Много позже Олег Константинович вспоминал: «Первая встреча с настоящими писателями случилась на похоронах Петра Комарова. Навсегда запомнились слова Александра Твардовского, приехавшего с большой группой столичных писателей: «Ставьте перед собой самые высокие цели. Равняйтесь на Шекспира, тогда, может быть, Твардовский из вас получится. А если будете держать равнение на Твардовского — ничего не будет». Вот начало стихотворения Олега Маслова «Волочаевская сопка», опубликованного в те годы в журнале «Дальний Восток»: Ночь промчалась в колесном лязге, Да, еще в начале пути поэт определил основную тему своего творчества — воспевать родной край. У него немало патриотических строк: Еще с времен Албазина, И такое признание: Сколько я земель ни перевидел, Подобные строки есть в каждом сборнике Олега Маслова, а вышло их более десяти, и все в Хабаровском книжном издательстве или его Амурском отделении, то есть в Благовещенске. Если бы мне довелось составлять антологию лирической поэзии, я бы непременно включил в нее эти строки: Уснула дальняя слободка, В той песне — горе и не горе, И бередит, и греет душу, И эти: Нет, холода еще не сдали — Лица коснется, взбудоражит Напомнит давнее свиданье
Кстати, как рассказал мне друг молодости писатель Алексей Воронков, текст «Уснула дальняя слободка...» в свое время положил на музыку вокально-инструментальный ансамбль Благовещенского медицинского института, включил песню в программу и исполнял ее, в том числе и перед строителями БАМа. Когда Воронков рассказал об этом Маслову, тот улыбнулся: «Ну вот, и я внес свой маленький вклад в стройку века». Он был награжден медалью «За строительство Байкало-Амурской магистрали». ...Мы познакомились в 1969 году. Тогда готовился к изданию возрожденный литературно-художественный альманах «Приамурье мое» («Приамурье»), а отделение издательства временно квартировало в Благовещенске, в здании по улице Калинина, 10. Здесь находилась редакция газеты «Амурский комсомолец», в которой я работал. Я часто заходил к Марку Либеровичу Гофману (старшему редактору издательства), так как в будущем издании готовилась к публикации и моя подборка стихов. Однажды увидел в его кабинете невысокого, в темном костюме, белой рубашке, при галстуке мужчину, внешне ничуть не соответствующего моему представлению о поэтической личности. Но Марк Либерович сказал: «Знакомься, Валера, это поэт Олег Маслов». Мы пожали руки. Презентация «Приамурье мое — 69», насколько помню, проходила в Доме политпросвещения по улице Ленина. Была даже отпечатана афиша, на которой мое имя начинающего поэта стояло рядом с именами Олега Маслова, Бориса Машука, Николая Фотьева — к тому времени уже известных в Приамурье литераторов. Впоследствии мы пересекались не раз в различных изданиях: в нескольких выпусках «Приамурье мое», в книге «Стоят на Амуре русские села» (1978), в которой были напечатаны стихотворение Маслова «Еще с времен Албазина...» и мой очерк о том самом Албазине, в сборнике «Стыковка» («Молодая гвардия», 1984), в антологии «Дальний Восток в поэзии современников» (Владивосток, 1990) и других изданиях, а значит, читали друг друга. Встречались мы и на совместных выступлениях. Вспоминаются три. Однажды я и Олег Константинович поехали в поселок Астрахановка, выступали перед рабочими птицефабрики. Маслов, предваряя выступление, в шутку сказал: «Стихи о любви, написанные после шестидесяти лет, можно отнести к мемуарному жанру. Но я к этому возрасту только приближаюсь». И стал читать лирику. В будущем я порой использовал эту присказку. Право, остроумно сказано! На другой встрече в Доме молодежи я открыл свое выступление стихотворением «Память детства», которое начинается так: «Одноногий дяденька, что рыдаешь ты?». Потом Борис Машук съязвил: «Это ты что, на Маслова намекал?» А я и не подумал: Олег Константинович прихрамывал — подростком попал под поезд, лишился ноги и ходил на протезе.
Как-то я готовил к публикации подборку стихотворений местных поэтов в газете «Амурский комсомолец». В ней было и стихотворение Маслова «Почтовый ящик, старый друг...». В его сборнике «Еще не спето столько песен...» (1995) оно напечатано в такой редакции: Почтовый ящик, старый друг, Хоть словом, взглядом ублажи... Но я помню, что текст, который тогда оказался у меня на столе, заканчивался так: «Ну, а того, что жду я, нету». Мне показалось, эта строчка не прописана, и я ее отредактировал на «Ну, а письма, что жду я, нету». В редакцию зашел Олег Константинович. Спросил: «Ты строку поправил?» — «Я». «А может быть, я перевод ждал, гонорар?» — то ли в шутку, то ли всерьез сказал Маслов. Но в последующих публикациях, как видим, он сделал свою правку, переписал последнюю строфу. Поэт считался мастером стиха, авторитетом, мэтром, но к замечаниям прислушивался. В его стихотворении, начинающемся строкой «Еще немало лет пройдет...», было такое четверостишие: Когда ты свой закончишь путь Прочитав, я заметил, мол, последняя строка пародийна. Олег Константинович выслушал мое замечание, улыбнулся. В его втором сборнике «Страда земная» (1975) эта строфа выглядит так: Зато, когда, закончив путь, На эту книгу я написал небольшую рецензию, которая была напечатана в газете «Амурская правда». Называлась она «Что людям отдано — твое...» по строке, взятой из его четверостишия: Как ни суди житье-бытье,
Но, признаюсь, некоторые его стихотворения мне в ту пору казались слишком уж традиционными, что ли. Все в них было понятно и просто: мысли выражены ясно, эмоции сдержанны, ни эффектных сравнений, ни сногсшибательных метафор. Стихи зачастую сюжетны — этакие мини-рассказы, написанные в рифму, причем рифмовка тоже не блещет новизной и оригинальностью. И все-таки сквозь эту традиционность пробиваются побеги современности, появляются есенинские интонации. Пример тому — стихотворения, процитированные в начале статьи, и ряд других: именно они, я считаю, определяют вершины творчества поэта. И совсем не случайно его стихи обсуждались на пленуме Союза писателей России, были опубликованы в московском альманахе «День поэзии» и газете «Литературная Россия» — это признание его таланта. Лучшие стихи Маслова и сегодня с интересом читаются, волнуют, вызывают добрые эмоции. Например, «Плюшевые жакетки»: Нагрянет май в село, и снова Они давно не по размерам Одежки есть и поновее, И тем, что выглядела модно, Я нередко задумываюсь: а была ли необходимость у автора написать то или иное стихотворение? В данном случае, конечно же, была. Человек, мальчишкой испытавший на себе военное лихолетье вместе с теми, кто носил эти самые плюшевые жакетки, не мог не рассказать о многострадальных русских женщинах самыми проникновенными словами, идущими не от рассудка, а от души и сердца — одно из главных отличий истинной русской поэзии.
Незадолго до моего отъезда в Белгород он помог и мне. Я пришел к Олегу Константиновичу, поведал о своих проблемах. Он тут же позвонил кому и куда надо, сказав при этом примерно такие слова: «Валера, пора заниматься делом. У тебя есть поэтический дар, и будет несправедливо, если ты его не реализуешь». Осенью 1993 года я приехал в Благовещенск, и одним из первых, с кем встретился, был Маслов. Хотелось рассказать, что я не пропал на Белгородчине, что помню его доброе напутствие, сказанное десять лет назад. Меня приняли в Союз писателей СССР; я выпустил сборник стихов «Заповедь» в Воронеже, который ему подарил, а также «Антологию современной литературы Белгородчины», составленную мною; работал обозревателем в областной молодежной газете «Ленинская смена», а на малую родину приехал по командировке ЦК ВЛКСМ. Олег Константинович внимательно слушал и одобрительно кивал. Мы обменялись адресами, и когда в 1995 году в Москве в «Рекламной библиотечке поэзии» вышел мой сборничек «Летописец», послал его Маслову. Вскоре пришел пакет, в него была вложена книга лирики «Еще не спето столько песен...» с дарственной надписью Олега Константиновича и довольно пространное письмо. Он сообщил, в частности, что получил Амурскую премию в области литературы и искусства за сборник «Мой век» (1994), рассказывал о том, чем живет писательская организация. Интересна такая выдержка из письма: «Ловлю себя и тебя на том, что мы дружно отпеваем свой проходящий век и не готовимся к рождению и крестинам нового. Может быть, еще рано? А, может, все-таки последовать примеру твоего дедушки и заблаговременно приготовить для внуков хотя бы лопату?». Речь идет о моем стихотворении «Дедушка», опубликованном в «Летописце»: У дома грушу посадил
Об отъезде Олега Константиновича я узнал из статьи благовещенского журналиста Александра Бобошко, опубликованной в «Амурской правде», которую тот мне прислал. Называлась она «В Израиль Маслов улетел, но душой остался с нами». Причины отъезда житейские, бытовые: он остался один, дочери уже жили в Израиле. И все-таки, все-таки непросто было понять и принять, как он, русский человек, коренной амурчанин, истинный певец Приамурья, вдруг в старости оказался в другой, в общем-то, чужой стране. Много позже прочитал в альманахе «Амур», который выпускает Благовещенский государственный педагогический университет, подборку стихов Маслова, написанных уже в Земле обетованной. От многих строк веяло ностальгией. Но особенно ударила строка в одном стихотворении. Точно ее не помню, но смысл такой: теперь наши ракеты нацелены и на меня. Имеется в виду, что палестинцы используют для обстрела Израиля ракеты советского производства. В сентябре 2012 года я вновь оказался в Благовещенске. Друзья-писатели рассказали, что в городе гостил Олег Константинович, встречался с читателями в областной библиотеке: в год своего 80-летия он просто не мог не приехать на родину. Мы разминулись буквально на несколько дней, и уже, увы, не встретимся на этой земле — в мае 2015-го поэта не стало. Олег Константинович Маслов ушел, честно выполнив свой завет: отдал людям все свои духовные богатства, в том числе и поэтический талант. В будущем году в Благовещенске ему должны установить памятник — поэту и врачу. Кстати, на средства, которые собрали граждане Приамурья. Валерий ЧЕРКЕСОВ |
|||
|
|