Премьера состоялась в октябре прошлого года в рамках пятнадцатого по счету международного фестиваля «Дни немецко-российской культуры». Театральный эксперимент, к участию в котором театр юного зрителя пригласил Ральфа Хензеля, оказался удачным. Работая в течение месяца над постановкой и находясь в тесном диалоге с хабаровскими актерами, режиссер привнес на дальневосточную сцену традиции европейского театра. История самого Ральфа Хензеля тоже интересна. В свое время он учился в Киевском военном институте (оттого хорошо владеет русским языком), но вскоре понял, что театр привлекает его больше, чем карьера военного. Причем какое-то время он служил еще и в качестве актера в Немецко-Сорбском народном театре в Бауцене, где теперь работает как режиссер. Итак «Юдифь». Когда армия неприятеля осадила Ветилую, молодая вдова, назвавшись пророчицей, обманом попала в лагерь неприятеля и уверила безжалостного полководца Олоферна (Александр Молчанов) в том, что поможет ему покорить ее народ. Чтобы соблазнить его, Юдифи (Дарья Добычина) пришлось пожертвовать честью, а потом, когда жестокосердный воин уснул, она отрубила ему голову. В представлении немецкого драматурга Хеббеля это не могло даться ей легко, без терзаний и мук, и тогда однозначная, на первый взгляд, библейская история предстает перед нами в совсем другом свете.
В спектакле множественные переплетения условности и реализма. В некоторых сценах актеры, находясь в тесном диалоге, в то же время взаимодействуют на расстоянии друг от друга. Служанка (Татьяна Широкова), волнуясь о своей госпоже, поднимает и гладит ее безвольную руку, но при этом они находятся в разных концах сценического пространства. Создается впечатление, что режиссер показывает нам 3D-проекцию настоящих событий, но намеренно искажает ее, подчеркивая отчужденность главной героини. Олоферн жестоко избивает своего раба, но при этом не прикасается к нему: взмах руки разрубает воздух, слуга корчится от боли, но такие истязания кажутся невыносимыми. Но вот совсем иная сцена: обезумевший от ярости Олоферн набрасывается на одного из своих солдат и загрызает его, а когда поворачивается к зрителям, мы видим свежую кровь на его руках и губах. В этот момент все кажется таким реальным, что наступает настоящий шок: на твоих глазах только что произошло жестокое убийство. Лица актеров в зеленом гриме, и это ассоциируется с боевой раскраской. На них цветные балахоны, по которым можно определять их принадлежность к определенному народу, но под ними, у всех до одного, одинаковые серые пижамы — безликие души. По замыслу режиссера у каждого актера в этом спектакле, кроме ключевых фигур, одновременно по нескольку ролей. И меняются они порой молниеносно. Вот старец, поучающий толпу, а через мгновение он уже один из тех горожан, кто осуждает этого старика (Владимир Годованец). Лишь Юдифь и Олоферн не похожи на остальных. Среди всех персонажей они являются главными противоборствующими сторонами. Вначале Юдифь одета в черное, но перед тем как отправиться выполнять свой план, она, зайдя за белое полотно, облачается в красное платье. Это напоминает таинственный театр теней. На Олоферне красивая военная форма. Юдифь — мужененавистница. Олоферн — властный предводитель с повадками поп-кумира. Олоферн, уверовав в свою всесильность, лишь в Юдифи видит единственного достойного соперника. Юдифь, прежде чем решиться на этот шаг, несколько дней не ест и не пьет, она лежит без единого движения, готовясь совершить страшный поступок. А по сути — принести себя в жертву.
«Она сидит вот так уже три дня и три ночи, — рассказывает Служанка. — Не ест, не пьет, не говорит. Даже не вздыхает и не жалуется. Вчера вечером я крикнула: „Пожар!“, и заметалась, будто совсем потеряла голову. Она и бровью не повела. По-моему, она хочет, чтобы ее положили в гроб, забили крышку и опустили в могилу. Она слышит все, что я говорю, но не отвечает. Юдифь, не позвать ли могильщика?» А она сказала: «Отведите меня к Олоферну, я хочу служить ему, я буду его рабой и открою ему тайны моего народа». Юдифь спасла свой народ, обрела для него свободу, но при этом взвалила на себя тяжелейший груз, с которым ей придется жить дальше. Сложнейшее пластическое решение спектакля, максимальное физическое напряжение актеров, реалистично поставленные бои — все это электризовало воздух, заставляло его звенеть подобно струне. Хоровое пение а капелла (хормейстер Елена Кретова) перемежалось с мощными композициями группы Rammstein. Атмосфера спектакля брала зрителя в жесткие тиски и не отпускала до самого конца. Размышляя о Юдифи и ее неординарном поступке, авторы спектакля шли вслед за драматургом по сложному лабиринту сомнений и вели по нему зрителя. Какова цена спасения своего народа? Что может быть дороже чести и свободы? Что есть красота — проклятие, смертоносное оружие? Вряд ли будет найден однозначный ответ. Глеб МОРДОВЦЕВ |
|||
|
|