Дух предка в образе Куты мафа

Удэгейская фигурка шамана-предка верхом на духе-помощнике. Приморский государственный музей им. В. К. Арсеньева, ВладивостокВсе малочисленные народы Приамурья и Приморья почитают тигра, которого удэгейцы называют Куты мафа. Они верят, что дух предка в образе тигра постоянно сопровождает охотника и оказывает ему помощь на охоте. В тайге Куты мафа является охотникам в облике зверя, а во сне он обычно приходит либо в образе пожилого человека (удэгейцы, орочи), либо в виде седого старика в богатой одежде (нанайцы).

Аборигены Приамурья и Приморья считают, что тигр может поступать не только как добрый, но и как злой дух, известный под именем Амба. В последнем случае он может причинить вред. Обычно Амба предстает перед человеком в образе птицы (амба гахани), человека (амба нии) или животного (амба буани).

Удэгейцы сохранили миф о происхождении тигра, содержание которого позволяет предполагать, что в этногенезе народности принимали участие какие-то племена, обитавшие на юге Азии, где никогда не бывает зимы и где водятся зеленые попугаи.

В духовной культуре удэгейцев, орочей, нанайцев и других тигр занимает одно из ведущих мест. Его рисуют на онгонах и шаманских атрибутах, делают из дерева и соломы, вырезают на берестяных коробках, вышивают на одежде цветными нитками. Рисунки на шаманской одежде наносятся контурной линией, при этом художник часто нарушает пропорциональную зависимость деталей туловища (большая голова и малое тело), не соблюдает перспективу и не стремится к детальной прорисовке изображения. Важной деталью рисунка являются поперечные полосы, изображающие шкуру зверя, по которым узнают тигра среди других животных из семейства кошачьих.

Такой подход к рисунку, на наш взгляд, известен жителям Приамурья с неолита. Об этом убедительно свидетельствуют наскальные изображения Сикачи-Аляна. На одном из базальтовых валунов, расположенных у берегов Амура, имеется рисунок тигра, напоминающий удэгейские и нанайские изображения. Изображения выполнены хотя и на разных материалах, но в одном стиле: тот же контурный рисунок туловища, те же поперечные полосы на шкуре животного.

Связь древнего искусства народов Нижнего Амура с современным (с середины XIX века до наших дней) прослеживается и на другом примере. Так, на удэгейском и нанайском халатах и нанайской берестяной коробке среди сложных переплетений растительного орнамента выделяются узоры в виде стилизованных головок животных кошачьей породы. По характерным завиткам и поперечным полосам можно узнать тигра. Похожие узоры имеются и среди петроглифов реки Кия в Хабаровском крае. Древние и современные изображения выполнены в стиле линейного рисунка. Первый (на р. Кия) состоит из комбинации кругов и кривых линий, второй (на халатах и берестяных коробках) — из симметричных спиралей, кривых линий и скобок. Кроме этого, на лбу животного имеется специальный знак, подобно тому, какой есть у живого тигра. На петроглифе он изображен в виде ромба с четырьмя точками, на берестяной коробке — в виде треугольного лепестка, на удэгейском халате это маленький ромбик и два лепестка, а на нанайском халате — две скобки и два лепестка. Данная деталь указывает на могущество зверя и выделяет его в особую категорию великих животных.

Поперечные полосы как главный опознавательный знак играют важную роль не только в рисунках, но и в деревянной скульптуре удэгейцев и особенно — нанайцев. Нанайские скульптурные изображения без раскраски больше напоминают выдру, удэгейские — крысу. Но за счет поперечных полос, проведенных краской на хвосте, туловище и голове, в деревянной фигурке угадывается тигр. В отличие от нанайских деревянных скульптурок удэгейские более тонкой работы и ближе к реальному воспроизведению зверя.

В прошлом удэгейцы, орочи, нанайцы и другие народы Приамурья и Приморья часто делали из металла, дерева или сухой травы амулеты с изображением тигра, которые носили на шее или держали у изголовья, чтобы обезопасить себя от козней злых духов. Можно предположить, что петроглифы на реках Кия и Амур, где имеются рисунки тигров, расположены в местах отправления древних обрядов, включающих жертвоприношения.

Главной причиной, заставившей предков удэгейцев и других тунгусо-маньчжуров изображать тигра, являются тотемистические представления. Исследователи неоднократно указывали, что удэгейцы, нанайцы, орочи, ульчи, маньчжуры, узбеки и многие другие народы Азии считали тигра или своим древним предком, или почетным сородичем, или просто приписывали ему свойство влиять на деторождение.

Взгляд на тигра как на близкого родича сохранился в памяти удэгейцев, орочей, нанайцев и других народов в виде мифов и преданий, которые чаще всего рассказывают о сожительстве тигра с женщиной или тигрицы с мужчиной. Один из удэгейских мифов о браке тигрицы с человеком приводится В. К. Арсеньевым. В нем говорится, что мальчик и девочки попали на зверовую тропу. Девочку подобрал медведь, а мальчика — тигрица. Впоследствии от брака девочки с медведем произошли все удэгейцы, а брак мальчика с тигрицей остался бездетным. С тех пор удэгейцы стали считать медведя своим родоначальником, а тигра — почетным сородичем. Вместе с тем удэгейцы относились к тигру не только как к отдаленному сородичу, но и как к божеству.

У орочей первоначально тигр был тотемом только рода Еминка, у нанайцев — Актенка. (Об удэгейцах нет такой конкретной информации.) Позднее этот тотем распространился и на другие роды нанайцев, орочей, удэгейцев, но это не мешало им признавать приоритет родов Еминка и Актенка.

Сюжет нанайского мифа о связи тигра с женщиной очень близок представлениям народов, живущих в Средней Азии и Тибете. В этом легко убедиться, если сравнить мифы нанайцев, узбеков и небольшой тибетской народности таман.

В нанайском мифе повествуется, как тигр пришел к дому женщины и лег у порога. Нанайка попросила его уйти, но зверь остался на своем месте. Тогда женщина перешагнула через него и пошла по своим делам. Вернувшись, она снова перешагнула через зверя. Вечером тигр поднялся и ушел. Через два месяца женщина почувствовала, что беременна, и в срок родила двух мальчиков. С детьми она ушла в тайгу и там превратилась в тигрицу. Когда ее разыскал брат, женщина-тигрица отдала ему детей и велела никогда не убивать без причины тигров. От мальчиков впоследствии появились все нанайцы рода Актенка, что в переводе означает рожденный от тигра. Близкий сюжет встречается у узбеков Хорезма. «По рассказам, передаваемым из поколения в поколение, — писал один из специалистов по народным верованиям узбеков
Г. П. Снесарев, — в старину стоило только охотнику, убившему в тугаях тигра, появиться в селении, как со всех сторон собирались женщины, не имевшие детей... Такие женщины, надеясь забеременеть, перешагивали через развернутую шкуру».

У тибетской народности таман бытует рассказ о том, как один человек разыскивал свою жену с ребенком и спрашивал, не видел ли кто его семью. Когда ему отвечали, что видели только тигрицу с тигренком, он восклицал: «Да ведь это они и есть!» — и спешно шел в ту сторону, где видели тигрицу.

Вера в родство с тигром и возможность общения с ним встречается и у других народов Азии. Коренные жители Приамурья и Приморья верили в магическую силу зверя и считали, что встреча с ним в тайге была предупреждением об опасности или неудаче во время промысла. Удэгейцы и орочи, приметив след зверя, тут же сворачивали в сторону. При случайной встрече с тигром охотник бросал свое ружье, низко кланялся и произносил «молитву», содержание которой сводилось к просьбе оказать помощь в охоте и не оставлять семью без кормильца и продовольствия.

Если тигра встречал нанаец из рода Актенка, он становился лицом к зверю, чтобы тот мог узнать своего «потомка». Аналогично поступали и орочи из рода Еминка. Считалось, что в трудную минуту зверь оказывал помощь своим потомкам. Так, в удэгейском фольклоре есть сюжет о том, что тигр снял со скалы двух приморских охотников, которые, добывая птенцов орла, взобрались так высоко, что спуститься не смогли.

В нанайском фольклоре также распространены сюжеты о том, как тигр приходит на помощь человеку. Например, есть рассказ о том, как охотники остались в тайге без оружия и еды. Они бродили, пока не упали, обессилев от голода. «Собрались, бедные, было уже умирать, но вздумали помолиться тигру. Встали они на колени и громко сказали: „Отец! Неужели ты не видишь, что мы умираем от голода? Пошли нам что-нибудь съедобное!“ Сейчас же затрещали кусты, и показался тигр, а в зубах его была косуля. Он бросил ее к ногам гольдов и убежал в лес. Не хотели гольды есть мясо косули, задавленной тигром, но он из лесу прокричал им человеческим голосом: „Ешьте скорее, не то умрете“. Когда возвратились они домой, то хотели было принести искупительную жертву, но старейшему из рода Актенка во сне явился старик и сказал, что греха никакого не было и что он вовсе не сердится».

Чехол удэгейского шаманского бубна с изображением  духов-помощников Приморский государственный музей им. В. К. Арсеньева, ВладивостокПо представлениям орочей и нанайцев тигр не только помогает людям, но нередко и сам нуждается в помощи. В фольклоре нанайцев и орочей говорится, что однажды к жилищу человека пришел тигр с большой занозой в лапе. Люди вытащили занозу и отпустили его. Ночью орочам явился во сне тигр, велел сделать из занозы его изображение и обещал помочь в трудные минуты, а нанайцам (тоже во сне) тигр разрешил доедать остатки своей добычи и убивать раненного им зверя. Последний случай связывается с нанайским поверьем, что нельзя стрелять в зверя, преследуемого тигром, или брать тушу животного, задавленного тигром. «Если же будет обнаружено, что за бежавшим зверем, которого охотник убьет, гнался тигр, то гольд ни за что не возьмет ни мяса, ни шкуры, даже не прикоснется к нему, — писал об этом И. А. Лопатин. — В этом случае охотник должен был замолить свой грех и принести ту жертву, какую укажет родовой совет рода Актенка».

Брать добычу тигра не разрешалось ни одному охотнику. Нарушение этого запрета расценивалось всеми народами Приамурья как воровство. Исключение делалось только для орочей рода Еминка и нанайцев рода Актенка, поскольку, как уже говорилось, представители этих родов считали тигра своим отцом, а взять что-нибудь в пользование у отца не считалось зазорным.

Если охотник нарушал запрет и брал добычу тигра, то его на промысле ожидала неудача. У хорских удэгейцев нам удалось записать такой рассказ: один из удэгейцев зимой 1934 года отправился с женой на охоту. Эта женщина как-то нашла в тайге задавленного тигром кабана, погрузила его на нарты и увезла в свое зимовье. Не найдя своей добычи, тигр отправился по следу женщины и сильно напугал ее. На следующий день он снова шел по ее следу. Пришлось мужу отвезти жену домой. Только после этого тигр перестал посещать территорию, где жили охотники.

Вероятно, представление о мести тигра за «украденную» добычу опирается на практический опыт. Обычно тигр приближается к жилью, когда он стар или болен, голод заставляет его нападать на собак, скот и даже на человека. Именно такого тигра считали «сумасшедшим». Здоровый и сытый зверь на человека не нападает, но в целях самосохранения из любопытства изучает его на расстоянии. Абориген, заметивший слежку, полагал, что зверь преследует его за какие-то грехи, допущенные по отношению к лесным обитателям.

Восприятие удэгейцами, нанайцами, орочами и другими народами тигра не как зверя, а как человека своего или чужого рода наглядно прослеживается в местах, связанных с убиением тигра человеком или человека тигром. Место, где был убит человек, считалось запретным для его соплеменников. Здесь не охотились, не собирали ягоду, а, заметив условные знаки, указывающие на табу местности, обходили его стороной. Точно так же аборигены остерегались и места, где был найден тигр, убитый человеком или просто мертвый.

Отношение к тигру как к человеку особенно ярко проявлялось во время погребения зверя. Иногда он попадал под самострел или бывал убит из ружья по оплошности охотника. В том и другом случае удэгейцы хоронили тигра в специальном срубе (сактама), установленном на четырех вертикальных стойках. Внутри сруба делали подстилку из мягких стружек (куаптэля), которыми затирали кровь зверя. На них же укладывали мертвого тигра. Сруб сверху закрывали берестой или жердями. Шкуру с тигра не снимали. В виде штрафа (байта) в углу сруба, где была голова зверя, вешалась белая чистая ткань и длинные стружки, означающие, что здесь лежит мертвый сородич. По сторонам сруба на деревьях делались затесы, которые для удэгейцев служили ориентиром, что эта местность является запретной.

Орочи хоронили тигра в одежде. На него надевали штаны, халат, на задние лапы обувь, на передние — рукавицы, на голову — шапку. Зимой тигра одевали в летнюю одежду, летом — в зимнюю. Затем тигра клали на правый бок в амбарчик, который сверху закрывали бревнами.

У нанайцев бытовали рассказы о том, что после похорон тигра «убийца» во сне видел седого старика, который обращался к нему со словами: «Зачем ты убил моего сына? Ты не должен был смотреть на него, а завидев вдали, должен был поклониться ему до земли». Увидевший такой сон охотник шел в стойбище, где жили Актенка. Там он рассказывал старейшему из рода о случившейся беде и просил помочь. Представители рода Актенка определяли величину штрафа. В назначенный день виновный привозил в стойбище 30–40 килограммов мяса, немного юколы, чумизы и обязательно одно — три ведра водки. «Старейший делает из дерева маленькую модель лодки и кладет в нее половину бутылки (или менее того) водки, немного мяса, юколы и чумизы. После этого вся компания вместе с кающимся отправляется в лес к родовому дереву Актенка. Там все кланяются, а старейший произносит следующую молитву: «Старик, не сердись! Он убил твоего сына нечаянно. В следующий раз он будет более осторожен. Вот тебе от него угощение. Пей и ешь с нами и забудь старое». Съев угощение, выпив водку, охотники расходились в уверенности, что между людьми и родом тигров наступил мир. Иногда встреча охотника с тигром заканчивалась трагически. Зверь нападал на человека и убивал его. Такого зверя аборигены считали «сумасшедшим», вышедшим из-под влияния бога лесов Онку или ставшим злым духом Амба. В этом случае тигру объявлялась кровная месть.

Закон кровной мести существовал у аборигенов Приамурья вплоть до 1930-х годов. Он распространялся не только на чужеродцев, но и на тотемных животных — тигров и медведей. Этот факт убедительно свидетельствует о том, что в далеком прошлом люди не делали различий между человеком и тотемным зверем, который также должен был сполна получить наказание за свое преступление.

У удэгейцев после погребения погибшего человека его родственники разыскивали сильного шамана (Сагди самани) и приглашали к себе. Ему рассказывали о случившемся. Шаман после малого камлания в доме погибшего приказывал родственникам приготовиться к большому камланию. Недалеко от дома с западной стороны расчищали место. Там устанавливали специальный настил из жердей (сэдо) и делали длинную лестницу (увангню), которая верхней частью привязывалась к дереву так, чтобы нижние концы достигали земли. Сэдо касался края лестницы. По сторонам сэдо ставились две лиственницы. Кроме этого, делалось изображение тигра из травы (фуданку). Оно ставилось под лестницей, головой к настилу. В назначенный час, задолго до захода солнца, люди собирались на камлание. Шаман надевал свой костюм, обвязывал голову, локти и колени стружками, прикреплял к поясу три-четыре комплекта сэвэнов, изображающих орлов. Женщины заранее готовили их из прутьев тальника, цветных лоскутьев, птичьих перьев. Эти атрибуты должны были придать шаману легкость в движениях и позволить подняться в небо.

Камлание начиналось в жилище погибшего, а затем шаман, не прекращая ритмичных ударов в бубен, двигался к лесу на небольшую поляну, где камлание продолжалось почти всю ночь. Шамана сопровождали родственники и знакомые погибшего. Мужчины несли копья и пешни. Шаман, не прекращая камлания, становился на сэдо лицом к лестнице и обращался к фуданку: «Хозяин подземного мира, я пришел спросить тебя, почему случилось это убийство?» Хозяин тигров (Куты адзани), живущий на самой высокой сопке, пояснял, убил ли тигр человека нечаянно или за «грехи». Эти слова шаман передавал людям. Затем он предлагал собравшимся нанести роду тигров взаимное мщение, чтобы больше не было недоразумений. По знаку шамана удэгейцы бросались на изображение тигра и кололи его копьями.

Если несчастье случилось зимой, и была надежда догнать зверя по следу, люди клялись отомстить зверю. Удэгейцы надевали одежду наизнанку, это означало, что они идут мстить за сородича. Большой группой тигра настигали и убивали. Но на этом месть не завершалась. С мертвого зверя снимали шкуру, причем руками ее держать никому не разрешалось. Молодые люди шкуру держали крючками, а старый человек снимал ножом. Тушу и шкуру закапывали в землю, чтобы душа этого зверя не попала к небесной старухе (Тагу мама) и через несколько поколений тигр, возродившись, снова не убил человека.

Иногда, чтобы выразить презрение к душе, которая витала рядом с телом мертвого зверя, удэгейцы отрезали лапы вместе со шкурой, обрубали топором когти и обухом выбивали зубы, разрезали тушу на куски и разбрасывали по тайге. После этого считалось, что душа убитого сородича полностью удовлетворена и не будет беспокоить живых, а тигр Амба больше никогда не возродится. На этом кровная месть заканчивалась. Удэгейцы шли в тайгу, где имелось специальное дерево (Сангия мафа) с треугольной зарубкой у основания, и, помолившись Онку, сообщали, что виновный наказан, кровная месть прекращается, и люди желают в дальнейшем жить в мире с родом тигров.

После этого возвращались к жилищу погибшего. Шаман исполнял роль судьи Манга, помирившего людей и тигров. Он ступал ногой в один котел, поставленный перед входом в дом, потом в другой, поставленный за порогом и входил в жилище. Обходил помещение с пляской и ударами в бубен. Затем снимал с себя шаманские атрибуты и садился на циновку к столику с едой. Вместе с шаманом садились все остальные, поминая убитого. Родные дарили шаману пару унтов и пару наколенников. В ответ шаман также одаривал родных усопшего парой унтов, приготовленных заранее.

Многое из рассмотренных представлений в рудиментарной форме сохранилось в сознании аборигенов Дальнего Востока до наших дней, хотя и ушло из широкой обрядовой практики. Вместе с тем отдельные охотничьи ритуалы, до сих пор совершаемые в тайге, свидетельствуют об устойчивости древних верований.

Анатолий СТАРЦЕВ, этнограф, доктор наук
Владивосток