Этнопедагогика коренных народов Севера
Пройти обряд посвящения Суровый климат российского Дальнего Востока, где на протяжении многих сотен лет обитали чукчи, нивхи, нанайцы, ульчи, орочи, удэгейцы, эвены и другие коренные малочисленные народы Севера, требовал от человека физической выносливости, умения противостоять опасности, глубоких знаний об окружающей среде, потому что от удачи охотников и рыбаков напрямую зависела жизнь рода. О силе и ловкости чукчей писал исследователь и государственный деятель Николай Гондатти, возглавлявший с 1894 по 1897 год на Чукотке Анадырскую округу. Виртуозами-нанайцами, чьи лодки «летели как птицы», восхищался путешественник и натуралист Николай Пржевальский, побывавший в 1870 году на реке Уссури. Традиционная система воспитания коренных народов Нижнего Амура имела четкие гендерные разграничения. Обучением мальчиков занимались мужчины, прививая им с раннего возраста навыки добытчиков, а будущих хранительниц очага во все премудрости быта посвящали женщины. Даже игрушки для сыновей делали только отцы или старшие мужчины рода, а для дочерей — матери, бабушки, сестры. Но главное, малыши росли в атмосфере нежности и заботы, на них нельзя было кричать и уж тем более бить. Это отмечали многие этнографы, в том числе выдающийся исследователь Севера Владимир Иохельсон, изучавший в конце XIX века коряков. Он подчеркивал, что, несмотря на отсутствие наказаний и безграничную любовь со стороны родителей, дети были «кротки и послушны», а старшие пользовались у них несомненным авторитетом. Со временем уважительное отношения к взрослым членам семьи перерастало в чувство ответственности за них, что характерно для многих народов. Интересны на этот счет сведения чиновника особых поручений Приамурского генерал-губернаторства князя Константина Дадешкелиани, совершившего в 1886 году длительную экспедицию по Приамурью и Амурской области и побывавшего в «стране» тунгузов (устаревшее название эвенков — Е. Г.). Лучшей иллюстрацией внутреннего мира этого народа, к тому времени уже принявшего христианство, исследователь называет их песни. Перевод одной из них представляет особый интерес: «У меня есть мать, которая меня родила и белый свет мне показала: молю тебя, мой Бог, дать мне возможность ее прокормить». В новом тысячелетии уклад жизни коренных этносов стал иным, но традиция заботиться о старших сохранилась. В амурских селах мне не раз приходилось наблюдать, как подростки возвращались с рыбалки и часть улова приносили одиноким старикам. В этнопедагогике северных народов главная роль всегда отводилась семье и личному примеру родителей и других родственников — настоящая школа жизни, хотя и совершенно ненавязчивая. Здесь никогда не учили чему-либо специально, но незаметно включали в повседневные дела, давали посильные поручения, исподволь делились опытом. Будущие рыбаки и охотники наблюдали за взрослыми и формировали представления об этических нормах и системе запретов, узнавали секреты успешного промысла. Люди реки и тайги по рождению, они с ранних лет выстраивали взаимоотношения с природой, учились читать страницы этой настоящей книги таинств. Сказки, легенды и предания тоже были своего рода учебниками, из них узнавали о главных духовных ценностях, обычаях, образе жизни соплеменников. Игрушечный арсенал сегодняшней детворы из национальных поселений самый обычный — машинки, персонажи известных комиксов, конструкторы. А какую-нибудь сотню лет назад это были уменьшенные копии взрослых орудий промысла, вырезанные из дерева маленькие лодочки с веслами, нарты с упряжью и собачками, лук и стрелы. С их помощью мальчик разыгрывал «взрослые» сюжеты, из них складывалась картина его будущей жизни. Когда немного подрастал, наступало время перехода в мир настоящих мужчин — обычно в 10–12 лет. Он отправлялся с отцом на промысел, чтобы добыть свою первую рыбу или зверя, возил дрова для очага, а если принадлежал к оленным народам — заботился о стаде. Первый улов сына в семьях нанайцев, ульчей, нивхов считался важным событием, и по этому поводу устраивали праздник. У чукчей вернувшегося с первым трофеем юного охотника встречал старейшина, они устраивали символическую борьбу, в которой побеждал подросток и таким образом закреплял за собой статус удачливого добытчика. Многие поколения удэгейцев проходили через обряд посвящения в охотники: в 12 лет отец дарил сыну лук и семь стрел, если тому удавалось подстрелить кабаргу или подсвинка, он получал уже девять стрел и копье, отправлялся добывать более крупного зверя, а по случаю успешной охоты устраивали торжество с ритуальными играми и танцами. Тему быстрого взросления удивительно точно раскрыл Чингиз Айтматов в «Пегом псе, бегущем краем моря». Отправившийся на свою первую охоту нивх Кириск прошел через испытание стихией, потерял близких, но вернулся к родному берегу настоящим мужчиной, у которого появилась звезда-охранительница. Эта трагичная и одновременно светлая повесть воспринимается как метафора мужества и любви к своей земле. «Мальчики проходят суровую школу, чтобы приучиться переносить лишения, холод и усталость», — писал Иохельсон о коряках. «Жизнь детей у приморских чукоч не так легка и привольна», — отмечал этнограф Владимир Богораз. Подобные методы воспитания характерны для всех, кто находился в условиях постоянной борьбы за выживание. Именно поэтому серьезное место в этнопедагогике северян отводилось физической подготовке детей. Существовала целая система игр для развития ловкости, меткости, выносливости и наблюдательности. В селениях эвенов играли в «стадо»: «олени» держали над головой небольшие рога, а «пастухи» ловили их маутами. Орочи с ранних лет овладевали стрельбой из лука и могли уворачиваться от стрел. Ульчи целились острогой в связанную из еловых ветвей и быстро передвигающуюся с помощью одного из игроков «нерпу», удэгейцы учились грести веслами у берега. Чукчи для развития мышц ног привязывали к икрам утяжелители — кожаные мешочки с галькой или песком. Существовали всевозможные варианты забав с камешками, палочками, косточками, развивающие гибкость и подвижность рук, координацию движений, точность реакций — все то, от чего зависела охотничья и рыбацкая удача. Подобные игры давно в прошлом, а их реконструкции можно увидеть разве что на фольклорных праздниках. Но мне приходилось не раз наблюдать, как сегодняшние подростки из нанайских, ульчский, нивхских селений легко идут по реке на веслах, ловко забрасывают сети и знакомы с повадками рыб. Они отлично разбираются в лодочных моторах и могут объяснить, почему Yamaxa лучше «Прогресса». Времена меняются, но традиционный промысел в жизни речных народов, так же как охота у удэгейцев и негидальцев и движение вслед за оленьим стадом у эвенов и чукчей, по-прежнему остается важной частью их жизни. Время осенней путины для коренных жителей Нижнего Амура, как и сотни лет назад, важнейшая веха годового цикла. Давно готовы лодки и снасти, никто не жалуется на усталость, хотя за несколько дней почти беспрерывного хода лососевых на нерест едва ли кому-то удается нормально выспаться. И не найдется человека, который станет говорить о будущем улове, бахвалиться удачей — сегодняшние рыбаки строго соблюдают древние табу. Сделать первый узор Вспоминаю рассказ известной негидальской мастерицы Дарьи Надеиной о том, как она выделывала свою первую оленью шкуру. Много часов разминала ее руками под пристальными взглядами старых женщин, пока та не превратилась в мягкую замшу. Похвала взрослых наставниц была сдержанной: «Хорошо, выйдет из тебя толк». Но Дарья Ивановна поняла, что главный экзамен сдан. Женщина у коренных народов Севера олицетворяла дом, была главным действующим лицом в обустройстве микромира семьи, хранительницей традиций. Практически все необходимое для жизни семьи, рода делалось ее руками. Хозяйка разделывала рыбу и мясо, готовила еду, собирала в тайге ягоды, коренья и лекарственные травы, из шкур животных и кожи рыб шила одежду и обувь, из тальника и бересты мастерила всевозможную утварь. Получая все эти навыки через игры и деликатные наставления, девочка с ранних лет готовилась к роли матери и хранительницы очага. Например, с помощью плоскостных кукол акоан (буквально — «спинка халата»), вырезанных из рыбьей кожи, бересты или ткани, нанайские и ульчские дети играли «в дом», а кукольный инвентарь включал миниатюрные циновки, постельные принадлежности, посуду. Акоан имела сакральное значение, олицетворяя межпоколенную связь. Сегодня в амурских национальных школах на уроках дополнительного образования ее мастерят ученики младших классов, и для них это уже символ родной культуры. От матери к дочери передавались и нравственные нормы поведения. Например, такие: быть послушной и почтительной, не смеяться громко, не выходить вечером из дома, не высказываться о своих достоинствах. Примерно с трех лет ее привлекали к простым женским работам, в шесть она помогала готовить еду, носила дрова и воду, ухаживала за младшими братьями и сестрами. У нанайцев, ульчей и нивхов десятилетних девочек усаживали за специальные станки, и они обрабатывали высушенную кожу рыб — главный материал народов-ихтиофагов для одежды, обуви и всевозможных хозяйственных нужд. У эвенов, негидальцев, чукчей, коряков, сахалинских уйльта они начинали выделывать оленьи шкуры. В семьях северян существовало правило: как только девочка научилась держать в руке иголку, ее включали в индустрию по изготовлению всего необходимого для членов своей семьи. Сначала поручали сшивать кусочки кожи, потом давали азы вышивки, и она создавала свой первый узор. По нему определяли, какой она будет мастерицей. Быть искусной в различных видах женских ремесел считалось большим достоинством, а для этого требовались усидчивость, терпение и природный вкус. Задолго до свадьбы девушки готовили приданое, и по качеству этих изделий судили об их мастерстве. Следуя старинному обычаю, нанайские невесты вышивали на спинке праздничного халата родовое древо со множеством птиц на ветвях — это были души еще не родившихся детей. Многие ученые-североведы отмечали, что все свободное время жительницы национальных селений посвящали рукоделию. Лев Штернберг записал в конце XIX века на Сахалине предание о нивхской женщине, которая «день и ночь что-нибудь да шила», и такое поведение считалось эталоном. Неслучайно декоративно-прикладное творчество коренных народов Севера отличается сложностью орнаментов, цветовой гармонией. Еще в XX веке в семьях коренных сообществ сохранялась система передачи навыков женского ремесла от старших женщин к младшим. Лучшие национальные мастерицы Хабаровского края, Сахалина, Камчатки в детстве наблюдали за тем, как обрабатывали природные материалы, шили, вышивали, вырезали узоры на бересте их бабушки и матери. Жительница села Джари Хабаровского края Лариса Бельды, член Союза художников России, чьи работы украшают этнографические коллекции российских и зарубежных музеев, говорит, что всем обязана своей маме Нюре Федоровне. От нее переняла не только технологию кроя и шитья традиционной одежды, но и многие важные правила при изготовлении орнаментов, потому что когда-то они считались оберегами. Времена изменились, и воспитание мастериц в кругу семьи осталось в прошлом. Первые стежки девочки делают на школьных уроках, а педагоги используют специальные методики. А кто собирается и дальше идти по этой стезе, обучаются в Школе прикладного искусства коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока, которая существует в Хабаровске и готовит дипломированных вышивальщиц, резчиков по дереву, специалистов по работе с кожей и берестой. А если говорить о других жизненных установках, многие девушки из национальных сел по-прежнему ориентированы на традиционные ценности — дом, семья, что не очень свойственно их городским сверстницам. К такому выводу пришли петербургские ученые, проводившие социологические исследования среди старшеклассников Ульчского и Нанайского районов Хабаровского края. Обратиться к корням Молодое поколение северян, за редким исключением, не стремится в города. Даже получив образование в столичных и региональных вузах, многие возвращаются домой. Это можно объяснить и особенностями психологии, когда людям некомфортно в большом и шумном пространстве, и силой притяжения родной земли. Не стоит идеализировать сегодняшние национальные села, их не обошли болезни века и жить здесь совсем непросто. Однако возросший интерес к самобытным этническим культурам за два десятилетия принял мировые масштабы, сформировав для их носителей надежную опору. Традиционные ремесла стали маркерами этничности, они дают возможность представителям коренных сообществ занять свое место в социуме, сделать карьеру, перешагнуть географические рамки. Например, мой знакомый Ренат Росугбу в свое время отслужил в армии, вернулся в Булаву, но ему потребовалось какое-то время, чтобы найти себя. Теперь о нем говорят как о перспективном национальном мастере со своим авторским стилем, он преподает в центре национального творчества родного села, а в числе самых значительных достижений победа на дальневосточном конкурсе «Ремесла земли Дерсу», ежегодное участие в международных ярмарках «Сокровища Севера» в Москве, персональная выставка в Сахалинском областном художественном музее, где он не только представил свои работы, но и провел мастер-классы. И абсолютно точно на его профессиональный выбор повлиял отец — известный резчик по дереву, член Союза художников России Иван Павлович Росугбу, разработчик методик резьбы по бересте. Несколько лет назад отец и сын участвовали в международном фестивале «Ридду Ридду» в Норвегии, где за несколько дней создали ульчский тотемный столб, и теперь этот экспонат украшает экспозицию музея под открытым небом Центра культуры народов Севера в деревне Мандаллен. В нем не только особый знак духовных традиций амурских этносов, но и символ неразрывной связи поколений, в центре которой по-прежнему стоит семья. Когда говорят о коренных народах, не только Севера, но и других российских территорий, одной из насущных проблем называют утрату родного языка. Иногда она решается достаточно просто. Нина Павловна Гейкер, руководитель старейшего в Приамурье народного ансамбля «Сиун», через который прошло несколько поколений жителей села Ачан, рассказывает внукам сказки только по-нанайски, и это лучше любых учебников. Дети эвенов Охотского района Хабаровского края обучаются в интернате, на лето приезжают к родителям-оленеводам, живут в чумах, кочуют, ухаживают за оленями, и многие из них не представляют иного жизненного пути. И все же задачи этнопедагогики сегодня выполняют школы и этнокультурные центры, которые есть во всех национальных селах российского Дальнего Востока. Вовлечение детей и молодежи в фольклорные коллективы, участие в фестивалях и праздниках дает возможность ощутить принадлежность к уникальной культуре. У кого-то знания о традициях своего народа поверхностные, но есть те, кому интересно постигать глубины. В той же Булаве ребята пишут исследования о старинных именах ульчей, народных игрушках, сакральных местах своего района, а информацию получают не только из книг, но и от старейших жителей. Им нравится использовать в качестве эпиграфа или в тексте слова Чингиза Айтматова о том, что «каждый народ, даже самый маленький, — неповторимый узор на ковре человечества». Читая эти работы, чувствуешь искреннюю увлеченность авторов, и даже в голову не приходит говорить о клиповом мышлении молодого поколения коренных жителей Амура. Елена ГЛЕБОВА |
|||
|
|