшиты. Впервые людно было в доме, Так тихо и так горько пили, С сухими встретившись глазами,
Людмила Ивановна с детства хотела стать журналистом. Мечта сбылась, когда ее с третьего курса Хабаровского пединститута пригласили работать в газету «Молодой дальневосточник» учетчиком писем. Но вскоре она уже заведовала отделом учащейся молодежи. А потом произошла показательная по тем временам история, когда Миланич и еще несколько ее друзей-однокурсников обвинили в антисоветчине и исключили из института. Пришлось уйти из редакции, и коллеги «сосватали» ее в районную газету «Горняк Севера». Так Миланич оказалась в Чегдомыне. Через несколько лет, уже работая на Хабаровском краевом радио, Миланич довелось познакомиться с теми, чьи имена вошли в историю литературы Дальнего Востока. — В радиокомитете была старая мебель, обтянутая черной кожей, — диваны, кресла. В этих креслах кто только не сиживал. Николай Митрофанович Рогаль, который сильно хромал, — у него был туберкулез кости. О нем говорили: «Наш дальневосточный Николай Островский». Рогаль какое-то время писал, будучи прикованным к постели. Столько души и времени он отдавал начинающим литераторам! А Всеволод Никанорович Иванов — это такая была глыбища! Мне довелось как-то поехать с ним на встречу с читателями. Спрашиваю его: «Всеволод Никанорович, говорят, вы Куприна знали?» — «Да, друг мой, знал». — «Ну и как это было?» — «Я был гимназистом, мои стихи напечатали в самарской газете. Иду по улице, а по другой стороне с каким-то лысым человеком идет редактор газеты и кричит: „Сева, иди сюда!“ Познакомились. Этот лысый и был Куприн». Нетерпеливо спрашиваю Всеволода Никаноровича: «А дальше что?» Он: «Ну что? Водку пошли пить...». Еще я выпытывала у него: что такое конфуцианство? Как-то сунула нос в китайскую философию и поняла, что нечего мне там делать, потому что надо всерьез готовить себя. А Иванов тогда ответил: «Представь, идет трамвай, один пассажир говорит другому: „Вот этот у вас сейчас украл кошелек“. Вор возвращает кошелек хозяину. Хозяин открывает кошелек и дает какую-то сумму денег тому, кто указал на вора, а какую-то — вору. Это и есть конфуцианство». Он был и писатель крупный, и человек уникальной судьбы. Когда шел по городу, просто глаз не отвести — огромный, с палкой, которую вырезал и подарил ему еще один наш замечательный писатель и человек — Владимир Иванович Клипель. Однажды я по делу зашла в газету «Суворовский натиск». И как раз вошел Дед, как мы его называли, Иванов и сказал: «Какой сегодня серебряный день...» Во мне это так застряло, что по прошествии времени я написала стихи: Ваша светлость, серебряный день,
— Одна моя знакомая работала на Центральном рынке инспектором — собирала плату за места. Я с ней договорилась, чтобы там дали по радио объявление о сборе средств на памятник. Потом я обошла всех торговцев на рынке, внутри и снаружи. Поговорила с каждым. Помню, кореянки-торговки дали по пять рублей, а русские старушки — по три. Когда я вышла на улицу, вижу: стоит южный человек. Я к нему, а он руками замахал: «Слушай, какой памятник? Иди отсюда!» Я говорю: «Тебе что, рубль жалко?» Он дал рубль, лишь бы я только отвязалась. Когда показала своей знакомой, сколько в итоге получилось, она удивилась: «О-о, мы за места столько не собираем». Потом я говорила: «Ребята, может, там хотя бы мизинец на памятнике за эти деньги сделан». Когда миром берешься, можно все одолеть. В застольной компании Миланич — человек незаменимый. Она знает массу житейских баек, помнит сотни стихотворений, своих и чужих. А при случае может выдать ядреные частушки. И работалось рядом с ней хорошо. Всегда подскажет и потенциального собеседника интересного, и тему неизбитую. Если кому-то нужна помощь, Людмилу Ивановну не надо ни о чем просить. Она решительно придвигает к себе телефонный аппарат и как в атаку идет: убеждает, договаривается, пробивает. В общем, используя ее же любимое словечко, Миланич — правдашний человек. Вспоминается один случай: к известному в нашем городе специалисту по Пушкину, женщине пожилой и больной, плохо отнеслись работники скорой помощи. Людмила Ивановна дозвонилась руководителю службы и так рассказала ему об этой пациентке, что там обещали не только извиниться перед ней, но и попросить выступить перед коллективом с беседой о Пушкине. Замечательный труд известного историка и краеведа Марии Буриловой «Общество старого Хабаровска» пять лет пробивал дорогу к читателю. Она рассказывает: — Как-то случайно встречаю на улице Миланич, она говорит: «Я написала письмо мэру о твоей рукописи. Прошла по организациям, где тебя знают, собрала подписи в поддержку издания». Вот после этого все и закрутилось. Наверное, если бы не Людмила Ивановна, книга не вышла бы.
В день святой Людмилы, 29 сентября 2014 года, в Дальневосточной государственной научной библиотеке состоялась презентация новой книги избранных стихов Миланич «Песня Сольвейг». Составление его Людмила Ивановна доверила своей дочери Елене Добровенской, тоже поэту, уже известному в Хабаровске. А издание сборника стало подарком к 80-летию Л. И. Миланич от генерального директора издательского дома «Приамурские ведомости» Валерия Витальевича Смирнова. На юбилейный творческий вечер Миланич смогли собраться далеко не все хабаровчане, любящие ее поэзию, а только ближний круг — подруги детства, коллеги по журналу, радио, телевидению, театру драмы, библиотекари, писатели, художники, краеведы... Известный литературовед и критик Валентина Николаевна Катеринич говорила: — В творчестве Людмилы Ивановны Миланич — очень четкий вектор чести и достоинства. В отстаивании традиционных человеческих ценностей ее поэзия даже, мне кажется, мужественна и героична... Сама же Людмила Ивановна по ходу всего вечера старательно пресекала выспренние хвалебные речи. Вспоминая важные вехи своей жизни, говорила главным образом о других, дорогих ее сердцу, людях. Ну а если о себе — то, как обычно, с самоиронией, которая и в поэзии ее просвечивает, и удивительным образом сочетается с гражданственным пафосом. У жизни еще не в застенке, Наверное, многие любители поэзии согласятся с главным редактором литературно-художественного журнала «Дальний Восток» Александрой Викторовной Николашиной: — В старой «Грамматике русского языка» есть известная фраза: «Роза — цветок, дуб — дерево, Россия — наше Отечество...» и так далее. Так вот, если про Хабаровск говорить, то я совершенно убеждена, что Хабаровск — это художник Федотов, скульптор — Мильчин, поэт — Людмила Миланич. А я бы охарактеризовала личность и творчество Миланич одним словом — верность. Единственной в жизни любви, друзьям, родному городу и краю, нравственным идеалам.
Сердце поднимается как солнце Свое кредо Людмила Ивановна Миланич определяет так: Идет накопление света, Воскреснут под солнечным ветром Янина КУЗИНА |
|||
|