Словесница Искусств

В. К. Арсеньев и зарубежные исследователи

Имя В. К. Арсеньева принадлежит могучей школе русских ученых-путешественников — Семенова-Тян-Шанского, Пржевальского, Миклухо-Маклая и других. Эта школа явила миру, по мнению А. П. Чехова, благородное честолюбие, непобедимое стремление к раз намеченной цели, трудолюбие, высокую веру в цивилизацию и науку. Исследователь и подвижник науки Владимир Клавдиевич Арсеньев внес большой вклад в сокровищницу русской науки и прославил свое имя — имя русского ученого — далеко за пределами своей родины.

Одной из основных культурно-исторических проблем, волновавших ученых разных научных направлений на рубеже XIX–XX веков, были вопросы происхождения народов, сходства и различия разных групп населения, своеобразия и заимствования культурных традиций, а также создание единой картины человечества. Учеными и научными обществами велись широкомасштабные этнографические исследования в Америке, Африке и Азии.

Одной из наименее изученных областей оставались Восточная Сибирь и российский Дальний Восток. Сведения о народах этого региона носили отрывочный и не всегда достоверный характер. В связи с этим результаты систематических комплексных исследований, проводимых В. К. Арсеньевым, вызывали интерес у отечественных и зарубежных ученых.

Первым зарубежным исследователем, с которым лично познакомился Владимир Клавдиевич Арсеньев, был Фритьоф Нансен — известный норвежский путешественник, который в 1913 году принял участие в экспедиции, прошедшей через Карское море из Европы в Сибирь. К моменту их встречи 23 сентября русский путешественник не только был известен как знаток Приамурского края, но и возглавлял Гродековский музей Приамурского отдела Императорского Русского географического общества. Благодаря его энергичной деятельности музей вышел из состояния упадка и стал одним из крупных научных центров Дальнего Востока. Высок был и научный авторитет его директора.

Между двумя путешественниками-исследователями установились теплые, дружеские отношения. Арсеньева познакомил Нансена с географическими и природными особенностями Приамурского края, его историей и населением. Вероятно, часть данных о российском Дальнем Востоке, приведенных Нансеном в своей книге, получена им от русского исследователя.

Арсеньев познакомил Нансена с материалами о древнейшей истории Уссурийского края, главным образом, о его средневековом периоде. Он рассказал норвежскому путешественнику легенду о царе Куаньюане, повествующую о междоусобной борьбе двух чжурчжэньских князей. Владимир Клавдиевич знал о ней из китайских летописей, и, по его мнению, этот сюжет подтверждался археологическими находками, сделанными как на территории края, так и в соседней Маньчжурии. Современные археологические исследования доказали обоснованность выводов Арсеньева: действительно основанием легенды послужили реальные события в жизни чжурчжэней.

Взаимным был у двух путешественников и интерес к этнографии коренных народов Сибири и Дальнего Востока. Главным образом их волновали проблемы происхождения, взаимодействия и взаимосвязи различных культур и народов, проживавших в крае. Арсеньев считал, что первоначальными обитателями Приамурья были тунгусские племена орочон, гольдов (нанайцы. — С. Г.) и других этносов, занимавшихся преимущественно рыболовством и охотой. Между тем в устье Амура обитали гиляки (нивхи. — С. Г.), не родственные тунгусам, но также занимавшиеся рыболовством. Арсеньев рассказал норвежскому исследователю о совместной с Л. Я. Штернбергом гипотезе, согласно которой нивхи — один из народов, проживавших в низовьях Амура и на острове Сахалин, — «подобно эскимосам, алеутам и другим, пришли с Северо-востока, из Америки, и в родстве с американскими туземцами» (5, c. 228).

Большое впечатление на норвежского ученого произвел Гродековский музей. В своей книге «В страну будущего» Ф. Нансен отмечал: «...к большому своему изумлению, я нашел, что в некоторых деталях многие из саней, употребляемых в самых восточных областях (но не в западных), имели замечательное сходство с санями-лыжами, придуманными мной для гренландской экспедиции. К таким деталям относились, например, что полозья загибались кверху не только спереди, но и сзади, и привязывались к продольным ремням саней, что придавало саням большую прочность». Знаменитый норвежский путешественник дал высокую оценку представленным в музее коллекциям и большой исследовательской работе его директора. Вечером в Городском доме чествовали Нансена, он в свою очередь выступил с небольшой речью о своем путешествии по Сибири. На следующий день для норвежского гостя устроили экскурсию вниз по Амуру, в которой участвовал и Владимир Клавдиевич.

Во многом позиции и взгляды двух исследователей-путешественников совпадали по наиболее значимым для них проблемам охраны и рационального использования уникальных природных ресурсов Сибири, гуманистического отношения к коренным народам, уважения их культуры и традиций. Близким был и научный подход, методика организации и проведения экспедиций. Основу систематических исследований, по мнению путешественников, должны составлять научная обоснованность, четкие цели, продуманный план и обязательная обработка собранного за время экспедиции материала.

Несколько дней общения переросли в продолжительную дружбу, Арсеньев и Нансен писали друг другу письма, обменивались фотографиями и книгами. Норвежский исследователь первым из зарубежных ученых оценил богатейшие природные богатства Сибири, увидел в ней страну будущего, с развитием которой будет неразрывно связано и будущее Европы. Впервые в научной литературе того времени Нансен не только дал обстоятельную оценку экономических ресурсов Сибири, но и рассказал миру о капитане Арсеньеве, высоко оценив его вклад в изучение Приамурья.

В 1914 году в рамках реализации крупного международного научно-исследовательского этнографического проекта в Хабаровск приехал польский ученый-антрополог, доктор Станислав Понятовский. Во многом его поездка стала продолжением Джузеповской Северо-Тихоокеанской экспедиции, которая провела широкие этнографические исследования среди коренных народов, проживавших на территории Америки и России. Для полноты характеристики этнографической карты американские ученые приняли решение расширить территорию изучения. В центре их интересов стояли вопросы этногенеза, взаимодействия культур и проблемы антропологии коренных народов Приамурья. «Дорогой Владимир Клавдиевич, — писал этнограф Лев Яковлевич Штернберг, — податель сего польский антрополог Станислав Понятовский едет на Амур для антропологических измерений. Очень прошу Вас оказать свое товарищеское содействие своим опытом, советом и связями. В свою очередь, быть может, г. Понятовский будет и вам полезен своими знаниями и антропологическим опытом» (8, c. 33).

3 июня исследователи встретились в музее, и с первых минут знакомства между ними возникла взаимная симпатия, что было отмечено польским исследователем в своем дневнике: «...мы разговорились, и при этом сразу же создалась атмосфера, как между добрыми знакомыми» (6, c. 34). Арсеньев тепло принял польского ученого и согласился помочь в проведении антропологических исследований в Приамурье.

Владимир Клавдиевич познакомил Понятовского с историей возникновения Гродековского музея и его экспозицией. В большей степени польского ученого заинтересовал отдел этнографии, в котором большинство экспонатов собрал сам Арсеньев во время экспедиций по краю. Наиболее полно в экспозиции были представлены коллекции по материальной и духовной культуре орочей и удэгейцев. Внимание польского исследователя привлек полный костюм умершего орочского шамана, переданный в музей его сыном.

Масштаб исследований, проведенных Арсеньевым за незначительный промежуток времени, произвел большое впечатление на польского ученого: «За время своих поездок он смог, как никто другой до него, изучить весь Уссурийский край, создать множество топографических карт, собрать геологические, зоологические и археологические коллекции, составить списки и планы различных руин наземных построек, созданных предположительно в период так называемого средневекового царства Бохай, составил огромный словарь языка орочей — удехэ: причем он, не зная научной транскрипции, придумал свою собственную фонетическую транскрипцию, и одновременно собрал много первосортных материалов по самым различным областям знаний» (11, c.45).

Больший интерес Понятовского вызвали не только опубликованные работы Арсеньева, но и подробные карты Уссурийского края. Русский исследователь обстоятельно отвечал на вопросы польского коллеги и даже составил небольшую этнографическую карту Уссурийского края, приложив объяснительную записку. Особенно поразили Понятовского дневники русского путешественника. Это были подробные полевые записи, включавшие разносторонние сведения о географии, населении, истории, растительном и животном мире Приамурья. Скрупулезность ведения рабочих материалов, вдумчивость Арсеньева, его педантичность вызвали восхищение польского коллеги — «капитальные дневники!!!» (11, c. 35).

В свою очередь, Станислав Понятовский познакомил Арсеньева и исследователя культуры нанайцев И. А. Лопатина с новыми методами проведения антропометрических исследований, разработанными немецким антропологом Рудольфом Мартином. Польский ученый не только рассказал дальневосточникам о технологии изготовления гипсовых масок, но и провел для Арсеньева и Лопатина показательный урок по краниологии (раздел антропологии, занимающийся изучением черепа — С. Г.) и на практике продемонстрировал технику изготовления масок.

К подготовке экспедиции польского ученого Арсеньев привлек И. А. Лопатина, хорошо знавшего район предстоящей экспедиции, и они разработали план совместных антропологических, этнографических исследований среди нанайцев, ульчей и орочей. Экспедиция продолжалась около двух месяцев, за это время удалось собрать обширный этнографический материал. Произведенные Понятовским антропологические измерения, фактически не подтвердили гипотезу о физическом сходстве восточнрсибирских народов и североамериканских индейцев (10, c. 24).

После завершения экспедиции Понятовский рассказал Арсеньеву о проведенных исследованиях и обратился с просьбой оказать содействие в транспортировке собранных им коллекций, поскольку Гродековский музей имел специальные этикетки для отправки грузов и такие перевозки были бесплатными. Ученые запланировали в следующем году встретиться вновь и провести совместные исследования среди удэгейцев. К сожалению, начавшаяся Первая мировая война не позволила осуществиться этим планам. Из сохранившейся переписки Арсеньева с Понятовским видно, что в их отношениях проявился характер подлинного научного сотрудничества, взаимно обогащавшего обоих ученых.

Станислава Понятовского и Владимира Клавдиевича Арсеньева объединяла глубокая увлеченность наукой и цивилизованное отношение к малочисленным народам Приамурья; теплые, дружеские отношения между исследователями сохранились на долгие годы. Уже из Польши ученый написал письмо с распоряжением, касающимся оставленных им в Хабаровске коллекций: «Будьте добры, выслать в Америку два ящика и один пакет /длинный, в полотне/ с этнографическими коллекциями. Вышлите, пожалуйста, на счет получателя National Museum in Washington.

Что касается двух желтых сундуков
/ S. P. I, S. P. II/ и большого ящика с гипсом, то, если возможно, пусть все это пока остается у Вас в музее до распоряжения Dr. Ales Hrdlicka, curator of the Division of phisical Antropology in United States National Museum? Washington D. S... (1).

До 1917 года о вещах, оставленных в Хабаровском музее, никто не вспоминал. Возможно, ученые надеялись продолжить совместные исследования в Приамурье после окончания войны, но произошедшие вскоре революционные события в России помешали этому. Тогда же хранитель антропологического отдела Национального музея в Вашингтоне доктор А. Грдличка обратился к Арсеньеву с просьбой переслать оставленные Понятовским предметы в Америку. Коллекции были отправлены, и в знак благодарности за содействие в научных исследованиях Владимира Клавдиевича избрали почетным членом Вашингтонского национального географического общества (не позднее 1919 года).

В 1914 году в Приамурье проводил этнографические исследования ученый из Венгрии Бенедикт Балок Баратози (Баратоши) (9, c. 56). Как и Арсеньев, с юных лет он увлекся древнейшей историей своей страны и решил посвятить свою жизнь изучению народов и путешествиям. Этнографические знания и лингвистическая подготовка позволили Баратози одному из первых применить в этнографии сравнительный метод изучения. Исследуя народы, проживающие в Венгрии, он заинтересовался и народами, проживающими на востоке Азии. При поддержке Международного союза изучения Восточной и Средней Азии он и совершил путешествие в Приамурье летом 1914 года. В центре исследований были ульчи — небольшой народ, проживавший в низовьях Амура. Приехав в Хабаровск, Баратози познакомился с Арсеньевым, и тот помог венгерскому ученому с организацией экспедиции. Общность интересов и взаимное уважение стали основой сотрудничества двух ученых.

Начавшаяся Первая мировая война не позволила закончить этнографические исследования среди народов Приамурья. Баратози, плохо говорящего по-русски, приняли за австрийского шпиона и взяли под стражу. При аресте он сказал, что знает директора музея в городе Хабаровске, известного путешественника и исследователя. Благодаря хлопотам и поручительству Арсеньева за венгерского ученого вступился Н. Л. Гондатти — начальник Приамурского края. Венгра выпустили на свободу, но еще долгое время он не мог покинуть Хабаровск. Владимир Клавдиевич взял его под свое покровительство и переселил к себе на квартиру. Профессор Балок познакомил дальневосточных исследователей, членов кружка любителей этнографии Арсеньева, М. К. Азадовского и И. А. Лопатина с новой системой фонетической транскрипции, принятой в среде европейских ученых для записи фольклорных материалов. Прочитанные лекции были для Арсеньева очень полезны, так как он уже собрал значительный материал по фольклору орочей и удэгейцев. Владимир Клавдиевич познакомил Баратози со своим орочским словарем и собственной системой транскрипции. Эта работа получила одобрение и высокую оценку венгерского профессора, заметившего, однако, что составлено правильно, но лучше заменить на общепринятую транскрипцию (3, c. 222). За время своего вынужденного пребывания в городе венгерский ученый не только подружился с Арсеньевым, но и помог в разборе этнографических коллекций музея.

Только спустя два месяца Баратози получил возможность выехать на родину через Японию и Америку. По поручению Арсеньева в Японии он закупил для Хабаровского музея небольшую коллекцию бытовых предметов у айнов о. Хоккайдо. После окончания Первой мировой войны, интервенции и Гражданской войны на Дальнем Востоке никому не принадлежавшие вещи обнаружили на складе горкомхоза в Хабаровске в 1927 году, но благодаря Арсеньеву ценные материалы были опознаны. Ими оказались закупленные Баратози для Хабаровского музея уникальные записи айнских песен и личные вещи венгерского ученого. К сожалению, отправленные в адрес Венгерского национального музея фольклорные материалы и полевые записи Баратози затерялись в пути, и судьба их до сих пор не известна.

Малоизученная страница биографии В. К. Арсеньева — его научные контакты с японскими исследователями. В 1918 году, получив предложение от Приморского переселенческого управления, Арсеньев выехал на Камчатку для определения колонизационных возможностей этой области. В тот период грузовые и пассажирские перевозки в дальневосточных морях выполняли суда Добровольного флота и, совершая дальние рейсы в северные районы края, заходили в японские порты для дозаправки топливом.

Впервые Арсеньев побывал в Японии во время путешествия на пароходе «Сишан» 9 июля 1918 года. Судно шесть суток простояло в порту Хакодате, что позволило Арсеньеву осмотреть палеонтологические коллекции, собранные на южной оконечности острова Мацмай (Хоккайдо), и познакомиться с японским профессором Котора Дзимбо, геологом по специальности. Японский ученый увлекался также лингвистикой, этнографией и археологией (2, c. 211). Общая область интересов позволила исследователям двух стран сблизиться.

Наиболее плодотворные научные контакты установились у Арсеньева с известным японским археологом Рюдзо Тории. Они познакомились во время путешествия японского исследователя по Сибири и российскому Дальнему Востоку в 1919 году. Владимир Клавдиевич в это время работал в Дальневосточном управлении рыбными и звериными промыслами старшим инспектором и занимался преподавательской деятельностью во Владивостоке. Позднее Р. Тории отмечал, что Арсеньев оказал ему большую помощь во время его пребывания во Владивостоке в июне и ноябре, предоставив материалы своих исследований по Приморскому краю и копии старых статей о коренных жителях Дальнего Востока (7, c. 37). Ученые часто встречались и обсуждали различные вопросы антропологии, археологии и этнографии коренных народов Приамурья.

Р. Тории заинтересовала информация о петроглифах — памятниках искусства каменного века, расположенных по берегам Уссури и Амура. Археолог сделал предположение, что существует связь между наскальными рисунками Приамурья и древними глиняными скульптурами в Японии. Этой проблемой он планировал заняться в будущем. Перед отъездом в Японию Р. Тории поблагодарил Арсеньева за помощь, пожелав и дальше продолжать научные контакты и обмен информацией. Так между двумя учеными установились дружеские контакты, они стали переписываться.

Следующая их встреча произошла в 1927 году, когда Арсеньев в составе группы преподавателей Государственного Дальневосточного университета совершил поездку по городам Цуру, Токио, Киото и Осака. Встретившись со своим дальневосточным другом, Р. Тории поделился с ним научной информацией по археологии и этнографии и даже пригласил в театр кабуки, который произвел на Владимира Клавдиевича сильное впечатление. Новая встреча двух исследователей произошла во Владивостоке в 1928 году, куда Р. Тории приехал вместе с дочерью. Он планировал посетить петроглифы на р. Бикин и у с. Сикачи-Алян, а также осмотреть развалины средневекового бохайского городища около Никольск-Уссурийского.

Чтобы выполнить эту обширную программу, Арсеньев обратился с просьбой о содействии японскому археологу в академический центр, созданный при Наркомпросе — Главнауку, и в частности к ее уполномоченному на Дальнем Востоке К. Я. Луксу. Разрешение было получено, и 7 мая Р. Тории и Владимир Клавдиевич прибыли в Никольск-Уссурийский. Вечером того же дня Арсеньев познакомил японского исследователя с археологом Александром Зиновьевичем Федоровым и ботаником Евгенией Николаевной Клабуковой-Алисовой. На следующий день они посетили остатки городских строений средневекового периода. Познакомившись с археологическими находками и памятниками, Р. Тории выехал в Харбин.

Возможно, в это время Арсеньев передал японскому коллеге свою совместную с Е. И. Титовым работу «Быт и характер народностей Дальневосточного края», которая позднее была издана на японском языке. Ученый из Страны восходящего солнца по-настоящему ценил помощь Владимира Клавдиевича в проведении исследований на территории Дальнего Востока, неоднократно отмечая это в своих научных трудах.

После смерти Владимира Клавдиевича Арсеньева управляющий японским Генеральным консульством Я. Тагая выразил соболезнования «...по поводу тяжелой утраты, понесенной Дальним Востоком в лице безвременно скончавшегося В. К. Арсеньева, хорошо известного широким японским кругам и игравшего крупную роль в деле взаимного ознакомления и сближения наших стран» (4).

Светлана ГОНЧАРОВА
В материале использованы фотографии
из открытых интернет-источников

Источники

1. Архив Общества изучения Амурского края. Ф. 108. Оп. 1. Д. 1. Л. 227 об.
2. Аристов Ф. Ф. Владимир Клавдиевич Арсеньев (Уссурийский) //Земледелие. Т. 32. М., 1930.
3. Арсеньев В. К. Жизнь и приключения в тайге. М., 1957.
4. Красное знамя. 1930, 10 сентября.
5. Нансен Ф. В страну будущего: Великий Северный путь из Европы в Сибирь через Карское море. 1915.
6. Полевой Б. П. Этнограф Понятовский о В. К. Арсеньеве // Дальний Восток. 1976. № 9.
7. Сасаки С. В. К. Арсеньев и Тории Рюзо // Владимир Клавдиевич Арсеньев и его наследие //Материалы междунар. науч.-практ. конф. Владивосток, 1997.
8. Тарасова (Васина) А. И. Письма Л. Я. Штернберга к В. К. Арсеньеву //Страны и народы Востока. Вып. 20. /Страны и народы бассейна Тихого океана. Кн. 4. М., 1979.
9. Barathosi Balogh Benedek Tavoli Utakon // Hoppal Mihaly Neprajzi Muzeum. Budapest. 1996.
10. Marcin Samsonowicz — Górski Dwa autografu W. K. Arsienjewa w zbiorach Biblioteki Uniwersynenu Warszawskiego // Wrocławskie Studia Wschodnie 1998. № 2.
11. Stanisłfw Poniatowski Dziennik wyprawy (do Kraju Goldów i Oroczonów w 1914 roku) // LUD Wrocław 1966.