Каждое утро на репетицию, а вечером на спектакль шел в свой театр по главной улице Хабаровска элегантный мужчина с неизменной бабочкой на белоснежной сорочке.
Красивый человек. Знаковое имя. Маэстро Ипатов. Барин.
Его приветствовали знакомые и незнакомые люди:
— Здравствуйте, Игорь Константи-нович...
— И вам не хворать...
— Рад видеть вас, Игорь Константинович!
— Мое почтение...
— Доброго здоровья, Игорь Константинович! Когда позовете на премьеру?
— Милости просим в субботу...
— Вот спасибо, за мной свежий анекдот...
— И я в долгу не останусь...
Такой сюжет-признание за 25 лет обрастал новыми деталями, событиями, но повторялся с завидным постоянством.
Главный дирижер театра Ипатов был живым сердцем
театра и города. Легендой золотого века оперетты, когда с ночи от Комсомольской площади выстраивалась очередь за билетом в любимый театр музкомедии — еще по старому адресу, на Шевченко, 17. А еще он был замечательным музыкантом, наставником и педагогом. Уникально одаренным человеком широкой натуры. Мудрецом философской глубины. Ипатов олицетворял духовную элиту своего времени, сохранив до зрелого возраста детскую непосредственность, умение чувствовать настоящее и думать о будущем.
Мне легко писать об Ипатове
потому что память о нем в театре не иссякает. Как только произносят его имя, артисты, музыканты, друзья взахлеб начинают рассказывать. Лица светлеют, глаза улыбаются... В такие минуты слагаются легенды о редких, штучных людях, каким был Ипатов. Его талант и обаяние согревают и освещают нашу жизнь до сих пор. Он приходил на репетицию минимум за полчаса. Садился за пульт, просматривал ноты, все сверял. Молниеносно мог переписать партитуру по памяти с одной партии на другую в случае отсутствия музыканта. Если видел, что кто-то опаздывал и с прохладцей шел к своему месту, неодобрительно спрашивал:
— Почему опаздываете?
— Игорь Константинович, еще пять минут до репетиции.
— Что такое пять минут? Вам дойти до места надо? Достать инструмент надо? Сесть вам надо? Канифолью поправить смычок, ноты раскрыть, разогреться, хоть немножко, надо? И вы все хотите за пять минут?
Сила дирижерского видения
Игоря Ипатова крылась в удивительно точной подаче эмоционального содержания музыки.
— Когда я слышу, что дирижер не должен домысливать автора (композитора), я готов застрелиться. Дирижер обязан домыслить, додумать, заболеть тем, что написано. И привести все это в состояние, отвечающее сегодняшнему дню, — предельное обострение ситуации и конфликта, заложенных в произведении!
— Что такое интерпретация? Это нарушение написанного автором нотного текста.
— Что такое действие? Действие — это дирижер. Если он сумеет накопить эмоцию и движение в вокале, в мозгах, во внутреннем состоянии артистов оркестра, что-то получится. Что касается музыкальной стороны в театре, я дирижер авторитарный. Это область моих творческих амбиций. И так как я взял на себя заботу о музыкальном организме, я буду поступать как считаю нужным. В труппе знают, что если я сказал так, а не иначе, никакие пересуды, никакие кризисы не помешают мне сделать то, что я решил. Я, конечно, человек неудобный, но, слава богу, мне доверяют.
Искусство без ремесла
состояться не может, говорил Ипатов, это основа.
— Я не верю в дилетанта, который приходит и из воздуха создает гениальное. С другой стороны, только в нашем театре людей без школы — большинство. Я называю их артистами особой выучки, часто вылупившимися из ниоткуда, но с талантом. Вытащить, развить, дать возможность взлета — и можно решать с ними любые сценические задачи. Моя роль в этом — более опытный взгляд со стороны. Дирижер обязан уметь вовремя подставить спину под груз чужих, порой наивных надежд.
Он учил: в музыкальном искусстве важны полет, свобода, привлекательность, радость, из-за которых снова в театр понесут цветы и побегут поклонницы.
Самое неповторимое, что есть в театре,
приходит в жизнь с одаренной личностью. Его выступления на творческих встречах в Доме актера были окрашены блеском остроумия и эрудиции. И если нам, студентам, удавалось попасть на такие встречи, послевкусие сохранялось долго. Я помню, как наши педагоги первого выпуска института Демин, Ильясов, Григорьева смеясь цитировали Ипатова: «Графья не только носят фрак, но и ходят на горшок». Он уже тогда, сорок лет назад, говорил о проблемах оперетты:
— Когда сегодня на сцену выходят герои оперетт, я никогда не понимаю, что это за люди, какого возраста, из какой страны, в каком времени живут, на каком языке говорят. Вообще героиня, вообще герой... А театр — искусство конкретное, ты должен быть какой-то, каким-то.
Ипатов утверждал,
очень многое из того, что мы видим сегодня, — это штампы. А штампы, как известно, это омертвевшие традиции. Мы все время говорим о сохранении традиций. А что это такое? Какая система оценок? Что на самом деле мы будем сохранять, когда многое на театре вызывает сегодня возмущение, неприязнь? Но это и есть толчок к жизни, к преодолению. Настало время заново осмысливать. Посмотрите, что происходит: вы не отличите Сильву от Марицы, Эдвина от Тассило, и дело не в том, что их исполняют одни и те же вокалисты... Субреткам и простакам всегда было легче: помогает жанр, блеск каскада, характерность — и гораздо сложнее герою. Мы как-то недооцениваем присутствие женщины на сцене. Как перед ней стоять? Как сидеть? Как, к примеру, Эдвин должен говорить? Как держать за руку? Вы все норовите свой крупный план показать спиной к женщине. Выходят герои — абсолютные памятники себе. А где характер, порода, воспитанность, культура чувств, манера? Научить этому нельзя — научиться можно.
Всю жизнь Ипатов культивировал в театре
студийную атмосферу, когда ничто не мешает человеку творчески развиваться, когда не имеют значения ни личные отношения, ни сторонние связи, а весь процесс направлен на совместное погружение в профессию. Когда все друг у друга учатся работать над спектаклем вместе.
Работая с вокалистами, дирижер всегда искал с ними подтекст, мысль, скрывающуюся за нотами. Он считал, что если артист талантлив, то ему сама музыка подскажет не только верные чувства, но и нужный жест, пластику, стиль исполнения. Ипатов был порой грубоват и резок и не подбирал слова. Резал правду-матку в глаза. Но всегда щадил актерское самолюбие, умел поддержать, выручить исполнителя, в такие минуты виртуозно управлял оркестром, и артиста было слышно. Что и отличает хорошего дирижера.
Огромное значение Ипатов придавал
оркестровым спевкам и свободным репетициям, повторяя:
— Талантливому артисту всегда есть что делать на репетиции, так как прекрасному предела нет.
Он не терпел фальшивых нот, лени, бездарности. Ценил талант в людях, не имеющих профессионального образования — школы. Мог заниматься с ними часами, и обязательно получалось. Сколько людей выходило на сцену благодаря Ипатову. Блистали. Имели потрясающий успех Войнаровский, Симонова, Кислицына, Черятников, Беда, Макашина, Гущин, Шаплыко. Чувство радости от творчества некогда роднило самых разных людей, соединяя их в едином служении театру, сцене, партнерам.
Как к нему относились в театре?
Любили. И этим все сказано. Ипатов словно передавал свое нутро. Не только опыт и профессиональные тонкости, а именно свое нутро. Кто хотел, всегда получал очень много от него. К Ипатову не было подобострастия. Его взрывного, гневливого характера побаивались, но знали: несправедливо Ипатов разносить не будет. Всегда за дело. Всегда обоснованно. Резко? Да. Обидно? Нет.
— Когда между дирижером и артистами нет противоречий, — шутил Ипатов, — нет и прилагательных «такой-сякой».
Он видел и замечал любые неточности,
ошибки, нарушения, сбои во время спектакля. Негодование, удивление, раздражительность, сарказм, разящее, острое замечание с нелитературными словами — гамма ипатовских чувств обрушивалась на всех, кто работал на сцене, а в антракте или после спектакля на всех, кто попадался на его пути. Зная за ним эту особенность, все разбегались кто куда. Как он успевал одновременно дирижировать, следить за вступлениями, чертыхаться? Он был своеобразным театром в театре. Наблюдать за ипатовским лицом, бледным от гнева, слышать поток нелицеприятного собирались во время спектакля в карманах сцены все, кто был свободен.
Ипатов был не только прекрасным дирижером.
Он сам писал музыку. Всегда веселую и легкую. Но его считали серьезным музыкантом. Раскрывая жизненную весомость комедийных характеров, Ипатов не отступал от законов жанра. Отрицал атрибутику скучнейших представлений в духе драмтеатра с музыкой. С успехом не только на хабаровской сцене, но и по всей стране шли его оперетты полные театрального блеска и карнавальной круговерти, великолепно передающие дух музыки Ипатова. Он очень любил балет. Сколько вставных номеров по просьбе артистов и балетмейстеров сохранилось и остается до сих пор в партитурах классического репертуара! Если к нему обращались, всегда получали желаемое. Мог ночью позвонить кларнетисту-библиотекарю Платунову: «Эдик, спишь? Утром возьми у меня партитуру, я там поработал, кое-что придумал, завтра утром положи на пульт, посмотрим».
К зрительскому успеху он относился философски
— Публика не любит грустных финалов. Конечно, я с осторожностью отношусь к таким сентенциям. То, что в театре должны отдыхать всей душой, мы сами этого не придумали. Все эти понятия рождены потребностями сегодня живущих. Пусть это будет модой. Эстетическим сдвигом в умах людей. Брать за истину не стоит, но пренебрегать этим — расточительство.
Джентльменство Ипатова —
хороший вкус, умение носить фрак, красиво ухаживать за женщинами, остроумие, образованность, хоть и были отличительной чертой, но не главной. Главное, он был интеллигентным человеком. Это особое качество души. То, что мы называем культурой: умение понять другого, внутреннее богатство личности, свободомыслие, перепад настроения, самоедство, эрудиция и высочайший профессионализм. Но больше всего его обожали за чувство юмора. Однажды артисты решили его разыграть. Он картавил, сильно грассируя. К нему подошли и от имени помощника режиссера, которого якобы куда-то вызвали, попросили объявить антракт. Ждут все с нетерпением. Ипатов не торопясь собрал все ноты, подошел к микрофону и объявил: «Отдыхайте 15 минут». Какое было разочарование...
У него были парадоксальные рассуждения обо всем
— Почему сильные и умные люди сплошь и рядом свою независимость, достоинство, самость приносят в жертву эгоцентризму, глупейшим капризам и амбициям? А чувство души разменивают на мелкую монету житейской суеты? Сие — тайна!
Умел хитро задавать вопросы и тут же на них отвечать:
— Как вы думаете, почему обмен женами и мужьями происходит в большей степени среди музыкантов и носит английское название — свингерство? Потому что название произошло от джазового термина «свинг», означающего быстрый переход от одной ноты на другую. И это не самое сложное, скажу я вам.
Он любил яркие истории,
шутки, присказки, анекдоты и часто их сам рассказывал.
Врач сказал:
— Вам вредно сдерживаться.
Артист пришел в театр, выложил режиссеру все, что у него накопилось и накипело. Режиссер обиделся.
Врач спрашивает артиста:
— Как вы себя чувствуете?
— Лучше.
— Вот так и будем. Полезная терапия.
Или:
— Опереточный комик Дмитрий Ярон отличался крошечным ростом. Один из его гостей как-то, перепутав комнаты, зашел в спальню и увидел там огромную кровать.
— Слушайте, — сказал гость хозяину, — когда вы в ссоре с женой, вы с ней, наверное, на этой кровати не встречаетесь?
— Встречаемся. Но не раскланиваемся, — ответил Ярон.
Удивительно, но иногда
спектакли шутят над своими создателями. У Ипатова таким спектаклем стал «Цыган-премьер» И. Кальмана. Заболел главный герой спектакля Петр Кисленко, и Ипатов вызвал молодого, тогда только что пришедшего в театр Юрия Тихонова.
— Выручайте, через два дня спектакль.
Привел артиста к себе домой, запер в большой комнате, где стоял рояль... И двое суток, не выходя из квартиры, Юрий Тихонов учил ведущую партию цыгана Пали Рача. Дебют артиста прошел блестяще.
Еще одна история, связанная с этим спектаклем, произошла на гастролях. Заболел уже исполнитель роли Мальяра. Ипатов решил поручить эту роль тогда артисту хора Виталию Черятникову. Попробовали. Получилось. Пока переезжали из одного города в другой, в поезде до утра хорошо повеселились (примета гастролей). А вечером спектакль. Ничего не сказав Ипатову, вышли петь вместо соло, как и пили, втроем: Аскеров, Беда, Черятников. Несмотря на то, что спели хорошо, теперь вы можете себе представить, что было с Ипатовым. В антракте он бегал по всему театру и во все горло орал:
— Где это ёперное трио? Подайте мне их сюда. Убью!
А они попрятались в ящиках с костюмами и давились от смеха.
Сегодня за такой поступок уволили бы без всяких объяснений. Ипатов умел прощать людские слабости и превращать жизнь в игру. Но для этого нужен особый человеческий талант. А Ипатов всегда оставался озорником, влюбленным в стихию игры самой жизни.
Память сохраняет его
милые чудачества, житейскую мудрость, парадоксальность ума. При его страсти, темпераменте, при его любви к театру, он не мог не тратить нервную систему на всю катушку. Он был живым человеком во всех проявлениях. Радостно было общаться и работать с ним. Сегодня все, что мы знаем о нем, только укрупняет фигуру выдающегося мастера, искателя, романтика, устремленного, как и его музыкальные образы, за улыбкой. Ипатов понимал театральную жизнь глубже других, владел секретом и талантом жить. Получать удовольствие от еды, питья, общения друг с другом. Восхищаться чужим талантом, красотой. Любить. Искусство жить по-ипатовски — это такая тонкая наука. Она приходит к человеку с воспитанием, образованием, традициями и близкими по духу людьми.
Любимая жена
Валентина Ивановна была для него всем: нянькой, другом, единомышленником. Они работали вместе. Она музыкант оркестра театра (виолончель). Жена умудрялась быть музой, неисчерпаемым источником вдохновения и курицей-наседкой одновременно. Талантливый музыкант, она смиряла свои амбиции, чтобы обеспечить надежный тыл своему мужу, дать ему возможность творить и считала смирение, как душевное равновесие и мудрость. При этом не следует думать, что она была покорной тенью своего гениального супруга. Творческие споры и семейные ссоры не раз сотрясали стены их открытого для друзей дома. Она решительно утверждала: «В моей семье голова Ипатов, а я его шея». Большой ребенок, не от мира сего, погруженный в себя, в музыку, в театр Игорь Константинович нуждался в постоянной заботе. В 1960-е годы плохо было с молочными продуктами, а он был не совсем здоровым человеком. И специально для маэстро на рынке оставляли молоко и творог. Когда Валентина Ивановна забирала продукты, напутствовали: «Для хорошего человека. Дай Бог ему здоровья».
Повезло театру,
если в нем есть люди, несущие знамя художественной правды. Они не избираются, не назначаются общим голосованием, такие люди радостно признаются всеми, как истина. Перед ними нельзя юлить, врать, притворяться. От них принято принимать с благодарностью то, что заслужил.
Обязательный тост Ипатова
За вчера, за сегодня, за завтра! За театральным столом всегда должны сидеть представители трех поколений. Без стариков театр мертв, без молодых — стар, без талантливых, штучных артистов — он просто на дне. И пусть эта сцена не оскудеет творческими людьми во всех поколениях — сегодня, завтра и послезавтра!
Ипатов Игорь Константинович родился в городе Колпино Ленинградской области 29 августа 1916 года. В 1934 году окончил Ленинградскую консерваторию им. Римского-Корсакова, композиторское отделение под руководством М. О. Штейнберга.
Произведения Ипатова в жанре песенной оперетты издавались музыкальными издательствами Москвы и Ленинграда. Написал музыку к опереттам:
«Цветет черемуха», «Мирандолина», «Девушка из Барселоны», «Раскинулось море широко», «Марги», «А счастье рядом», «Все для тебя», «Сокровище Бразилии», «Четвертый поросенок».
Работал:
1935–1936 гг. — музыкальный руководитель агитбригады Ленинградского отдела ОСВОДа.
1936–1937 гг. — зав. муз. частью Ленинградской камерной оперетты при Гастрольбюро.
1937–1938 гг. — дирижер и концертмейстер Донецкого театра музкомедии.
1938–1940 гг. — дирижер Ташкентского театра музкомедии.
1940–1941 гг. — зав. муз. частью и дирижер театра оперетты ЦДКА.
1941–1951 гг. — главный дирижер Хабаровского театра музкомедии.
1951–1962 гг. — главный дирижер Ростовского театра музкомедии.
1962–1977 гг. — главный дирижер Хабаровского театра музкомедии.
В общей сложности проработал в Хабаровском театре музыкальной комедии 25 лет, осуществив постановку 150 спектаклей, написав более 50 песен и балетных номеров. Ушел из жизни в 1977 году. Похоронен в Хабаровске.
Автор и редакция журнала благодарят дочь И. К. Ипатова Эмму Валентиновну Сидорову за предоставленные фотографии из семейного архива
Тамара БАБУРОВА
