Окончание. Начало в № 1 (27), 2011

Комсомольский-на-Амуре драматический театр. Второй приезд

В театре нас встретили хорошо. Многие даже радостно, особенно Белов и Герцберг. А уж моим восторгам от встречи с любимой подругой Ниной Ярцевой не было конца.

4 ноября нам вручили ордер и ключи от квартиры, а 5-е и 6-е прошли как во сне: погрузка, перевозка, покупка мебели...

Сезон 1966/67

Нас сразу загрузили по горло. Приближался юбилей театра: в 1967 году ему исполнялось 30 лет.

У меня началось с поденщины. Проклятая «Аве Мария» меня преследовала. Новые партнеры, новые декорации, новые костюмы, а пьеса та же. Вот ведь и рецензий не сохранилось, и программку спектакля как нечто дорогое я не сберегла. Но ведь этот спектакль несколько лет кормил театр. Не было такой точки на карте наших гастролей, куда бы мы его ни свозили...

Большая работа у нас с Батениным началась с ролей в спектакле «Годы странствий» по пьесе Алексея Арбузова. Ставил спектакль Е. Н. Белов. Владик играл Лаврухина, я — Ольгу. Спектакль был очень приличный: пьеса хорошая, артисты хорошие, да и режиссер Евгений Белов хороший, и художник Ирина Эгерт. Все люди грамотные, интеллигентные, почему бы спектаклю быть плохим? Его даже возили в Хабаровск и показывали по телевизору.

В этом спектакле я встретилась с новым партнером, очень хорошим актером, нервным, эмоциональным Борисом Петровым. Мы потом играли с ним и в «Чайке», и в «Обрыве» Гончарова. Немногим актерам, работавшим в городском театре Комсомольска-на-Амуре, удалось прорваться на большую сцену в область или даже одну из столиц, как, например, А. Равиковичу в Питере или Славе Кацелю, ставшему гордостью Хабаровской драмы.

Боря Петров после Дальнего Востока еще поездил по стране, а с 1974 года стал ведущим и очень востребованным актером в Челябинском государственном театре драмы им. Наума Орлова.

В конце 1966-го состоялась премьера инсценировки по роману Вадима Кожевникова «Щит и меч», очень известному благодаря популярному в свое время фильму. Это добавляло интереса и к нашему спектаклю. Зрителю любопытно было узнать, а как справляются со сложной работой советского разведчика в логове врага артисты А. Исаев и Г. Родионов после таких симпатичных и молодых Станислава Любшина и Олега Янковского. Они оба долго были бессменными исполнителями главных ролей, а спектакль выдержал 75 показов.

Очень суровая выдалась в Комсомольске зима 1966/67-го. В январе редкий день было выше 30 градусов...

«В ночь лунного затмения»

В январе 1967-го вышла большая премьера — спектакль «В ночь лунного затмения» Мустая Карима. Замечательный стихотворный перевод Якова Козловского обеспечил актерам счастливую возможность не только играть сильные чувства, но и с удовольствием произносить очень музыкальный текст.

Как в Таганроге, так и в этой постановке Владислав Батенин играл слугу Ялсыгула. И так же, как там, все отмечали, что роль, сделанная практически из ничего, проходит первым номером.

Я так же, как и в Таганроге, играла невестку Шафак. Дома разбирала свою нехитрую бижутерию на составные части и конструировала из них массивные кольца и ожерелья, смею надеяться, похожие на восточные женские украшения.

Очень хороши были в этом спектакле молодые актеры Гена Родионов и нежная и обаятельная актриса Надя Микрюкова в роли влюбленной пары.

«Четыре креста на солнце»

Наконец приступили к репетициям пьесы белорусского драматурга Анатолия Делендика «Четыре креста на солнце» («Вызов богам»). В театр приехал дипломник ГИТИСа Валерий Яковлев.

Мне поначалу пьеса не очень понравилась: такая мелодрамища! Но Валера Яковлев тащил меня в жизнь героини, роль обрастала деталями, оказалось, что дело не в болезни и надвигающейся смерти, а, напротив, в жизни.

... В результате вырисовывался образ очень жизнерадостной, очень здоровой молодой девушки, и было понятно, почему так яростно сражаются за ее жизнь врачи и любимый человек. Одним словом, я эту роль очень полюбила. А заодно полюбила и талантливого, интеллигентного будущего режиссера Валерия Яковлева. Я в нем не ошиблась.

Уже в 1967 году, то есть сразу после диплома, Яковлев был принят в Чувашский государственный академический драматический театр им. К. В Иванова, стал видным деятелем российской культуры и искусства. А его дипломный спектакль «Четыре креста на солнце» стал одной из моих лучших работ в театре Комсомольска-на-Амуре.

У меня сохранилось много рецензий (и в нашем городе, и на гастролях этот наш спектакль очень хвалили): «Любовь побеждает смерть», «Сильнее смерти» и пр. Почти одновременно с нами эту пьесу поставили в Хабаровске, и наши коллеги с понятным патриотическим чувством утверждали, что наш спектакль «заткнул за пояс» хабаровский «по всем статьям». А мы и сами так думали.

Премьера состоялась 8 февраля 1967 года, я писала маме: «Великолепная премьера, успех!» Роль у меня была главная, настроение творческое.

После премьеры устроили грандиозный сабантуй, настоящий театральный праздник с ритуалом крещения «новорожденного» — режиссера Валеры Яковлева с купанием его в ванночке. Мы играли веселый капустник, танцевали и вообще всячески веселились и пьянствовали до утра.

Потом пошли будни с неполным залом, и мы не уставали удивляться, чего еще надо этим «народным массам»? Принимают взахлеб, приходят благодарить, актеры выкладываются до предела. А зал не набьешь даже под дулами роты автоматчиков. Ну, мы не одни такие были: по всему Союзу то же самое.

Все эти... месяцы в театре обсуждались планы гастролей в Москве: театру — 30 лет, городу — 35, Октябрю — 50. Прекрасный повод, да? Но на Кремлевский театр, говорят, подано 500 заявок! Где уж нам! Так и получилось: три года наш театр водили за нос, критики всякие приезжали, все обещали и обещали Москву. В конце концов, в 1970 году, в год столетия В. И. Ленина, театр получил великолепные гастроли в Ульяновске, Смоленске и Туле. И в грязь лицом не ударили. Но об этом впереди.

А пока к юбилею театра и города, которому исполнялось 35 лет, должна быть готова визитная карточка театра: спектакль «Мужество» по роману Веры Кетлинской.

Начались репетиции. Театр ставил эту инсценировку второй раз, и теперь за нее взялся Валерий Александрович Барский...

Комсомольского вожака Круглова дали Батенину: он умел и на пустом месте сделать образ, что и доказал. Я играла Клаву, как писали в рецензиях, с «ее большой и такой сдержанной любовью, с ее верой в мечту, по-детски безграничной и по-взрослому ответственной». Похвалили и Ниночку Ярцеву в роли Кати Тавровой за «убедительную чистоту» и яркость образа.

Гастроли 1967-го. Ангарск... Братск...

В Ангарске две недели мы развлекали своим искусством рабочих и специалистов и восхищались тем, как разумно и по-человечески строился этот город... Сосны, сосны, везде были стройные, высокие сосны!

Из окна нашей комнаты на третьем этаже прекрасно смотрелся негустой лес стройных и высоких сосен, изрезанный асфальтовыми дорожками, проложенными не по линейке, а так, как их заранее протоптали прохожие. Это было ново и здорово... Но, к сожалению, пейзаж городских далей портил горестный вид пожелтевших, чахнувших и, по-видимому, уже погибающих деревьев. Это была работа нефтехимии ангарского завода полимеров. Газком-то нет-нет да и попахивало.

После Ангарска Братск показался таежной дырой. Острили: «Всюду грязь, а посредине восемь». Восемь — это восемь таежных поселков, расстояние между которыми минимум 10, а максимум — 40 километров шоссейных дорог. И все это тогда называлось Братск.

У нас дневной план 925 рублей, а здесь в клубах аншлаг — 430 рублей (клубы по 250 мест). Вот и играли мы по два спектакля — на базе и на выезде в одном из восьми поселков, уставали страшно. Все это, как известно, сказывалось на качестве. Мы не бежали, держались стойко, но начинали «гореть».

Побывали мы с экскурсией на Братской ГЭС. Вид и цифры грандиозные. ГЭС уже тогда могла работать на полную мощность, но — не обеспечили транспортировку энергии! Также возмущали и факелы попутного газа, которые горели и на Сахалине, и здесь, в Ангарске. До сих пор горят.

Купались в Братском море, плавали на плотах. Детишки наши, да и мы тоже, были в восторге.

...Потом план гастролей внезапно изменился: наш предприимчивый Борис Наумович, чувствуя, что театр прогорает, сделал финт ушами и организовал нам Красноярск. Просто гениальный менеджер с задатками авантюриста. А мы, хоть и очень устали, рады были попробовать на зуб большой сибирский город.

Москва все еще маячила, и мы... играли, что же еще? И надо сказать, с большим финансовым успехом: выполнили и перевыполнили план. За 18 дней мы дали 40 спектаклей в среднем по 1 500 рублей каждый. Играли и очень надеялись на отпуск в Москве: ведь от Красноярска до столицы всего трое суток поездом. Не вышло...

Сезон 1967/68

А сезон все-таки начался... Москва с 50-летием Октября нам, конечно, «улыбнулась». Теперь нас искушали 50-летием ВЛКСМ, празднование которого, как известно, должно было состояться в октябре 1968 года. Короче, не давали расслабиться, держали на коротком поводке.

...Прошла премьера спектакля «Только телеграммы» — инсценировка повести В. Осипова, которую мы репетировали на гастролях... Еще одной премьерой стал «Гроссмейстерский балл», тоже инсценировка по одноименному роману Ильи Штемлера. Действие здесь происходило на ленинградском фронте, куда были направлены выпускники одного из институтов. Ну, обычное дело: горячие, честные, принципиальные, молодые, которых играли я и Батенин. Очень милая лирическая линия украшала этот производственный конфликт. В общем, было не противно. Чего не скажешь о вновь испортившей мне настроение инсценировке романа графомана Александра Андреева «Рассудите нас, люди!», где герои говорят лозунгами за завтраком и за обедом. Конечно, инсценировщик несколько сгладил эту муть. Но факт оставался фактом: играть было противно.

В конце года состоялась премьера спектакля «Полк идет» по роману М. Шолохова «Они сражались за родину». Батенин играл Лопахина. Драматические роли всегда доставались Владу очень большим напряжением сил. Он был для провинциального театра, как мне кажется, слишком ответственным актером. Все-таки ритм жизни здесь (10 новых постановок) не позволяет ворочать камни второго, третьего, не знаю какого, плана роли. А он ворочал. Поэтому и нервы иногда не выдерживали...

В инсценировке по М. Шолохову я не была занята, зато в январе началась для меня наконец работа над настоящей драматургией: репетиции «Последних» М. Горького. Пьеса блестящая, впрочем, как все пьесы Горького.

Я играла горбатую Любовь, из всех детей Коломийцева самую умную, самую несчастную, самую сложную по характеру. Там было много хороших работ: Елена Гильченко, Павел Тямушев..., молодая, очень яркая внешне, несколько вульгарная Людмила Брыткова, которая «беспощадно раскрывала характер старшей дочери Надежды».

Спектакль «Последние» был высоко оценен на прошедшем в 1968 году Всероссийском фестивале, посвященном 100-летию со дня рождения Максима Горького, где получил диплом первой степени. Я тоже за свою Любовь получила диплом, правда, второй степени.

Попутно замечу, что во второй приезд в Комсомольск я опять вела кружок эстетики и исполняла обязанности заведующей литературной частью, проще — завлита. Но теперь с 1 января 1968 года театру утвердили такую штатную единицу, и мне стали платить нелишних 60 рубликов. Очень кстати. Все-таки я была, конечно, актриса, но не совсем: чего-то мне вечно не хватало. Теперь вот пригодились тогдашние литературные занятия: всякие очерки, заметки в местные газеты и, конечно, чтение многочисленных пьес оттачивало (а может, портило) мой литературный вкус.

Однако настроение падало. Все усилия шли прахом. Зал пустовал. Идеализм испарялся. Актерская молодежь, как только узнавала, что у нас вся родня в Москве, таращилась на нас, как на ненормальных.

Оторванность от родных была фактором неприятным, но не главным. Настоящей трагедией было несовпадение высокого уровня актерского мастерства Владислава Батенина и очень, очень средним уровнем провинциальной режиссуры и труппы. О себе я не говорю, я всю жизнь была способна приспособиться к любым обстоятельствам. А Батенин при всем своем таланте палец о палец не ударил, чтобы вырваться из замкнутого круга. Мучился, болел, но ничего не делал! Летом за ним из Владивостокского театра бегали, а он прятался. А у меня в памяти застряла цитата из какой-то статьи Г. А. Товстоногова: «Актер — это талант плюс нахальство».

В феврале 1968-го в театре полмесяца был ремонт: меняли всю электроаппаратуру. Ну а мы мотались черт-те куда.

В мороз пешком по зимнику

Поездка в поселок Селихино обернулась кошмаром. Ехали по зимнику, и на половине пути вдруг встали обе машины: и автобус, и грузовик с декорациями. Какое-то время мы сидели в автобусе в надежде на нашего Серегу. Но потом поняли, что надо идти: если не пойдем, нам конец. Мороз был нешуточный. В полной темноте практически без дороги мы за час прошли 10 километров до ближайшего населенного пункта. Даже не верится! Но захочешь жить — потопаешь. В общей сложности, сидя в автобусе, у которого даже фары погасли, а потом, пройдя в полной темноте весь путь, мы провели на морозе восемь часов. Многие обморозились.

Самое ужасное, что наша бригада показала себя полными идиотами: мы оставили в грузовике молоденького рабочего сцены сторожить (от кого?) наши декорационные дрова. Нам прямым текстом и очень грубо объяснили местные, что в таких ситуациях бросают даже самые ценные грузы, а не то что... В общем, когда за этим мальчиком приехали, он уже почти заснул, а что это значит на морозе, известно всем.

До своей «точки» в Селихино мы добрались к 12 часам ночи. День отдыхали, а вечером сыграли-таки спектакль. Не хотели ведь играть: устали и перенервничали, но сыграли. Нам потом по секрету сказали, что если бы уехали так, то: «Вас бы наши повезли, а по пути где-нибудь бросили. Вы законов тайги не знаете». Сурово.

Возвращались мы поездом. В Комсомольск прибыли в 10 утра, а в 12 у Владика утренний спектакль «Полк идет», а вечером еще один. Одним словом, на износ. И довели-таки до болезни: около двух месяцев лечил он свое «астеническое состояние» как результат непомерного физического и нервного напряжения.

В следующих постановках его все-таки не заняли, дали немного отдохнуть. А я получила приятную роль в пьесе В. Тура «Больше не уходи». Ставил пьесу Евгений Николаевич, партнером моим был Паша Тямушев, и работалось легко. Я вообще заметила: если роль неглавная, драматургия несложная, как-то мне это стало даваться без труда. То ли требования мои к себе понизились, то ли рукой на качество пьес махнула... Думала даже: за что я деньги получаю? Но Батенин меня успокоил. Это, говорит, мастерство приходит. А сам продолжал в любом эпизоде докапываться до донышка.

Накануне отъезда у нас с Владиславом Батениным произошло важное событие: мы поженились! Да, на восьмом году совместной жизни оформили свои разводы и зарегистрировали брак.

Скромненько так с двумя-тремя парами свидетелей распили в ЗАГСе бутылочку шампанского за «новобрачных»...

В Николаевске было скучно. Уже на 3–4-й день казалось, что мы здесь вечно. Играли почему-то мало, так складывался репертуар. Слава богу, пробыли всего две недели, смотались на мыс Лазарева, на два дня заехали домой, и снова в путь.

... Небольшая бригада выезжала поездом на три дня в поселок Чернышевск-Забайкальский... Здесь нам никаких гостиниц не снимали, жили в отцепленном вагоне, а детей, чумазых от угольной пыли, мыли прямо на улице из водоразборной колонки полустанка. Романтично, но грязно.

Все было перепутано: семьи, чемоданы... Наконец, в июле все устаканилось в Чите, где все собрались и начали играть привезенные спектакли — все, как всегда. Нам сняли роскошный номер с ванной в центре города, и мы начали красиво жить.

Сезон 1968/69

Вернулись домой в начале сентября, немного отдохнули от дороги — и на работу.

«Чайка»

Наконец-то, наконец-то начала сбываться моя юношеская мечта: мы приступили к репетициям чеховской «Чайки». И ведь до самого конца, до того момента, когда на доске объявлений вывесили распределение ролей, я волновалась, дадут ли мне Нину. Ведь 29 декабря 1968 года мне исполнилось 35 лет! Наконец, не выдержала, подошла к режиссеру спектакля Валерию Александровичу Барскому и спросила. Он ответил, как всегда, в своей ироничной манере: «Ну, если до начала репетиций никто не приедет...»

Хорошо было репетировать, хорошо было играть. Мы очень любили этот спектакль, берегли его и играли до самого нашего отъезда: я — Нину, а Батенин — Тригорина. Мне казалось, что я и всю предыдущую жизнь прожила так, чтобы иметь право сказать со сцены: «Жила я радостно, по-детски», а потом сделать суровый вывод: «Главное — не слава, не блеск, а умение терпеть. Неси свой крест и веруй!»

Конечно, были и наивности, особенно в оформлении. Валерий Александрович так любил Нину и, по-моему, меня в этой роли, что, поставив на сцене несколько тонких березок, решил, что при моем появлении на сцене они снизу начнут чуть ярче светиться.

Премьера «Чайки» состоялась 14 июня 1969 года.

Сейчас я перебираю пожелтевшие рецензии того времени: «Дальневосточный комсомолец», газета в Охе на Сахалине, а потом во время гастролей 1970-го — Тула, Смоленск. Может быть, были критические, не помню. В этих нас хвалят, хвалят спектакль в целом, хвалят Батенина и меня, да всех хвалят. «Ваша „Чайка“ покорила. За всю жизнь лучшего спектакля я не видела...» — писала в Охе какая-то зрительница.

Да, мы старались, играли хорошо.

А из Хабаровска родные моего первого мужа Ф. Раздьяконова прислали наши фотографии, напечатанные на открытках, и отец Феликса, Иннокентий Ильич писал, что это — признак успеха спектакля в городе.

В марте 1969-го из Москвы из минкульта пришла телеграмма: «Вам планируются гастроли в Москве летом 1970 года»! Ну и что было делать? Рисковать и уезжать? Оставаться и надеяться, что гастроли в Москве все-таки состоятся?

Как мы не поехали в Тулу

И все-таки нам очень хотелось уехать. Своей перепиской мы добились того, что из Тулы от директора Брустина получили телеграмму с официальным вызовом. Но... мы не могли в эту минуту подвести театр, в котором работали 6-й год. Так честно и написали. В ответ пришла телеграмма: «Письмо получили. Положение поняли. Согласны. Переговоры на весну...»

И хотя весной мы какое-то время продолжали переписываться с Тулой, дело было, как выяснилось, закрыто.

У Жюля Ренара в «Дневниках» есть такой афоризм: «Чтобы пробиться, надо или создавать шедевры, или делать подлости». Без комментариев.

Первая московская комиссия отобрала для второго показа три спектакля: «Мужество», «В ночь лунного затмения», и «Последние». Нам сообщили, что на лето 1969-го на театр Ленинского комсомола в министерстве культуры лежит 7 заявок, и среди них наша.

В июне мы снова оказались в богом забытом Николаевске. Теперь уже восприятие было отравлено желанием и пока безуспешными попытками уехать. Поэтому ресторан — «занюханный», роскошная библиотека Дома офицеров — «запыленная» и т. д. Да еще Владик на все попытки списаться с театрами, твердит: «Не возьмут». Мало того, мы уезжали из распускавшегося зеленью Комсомольска, а здесь холод, даже почки еще не надулись.

Здесь же 14 июня 1969 года состоялась наша премьера «Чайки»... Приятны были рецензии и отзывы на «Чайку», которые опубликовали охинские газеты...

В августе работали в Биробиджане. И в этот третий приезд веселый еврейский город показался нам костью в горле. Спектакли показывали неважные, серенькие, радовала только «Чайка» — интеллигентная, чистенькая, прелесть.

А я все хлопотала: Саратов молчал, потом в августе прислали телеграмму: «Ваши предложения рассматриваются. Шлите рецензии...» Тула молчала. Вот теперь мы начали жалеть, что в прошлом году отказались от Кемерово — все поближе...

Гастроли в Хабаровске начались 11 августа 1969-го. И неожиданно здесь мы хорошо пошли, полные сборы, и, конечно, Герцберг принял решение о продлении гастролей до 31 августа. Мало того, здесь мы сыграли три спектакля на телевидении. Директор к этому времени просто озверел. Кидался на нас и на всех, хотя «грозился» время от времени Владику званием заслуженного и нам обоим 130 рублями к сентябрю. Ох, заманивал! Батенин говорил директору:

— Вот вы говорите: «Если останетесь, пошлем на звание». А ведь это неправильно. Следовало так: «Вы заслужили, и независимо от того, останетесь вы или нет, мы выполним все обещания».

Размечтались, как же!

В Москву мы попали только 5 сентября 1969 года, заблаговременно отправив детей родным... Отпуск у нас после длинных гастролей тоже был длинный...

Все наши попытки сменить место работы успехом не увенчались. Пали руки, и мы приняли решение вернуться, чтобы в следующем году начать хлопоты с новыми силами.

Читатель может спросить: ты вот так хвалишь мужа-актера, и репертуарные листы у вас вроде хорошие, что же так трудно было уехать? Другие ведь уезжали и неплохо устраивались: Равикович, Петров...

Во-первых, я уже объясняла характер Батенина, во-вторых, за нас очень держался директор Герцберг. В-третьих, какому театру был нужен довесок женского пола, когда своих не знали куда девать?

Сезон 1969/70

Ну вот, в середине октября мы снова оказались дома. Неприветливо нас встретил почти родной город: холод, грязь, в магазинах — космическая пустота.

Начали работать, утром и вечером репетировали дерьмовую пьесу по роману все того же А. Андреева «Спокойных не будет». У меня и Батенина главные роли: опять Женя, опять Петр. Да что же мне так не везло, в четвертый раз я должна прикидываться молоденькой девушкой в этой насквозь фальшивой поделке?! Ведь ни один театр Москвы не позарился на эту халтуру!

Когда уже шел спектакль, у меня однажды на сцене чуть не случился нервный срыв. Вскочив по режиссерской гениальной задумке на стул, чтобы произнести гневный монолог, я вдруг почувствовала в горле ком истерики. Секунд десять, а может, больше не могла себя взять в руки. В голове билось: «Бежать, бежать со сцены! Не могу-у!»

Смогла, конечно.

Но ситуация требовала разрядки. И я разразилась гневным письмом в «Литературную газету». Очень хотелось стукнуть по этому спекулянту-конъюнктурщику. Я его ненавидела физически!

Сейчас не помню, что я там писала, но, думаю, что-нибудь, эмоциональное. В ответном письме из редакции мне сообщили, что полностью разделяют мое мнение о творчестве Александра Андреева, но поместить мою статью не могут, так как на эту тему уже были публикации. Ну и на том спасибо! Все-таки мне стало легче...

... У Батенина еще одной премьерой этого года стала роль Жени Лукашина в пьесе Э. Рязанова и Э. Брагинского «С легким паром» («Ирония судьбы»). Премьера состоялась в феврале, в том же месяце я начала репетировать Веру в «Обрыве» Гончарова. В самом деле, не все же мне гадость всякую играть!

Проклятые театральные интриги: нас все еще водили за нос с московскими гастролями. Было назначено две комиссии московских критиков: одна в конце января 70-го, вторая, окончательная, в феврале-марте...

Я очень надеялась, что приедет какой-нибудь квалифицированный критик и увидит Батенина подряд в ролях Тригорина, Фрола Баева и Ялсыгуля. В том, что Владислав незаурядный актер, я никогда не сомневалась. Надо было просто увидеть его на сцене. Ведь на всяких местных обсуждениях то одного, то другого этак снисходительно похвалят, а о Батенине обязательно скажут: выдающаяся работа. Ну а толку?

Лазутчик из Москвы

Заслали к нам из Москвы лазутчика. В ожидании крутых московских критиков мы выслушали мнение известного тогда режиссера-консультанта Владимира Иокара. В ВТО всегда были такие разъездные люди, которые специально ездили в провинциальные театры — где оценивали, а где и помогали что-то поправить в постановках. Честно скажу, мы к каждому такому приезду относились очень трепетно, ловили каждое слово.

Это уже потом, работая в Москве и часто бывая и в министерстве, и в ВТО (теперь СТД), я поняла, что далеко не всегда такие критики были достаточно компетентны, не всегда серьезно относились к своей миссии. А для нас был очень важен взгляд со стороны. Варились ведь в собственном соку.

Нам показалось, что В. Иокар разбирал наши спектакли серьезно, глубоко. Он в «Чайке» хвалил Нину и Треплева — Бориса Петрова. А Батенина вообще выделил особо — за Тригорина, Фрола Баева и Леща в «Последних»

А что я всегда говорила!

Ура! Какие гастроли!

В феврале наконец пришла долгожданная весть: нам утвердили гастроли лета 70-го года.

В Москву? Как бы не так!

Но все равно, радости нашей не было предела. Городскому театру получить в год 100-летия со дня рождения В. И. Ленина Тулу, Ульяновск и Смоленск — это ли не мечта? И такие города! Что там Москва с ее снобистскими зрительскими запросами, в провинции-то зритель помягче, потолерантнее, периферия периферию легче поймет. А сколько возможностей встретиться с тамошними режиссерами и директорами! Одним словом, мы воспрянули духом.

Но пока суд да дело, надо было зарабатывать деньги, и в марте нас опять забросили на две недели в теперь уже почти ненавистный Биробиджан.

...А в это время наш неутомимый Борис Наумович уже пылил по дорогам Поволжья и центра России, организуя гастроли. Мы были в предвкушении июньских встреч с Москвой, родными...

Эти гастроли мы проводили уже в твердой уверенности, что уезжаем. Липецк официально подтвердил приглашение нас обоих на работу в Липецкий областной драматический театр (он тогда еще не носил имени Л. Н. Толстого).

Нашим гастролям предрекали провал: городской театр в год столетия Ленина на трех сценах областных театров, к тому же избалованных частыми гастролями московских коллективов. А мы делали сборы, пожинали успех, овации и хвалебные рецензии. Подъем был необыкновенный. А для меня и Владика дополнительной огромной радостью было то, что во всех трех городах наши спектакли смотрели родные люди...

...После гастролей... оставалось вернуться в Комсомольск-на-Амуре, отправить вещи, завершить все официальные процедуры и — в отпуск. Впереди Липецк и новые надежды.