Словесница Искусств

Великая княгиня Елена Павловна и граф Н. Н. Муравьев-Амурский

Провидению или судьбе было угодно переплести более чем на полвека жизненные пути генерала Н. Н. Муравьева-Амурского (1809–1881) и великой княгини Елены Павловны (1806–1873). Возникшая в пору обучения Муравьева в Пажеском корпусе полудетская симпатия друг к другу с годами переросла в чувство взаимного восхищения и глубочайшего почтения, приобрела серьезный смысл. Основу необыкновенных отношений составляло покровительство высокой императорской персоны боевому генералу, государственнику и патриоту в его самоотверженной службе на благо России. Их общение было очень деликатным, могло прерываться на годы, но оказалось крепким, выдержав испытание временем. Малоизвестные страницы жизни двух выдающихся людей притягивают, прежде всего, своим морально-нравственным наполнением. Вместе с тем они открывают любопытные нюансы в системе функционирования самодержавной власти России XIX века.

Обратиться к этой теме во многом подвигло и противоречие, существующее в изданиях о графе Н. Н. Муравьеве-Амурском и великой княгине Елене Павловне. Русский историк И. П. Барсуков в фундаментальной биографии «Граф Николай Николаевич Муравьев-Амурский» (1891) около десяти раз упоминает имя великой княгини. Уже в наше время к 200-летию со дня рождения представительницы дома Романовых Русский музей издал книгу «Великая княгиня Елена Павловна — хозяйка Михайловского дворца» (2007), представляющую богато иллюстрированную и документированную биографию Елены Павловны. Однако среди многих известных лиц, которым княгиня покровительствовала, в ней отсутствует имя генерала Н. Н. Муравьева. Думается, настало время восполнить этот пробел.

Люди «особой породы»

Озабоченный «выведением особой породы людей» для службы при императорском дворе, Александр I в 1813 году образовал Царскосельский лицей для воспитания интеллектуальной элиты. Одновременно он преобразовал существовавший с петровских времен Пажеский корпус, сделав его элитным учебным заведением кадетского типа, готовившим из детей высшего дворянства офицеров и чиновников для службы при императорском дворе. Император лично формировал состав корпуса, численность которого колебалась от 50 до 60 человек. Учащиеся воспитывались на таких ценностях, как великодержавность, православие, верность служению трону и России. Многие выпускники стали героями войны против Наполеона и других сражений XIX века, образцом для подражания, а также пополнили ряды царедворцев и чиновников.

Отличники учебы старших классов, получившие звание камер-пажей, назначались на дежурство при императоре и членах императорской семьи. Так шлифовалась их манера поведения: готовность сию минуту оказать услугу, прийти на помощь, остроумно ответить на вопрос, продемонстрировать себя как личность. Пажей часто возили в императорский дворец, где они, завитые и напудренные, стояли при дверях. Участие в торжествах и празднествах нарядно одетых мальчиков разного возраста, от подростков до юношей, придавало императорскому двору особую зрелищность. Оказавшись среди этого блеска и роскоши, пажи знакомились, и довольно близко, с некоторыми его персонами, овладевали правилами аристократического общения. Дамы императорской фамилии с удовольствием пользовались их услугами в качестве сопровождающих во время официальных визитов, на балах. Камер-пажи носили шлейфы роскошных нарядов, держали накидки, должны были поднять упавшую перчатку или веер.

Игра в прекрасных дам и их верных рыцарей при замкнутости жизни в стенах корпуса и дворца приобретала для подростков характер реальности и зачастую переходила во влюбленность. Ласковый взгляд обожаемой дамы, подаренная ею к празднику безделица — цветок или перчатка — становились для камер-пажа волнующим событием. Так формировалось рыцарское отношение будущих офицеров к женщине-музе. С производством в офицеры камер-пажи и пажи теряли это звание. Общение же с лицами императорской фамилии часто сохранялось на годы. Дама сердца покровительствовала своему рыцарю, и он мог рассчитывать на ее поддержку. Никто не удивлялся тому, что выпускник Пажеского корпуса получил быстрое повышение в должности. Так было принято в ХIX веке и являлось одним из отражений фаворитизма, существовавшего при королевских и императорских домах в галантном ХVIII веке.

Прекрасная дама и ее верный рыцарь

Расположенный к своему статс-секретарю Николаю Назарьевичу Муравьеву император Александр I приказал принять его двух старших сыновей Николая и Валериана в Пажеский Его Величества корпус. Так Николай Муравьев, готовившийся поступать в университет, оказался пажом. Учился он легко, был первым учеником и окончил корпус с золотой медалью. Среди сверстников выделялся не только отличной учебой, но и внешностью, характером. В глаза сразу бросалась его голова с отливающими золотом кудрями. Невысокий рост, ладная фигура, живость, быстрый ум — все это как нельзя лучше подходили к образу пажа. В 14 лет Николая Муравьева произвели в камер-пажи и, как первого ученика, приставили к великой княгине Елене Павловне. Она сравнительно недавно появилась при российском императорском дворе после бракосочетания с великим князем Михаилом Павловичем — младшим сыном императора Павла I и братом императора Николая I.

Дочь немецкого принца Фредерика Вюртенбергского Шарлота Мария получила образование в Париже, где большую роль в ее воспитании и образовании сыграл известный естествоиспытатель Ж. Кювье. Желая понравиться будущим родственникам в Петербурге, 16-летняя принцесса самостоятельно изучала русский язык и даже прочитала книгу Н. М. Карамзина «История государства Российского». При знакомстве с императорской семьей (а это около 200 человек) она каждого приветствовала на русском языке. Вот у такой княгини — немки по рождению, француженки по образованию и воспитанию, очаровательной, любознательной — и стал Николай Муравьев камер-пажом.

Казалось бы, такой разный статус — великая княгиня российского императорского двора и паж, по существу слуга, — должен препятствовать установлению неофициальных отношений. Тем не менее существовали и обстоятельства, которые их сближали. Оба очень молоды (княгиня всего на два года старше своего пажа), хорошо воспитанны, образованны и дружелюбны. К тому же они учились друг у друга: Муравьев оттачивал знания французского и немецкого языков, княгиня совершенствовала русский.

Немаловажным оказался и тот факт, что Николай Муравьев вместо двух целых три года состоял камер-пажом при великой княгине, поскольку дожидался своего 17-летия, с которого начиналась офицерская служба в армии. Камер-паж Муравьев ездил верхом за экипажем княгини, стоял за ее стулом во время обеда, сопровождал на балы. «Однажды, это было вскоре после 14 декабря 1825 г., — вспоминал Николай Николаевич, — я стоял за стулом Елены Павловны, которая обедала у государя. Николай Павлович сидел недалеко от нее по другую сторону. Во время стола государю подали какую-то бумагу: прочтя, он протянул ее через стол императрице. Бросив на нее взгляд, она воскликнула „Encore un Mouravieff“ („Опять Муравьевы!“). Я, конечно, понял, что государю сообщили об аресте одного из наших родичей, которых много было замешено в деле декабристов...» Будущему генералу пришлось всю жизнь на деле доказывать, что кроме Муравьевых, выступивших против царя и сурово наказанных, были и другие представители этой фамилии, честно служившие трону и России.

Назначение, ставшее сенсацией

Для великой княгини Елены Павловны и офицера Николая Николаевича Муравьева наступило время профессионального, гуманитарного, социального возмужания и серьезных свершений в их жизни. Высокообразованная, обладавшая широким кругом знаний, великая княгиня Елена Павловна сравнительно быстро и органично стала неотъемлемой частью российского императорского двора, его прекрасным и умным лицом. Она хорошо понимала, что принадлежность к одному из сильных императорских домов Европы накладывала на нее значительные обязанности. Прежде всего, служить своей второй родине — России. По свидетельству современников, император Николай I высоко ценил невестку и называл ее «умом семьи». Покровительство и благотворительность великой княгини охватывали разные сферы общественной и культурной жизни столицы — музыку, литературу, живопись, науку. По словам известного юриста А. Ф. Кони, княгиня «подвязывала крылья» начинающим талантам. Устраиваемые ею в Михайловском замке оригинальные и пышные балы, стали украшением столицы.

Небогатый офицер Муравьев, принадлежавший к старинному дворянскому роду, но не имевший связей с аристократическими кругами, вступил в армию с напутствием отца, в котором были такие пожелания: «Не стыдись показаться недостаточным в кармане. Ничего нет возвышеннее как сердцем быть богатее своего кармана!» В сражениях он овладевал военной наукой и практикой беззаветного служения трону и России. О его мужестве и отваге свидетельствовали ордена и золотая шпага «За храбрость» с алмазами. В разгар Кавказской войны Николай Муравьев стал самым молодым генералом — ему исполнилось 32 года. При штурме замка Ахульго его ранило в правое предплечье, «перебита локтевая кость и повреждены мышцы, сгибающие персты». Трудные жизненные обстоятельства (незаживающая рана, лихорадка) и счастливые перемены (бракосочетание с француженкой, принявшей православие и ставшей Екатериной Николаевной) заставили молодого генерала задуматься о гражданской службе и новом широком поприще деятельности, тем более что в империи существовала давняя практика направлять заслуженных генералов на высокие гражданские посты в качестве генерал-губернаторов. Эта служба была престижна. Назначаемый государем генерал-губернатор принадлежал к числу высших должностных лиц России и обладал большими полномочиями, выступая в двух ипостасях — главного гражданского администратора и командующего войсками военного округа, а там, где имелись казачьи формирования, еще и наказного атамана казачьих войск. Должность высоко оплачивалась, оклад достигал оклада министра, имелись немалые преференции. Однако подобная служебная вершина для Муравьева казалась недосягаемой. Было известно, что император отказался от новых назначений для лиц, принадлежавших к семьям декабристов. Молодость же генерала, его ограниченный жизненный опыт и поверхностные представления о нем в среде столичного чиновничества еще дальше отодвигали такие перспективы.

После продолжительной паузы в отношениях княгини и Муравьева наступил момент активного общения. Находясь в Петербурге, Николай Николаевич получил приглашение Елены Павловны посетить Михайловский дворец. Ему ничего не надо было говорить о своем, как ему представлялось, безысходном положении. Княгиня все знала. Проницательные современники подчеркивали, что она при помощи контактов, будучи искусной собеседницей, располагала богатой информацией и умела ее правильно оценить. Можно предположить, что речь при встрече шла о том, что в Восточной Сибири работает сенаторская ревизия по выявлению крупных недостатков и упущений в деятельности генерал-губернатора В. Я. Руперта. В связи с этим может появиться вакансия. Неслучайно Муравьев в письме брату Валериану от 31 июля 1847 года задал вопрос: «Кого-то назначают вместо Руперта в Восточную Сибирь?»

Благодаря княгине у Муравьева появился высокий благожелатель — министр внутренних дел граф Л. А. Перовский. При его содействии Николая Николаевича назначили исправляющим должность губернатора Тулы и тульского гражданского губернатора с оставлением по армии (июнь 1846). Затем поручили провести ревизию Новгородской губернии, которая физически оказалась для него достаточно тяжелой. Муравьев считал, что с ним поступают «неблагопристойно», заставляя без всякой надобности раненого генерала кататься на перекладных по болотам области. Вместе с тем доклад ревизора в министерстве хвалили.

Возможно, что и получившая большой резонанс записка «Опыт возможности приблизительного уравнения состояний и уничтожения крепостного права в Русском царстве, без потрясений в государстве» написана Муравьевым по предложению министра. В ней крепостное право названо состоянием «постыдным, унизительным для человечества» и выражена вера в Россию, в русский народ: «Россия, столь изобилующая всеми дарами природы, включающая в себе все климаты, все почвы, населенная народом трудолюбивым, сметливым, не должна никогда быть доведена до бедственного состояния».

Испытание, о котором сам Муравьев не догадывался, он прошел успешно. Теперь оставалось великой княгине переговорить с императором о назначении Муравьева генерал-губернатором Восточной Сибири, а Николаю I проявить волю и принять положительное решение. Выполняя приказ встретить на одной из станций ехавшего в Крым Николая I, тульский губернатор в семь часов утра предстал перед монархом, который тотчас объявил Муравьеву о его новом назначении. «Покуда государь говорил обо мне и Сибири, — рассказывал Муравьев брату в письме, — я не нашелся отвечать ему ничем, кроме слез». Конечно, это были слезы благодарности и радости, ведь сбылась его мечта. Муравьева не пугала Сибирь. С детства он слышал рассказы отца о далеком крае, где тот какое-то время служил.

Назначение генерал-губернатором человека, которому не исполнилось и 38 лет, для России было настолько необычным, что стало настоящей сенсацией, породив в Петербурге пересуды и сплетни. Например, о том, что император спросонья старого Н. Н. Муравьева (Карского), который и должен якобы стать восточно-сибирским губернатором, перепутал с молодым Н. Н. Муравьевым. Среди же служилой аристократии подобное назначение считалось просто скандалом. Можно сказать, что в тот момент великая княгиня Елена Павловна и министр Л. А. Перовский создали прецедент в кадровой политике российского императора. «...Исполнились все мои живейшие желания: я на поприще огромном и вдали от всех интриг и пересудов вашего общества и света», — признавался Муравьев брату.

Защитники Амурской эпопеи Муравьева

Изучив архивные документы XVII века об освоении русскими первопроходцами Приамурья и причинах его потери, а также материалы ревизии сенатской комиссии о деятельности генерал-губернатора Руперта в Восточной Сибири, Н. Н. Муравьев вместе с супругой Екатериной Николаевной отправился в Иркутск, в свою резиденцию. В его голове уже теснились мысли о возвращении России Приамурья, которые полностью разделял его первый единомышленник, морской капитан Г. И. Невельской.

А для великой княгини Елены Павловны 1840-е годы стали самым печальным временем личной жизни, в которой так и не хватило счастья. Две ее дочери умерли еще в младенчестве, а теперь она похоронила и двух прелестных, уже взрослых девочек. В 1849 году скончался супруг — великий князь Михаил Павлович. Она была сильным человеком, стойко переносила жестокие удары судьбы, утешение искала в благотворительности: создавала больницы, приюты, общины, нарекая их именами умерших дочерей. Так в столице появились Елизаветинская детская больница и детские приюты Елизаветы и Марии. Еленой Павловной созданы также клинический институт усовершенствования врачей и военная община сестер милосердия, получившие высокую оценку знаменитого хирурга Н. И. Пирогова.

Княгиня не контактировала с Николаем Николаевичем Муравьевым, если не считать обмен записками в Петербурге, но благодаря его письмам к Л. А. Перовскому обладала полной информацией о действиях генерал-губернатора. Муравьев и министр внутренних дел состояли в переписке около пяти лет, и для начинающего чиновника это имело принципиальное значение. Когда в министерство стали поступать письма обиженных на генерал-губернатора уволенных чиновников, сообщавших также и о его общении с врагами царя — декабристами, Перовский дал Муравьеву дружеский совет: «Действуйте сколь можно, осмотрительнее, хладнокровнее, без шума и отдаляйте всякий повод к нареканиям и жалобам». Генерал-губернатор в частых и объемных письмах министру писал о своих наблюдениях, сомнениях, проектах, отношениях со столичными чиновниками. «Я никогда еще не был так занят в кабинете, как теперь — по пять-шесть дней не выхожу и не выезжаю из дома», — признавался он Перовскому. Советы министра помогали Николаю Николаевичу избегать ошибок и поступать благоразумнее в проектах и своих действиях.

Уже в начале службы в Сибири Муравьев продемонстрировал силу и волю, способность совершать неординарные поступки, которые оказывались полезными для охраны национальной безопасности России. В 1849 году он организовал экспедицию на Камчатку, в которой участвовала и его супруга Екатерина Николаевна. Зная негативное отношение к экспедиции столичных чиновников, считавших ее «сумасбродством» Муравьева, он вложил в нее личные средства — 12–15 тысяч рублей серебром. О том, насколько эта экспедиция оказалась экстремальной, можно судить по таким данным: путь в 10 тысяч верст в оба конца пролегал по тундре, болотам, горным хребтам, горным рекам и морю; на суше передвигались на конных повозках и верховых лошадях, по реке Лене на лодках, по морю на корабле. Главное значение экспедиции состояло в том, что Муравьев осуществил важные действия по обеспечению безопасности Петропавловска-на-Камчатке, защитившие порт от захвата англичанами и французами во время Крымской войны. Более того, полуостров удалось сохранить в составе России.

В ходе войны внимание правительства было сосредоточено на борьбе с европейским могущественным врагом на Черном море. Генерал-губернатор Муравьев взял на себя организацию защиты российских берегов на Тихом океане. Несмотря на сопротивление, исходившее от военного министерства и министерства иностранных дел, пугавших проснувшимся от спячки Китаем, Николай Николаевич добился разрешения императора произвести сплав по Амуру. Уже первый Амурский сплав (1854) проложил России путь к Тихому океану, ознаменовал начало русского судоходства по Амуру. В письме М. С. Корсакову находившийся в тот момент в столице Муравьев сообщал, что «очень хорошо принят государем, великими князьями и великой княгинею Еленой Павловной».

Бывая в Петербурге, восточно-сибирский генерал-губернатор получал аудиенции у великой княгини, делился с ней планами решения Амурского вопроса и освоения новых российских земель. Он оказался свидетелем широкого обсуждения в Петербурге сенсационного решения великой княгини об освобождении из ее личного имения 15 тысяч крепостных крестьян с наделением землей.

Муравьев считал Николая I мудрым правителем России, противопоставляя его косной чиновничье-бюрократической аристократии, которая чинила восточно-сибирскому генерал-губернатору «тычки и подножки». Победы над ней доставляли Николаю Николаевичу душевные сбои и стрессы, однако в решении Амурского вопроса генерал нашел поддержку императора: получил разрешение на проведение исследований Амура и организацию по нему сплавов. Он пользовался персональным правом непосредственного обращения к Николаю I, а также правом переписки с Трибуналом внешних сношений Дайцинской империи. В Амурском вопросе император зачастую вставал на сторону Муравьева и принимал решения, положившие начало формированию дальневосточного вектора внешней политики России. Известие о смерти императора Николая I пришло в Иркутск с опозданием. Николая Николаевича это потрясло.

1858 год стал для Муравьева самым успешным в его жизни. Вопреки пессимистическим прогнозам в столице, переговоры его в г. Айгуни с князем И Шанем, уполномоченным Дайцинского государства, оказались сравнительно короткими и результативными. 16 мая (28 июня) 1858 года под текстом трактата, который стал называться Айгунским договором, свои подписи поставили генерал-губернатор Восточной Сибири Н. Муравьев, главнокомандующий И Шань и другие участники переговоров. Левый берег Амура признан российским, а правый, вниз по течению до впадения реки Уссури в Амур, — владением Дайцинского государства. Ниже этого рубежа территория до моря находилась во владении двух государств. По Амуру, Уссури и Сунгари имели право ходить только российские и дайцинские суда. Заключение Айгунского договора стало звездным часом жизни Н. Н. Муравьева, венцом его десятилетней борьбы за возвращение Приамурья России, за надежный амурский путь из Сибири к Тихому океану.

В полученном императорском рескрипте Муравьев прочитал, что его просвещенным действиям сибирский край обязан началом гражданского возрождения, упрочением наших мирных отношений с соседним Китаем, открытием для Сибири нового торгового пути по реке Амур. За эти заслуги его возвели в графское Российской империи достоинство с присоединением к имени названия Амурского. Одновременно Николай Николаевич стал генералом от инфантерии.

Считая свою миссию в Восточной Сибири выполненной, граф Муравьев подал просьбу об отставке. Доживая последние три месяца в Сибири, находясь в депрессии, Муравьев написал письмо находящемуся в столице М. С. Корсакову и попросил: «...принеси мое глубочайшее почтение великой княгине Елене Павловне, если будешь иметь к тому случай; она одна, кажется, искренно ко мне расположена в Петербурге и подозревает во мне какие-то способности; но в этом решительно ошибается, потому что теперь я положительно уже ни на что не годен». До Муравьева доходили известия о большом интересе в столице к лекциям об Амуре Г. А. Радде — натуралиста, этнографа, участника дальневосточных экспедиций. По приглашению великой княгини ученый выступал и в ее салоне.

В столице у графа Муравьева состоялось несколько интересных для него встреч и особо — обед у Елены Павловны. Ее и великого князя Константина Николаевича он называл «славными людьми в отношении крестьянского дела». Ожидали решений по крестьянскому вопросу. Вскоре Николай Николаевич получил собственноручную записку ее высочества на французском языке следующего содержания: «Прусская королева желает вас видеть сегодня вечером, в 8 часов, любезный граф, — разоденьтесь же и будьте достойны вашего имени». Великая княгиня желала видеть своего бывшего пажа, а теперь графа Муравьева-Амурского, при полном параде, в лентах и орденах.

19 февраля 1861 года Александр II подписал высочайший Манифест об отмене крепостного права, и в этот же исторический день граф, генерал от инфантерии Н. Н. Муравьев-Амурский был уволен от должности генерал-губернатора. Его назначили членом Государственного Совета и наградили орденом святого Владимира I степени. Графу было всего 52 года, и весь Петербург гадал, какое новое назначение он получит. Но императорских предложений не последовало.

Перед отъездом в Париж, где его ждала обожаемая Екатерина Николаевна, милая Катрин, ангел-утешитель его мятежной души, он получил от великой княгини поручение при такой записке: «Вот вам письмо мое к графу Киселеву, любезнейший граф; не угодно ли вам будет передать его и принять от меня еще раз лучшие пожелания, чтобы вы скорее, как я надеюсь, опять были с нами». Так княгиня хотела познакомить Муравьева с живущим во Франции и близким ей по духу человеком — графом П. Д. Киселевым. Сообщая о получении письма и записки, Муравьев в конце письма заверил: «...Сделаю все от меня зависящее, чтобы после кратковременной отлучки вернуться и повергнуть к стопам Вашего Императорского Высочества мою почтительнейшую преданность».

Год спустя в письме М. С. Корсакову, ставшему генерал-губернатором Восточной Сибири, Муравьев написал: «...В Бадене я был у великой княгини Елены Павловны. Не могу нахвалиться любезностью великой княгини, которая нисколько ко мне не изменилась, несмотря на настоящее мое политическое положение, о котором, впрочем, ты не имеешь настоящего сведения, а следовательно, не можешь верно оценить тех, которые остались по-прежнему ко мне расположены». Княгиня обладала редким для столь высокопоставленных лиц даром сохранять отношения духовного равенства с окружающими. В первое десятилетие парижской жизни граф Н. Н. Муравьев-Амурский несколько раз посещал Петербург и Москву, участвовал в работе Государственного Совета.

В 1873 году великая княгиня Елена Павловна ушла из жизни, и для Николая Николаевича это стало большой личной потерей. В письме М. С. Волконскому он признался: «Кончина великой княгини Елены Павловны особенно меня поразила. Я сердечно ее любил и любил 50 лет. Вы поймете мое горе».

С юности вся жизнь Н. Н. Муравьева-Амурского была освящена благодатным светом этой необыкновенной женщины, умножившим его недюжинные силы в беззаветном служении на благо России. Современники назвали 13-летнее управление графом Восточной Сибирью «Муравьевским веком на Амуре», подчеркнув тем самым масштабность личности Муравьева-Амурского и его дела. Отрадно, что память о графе Н. Н. Муравьеве-Амурском и великой княгине Елене Павловне, обогативших своими преобразовательными идеями и крупными деяниями Россию XIX века, в современном российском обществе сохраняется и находит отражение в книгах и монументах в Хабаровске и Петербурге.

Нина ДУБИНИНА
Иллюстрации из открытых интернет-источников

Источники и литература

• Барсуков И. П. Граф Николай Николаевич Муравьев-Амурский. Приамурское географическое общество. Репр. изд. Книга 1. Хабаровск. 2008.
• Барсуков И. П. Граф Николай Николаевич Муравьев-Амурский. Дальневосточная государственная научная библиотека. Репр. изд. Книга 2. Хабаровск. 2009.
• Граф Н. Н. Муравьев-Амурский в воспоминаниях современников. Авт.-сост. Н. П. Матханова. Отв. ред. Н. Н. Покровский. Новосибирск: Сибирский хронограф. 1998.
• Великая княгиня Елена Павловна — хозяйка Михайловского дворца. Альманах. Вып. 163. СПб. 2007.
• Дубинина Н. И. Николай и Екатерина Муравьевы-Амурские. Историко-документальное повествование. Хабаровск. 2014.
• Дубинина Н. И. И. П. Барсуков — историк российского Дальнего Востока. Хабаровск. 2020.