«Поэты, смерти мы не служим…»

Харбинские писатели (слева направо): Василий Обухов, Арсений Несмелов, Лев ГроссеВ 2008 году исполнилось 115 лет со дня рождения Арсения Ивановича Несмелова (Митропольского), ярчайшего поэта восточной ветви зарубежья. «Среди русских писателей на Дальнем Востоке, – писал о нем в парижском «Возрождении» Илья Голенищев-Кутузов, – Арсений Несмелов кажется самым одаренным… Несмелов-поэт остро чувствует смену лет и поколений, он чувствует все излучины и дороги «реки времен», влекущей людей к адской расщелине, где все исчезает».

А. И. Несмелов (Митропольский) родился в Москве в 1892 году, окончил кадетский корпус, учился в Психоневрологическом институте, но не закончил его и был призван в армию вольноопределяющимся. В годы Первой мировой войны служил поручиком Второго гренадерского Фанагорийского полка, награжден четырьмя орденами. После Октябрьской революции связал свою судьбу с Белым движением; был командиром комендантской роты, адъютантом коменданта Омска, поручиком в штабе адмирала А. В. Колчака. А. И. Несмелов стал участником известного сибирского Ледяного похода 1920 года, труднейшего из истории войн, когда Белая армия была гонима «сумасшедшим по смелости и блестящим по талантливости красным маршалом» М. Н. Тухачевским. Некоторое время, как и многие поэты — участники Великого Исхода (в том числе В. Н. Иванов, Л. Е. Ещин, М. Ц. Спургот), он жил и работал во Владивостоке. Здесь он сотрудничал с газетами «Голос Родины», «Далекая окраина», «Владиво — Ниппо», «Руль». Когда закрылась последняя некоммунистическая газета и начались аресты, А. И. Несмелов вынужден был эмигрировать в Китай, и помог в этом В. К. Арсеньев. Владимир Клавдиевич предоставил ему карты Приморья, в которых были обозначены лагеря белых, японцев и партизан, и Несмелов ушел через тайгу.

В Харбине поэт редактировал газету «Дальневосточная трибуна», работал в газетах и журналах «Эхо», «Рупор», «Русский голос», «Окно», «Рубеж» и, называя поэзию ремеслом, брал заказы на стихи, «не брезгуя эпитафиями, рекламами для водочных заводов и гастрономических магазинов». В Харбине он вступил в партию К. В. Родзаевского, которая провозглашала: «Мы не правые, мы не левые — сыны своего Отечества...». Поэт много думал о Боге, читал Ф. М. Достоевского и в одном из интервью говорил, что не предполагает долго жить.

Харбинский поэт Михаил Волин, отдавая дань уму, таланту, горячему сердцу Арсения Несмелова, отмечал, что в его стихах никогда не было «неопределенной расплывчатости». Он приводил в пример стихотворение А. Несмелова, в котором были такие строки:

Когда придет пора сразиться
И ждут сигнального платка,
Ты, фехтовальщик, встав в позицию,
Клинком касаешься клинка.

За этим первым ощущением
Прикосновения к врагу,
Ты шпагу сладостного мщения
О грудь его согни в дугу!

Но нет. Но нет, не то, пожалуй, —
Клинок отбросив на лету,
Я столько слез и столько жалоб
В глазах противника прочту.

И, салютующий оружьем,
Скажу, швырнув в ножны клинок, —
«Поэты, смерти мы не служим,
Дарую жизнь тебе, щенок!»

Группа харбинских поэтов, в центре (четвертый слева) А.И. НесмеловПри жизни А. И. Несмелов выпустил девять сборников поэзии и два сборника рассказов: «Военные странички» (Москва, 1916), «Стихи» (Владивосток, 1921), «Тихвин» (Владивосток, 1922), «Уступы» (Владивосток, 1924), «Кровавый отблеск» (Харбин, Шанхай, 1928), «Без России» (Харбин, 1931), «Через океан» (Шанхай, 1934), «Рассказы о войне» (Шанхай, 1934), «Полустанок» (Харбин, 1938), «Протопопица» (Харбин, 1942), «Белая флотилия» (Харбин,1942). Под псевдонимом Н. Дозоров он издал профашистские сборники — поэму «Георгий Семена» (Харбин,1936) и «Только такие» (Шанхай, 1936). В августе 1945 года А. И. Несмелов был арестован и вывезен в СССР. Поэт находился в пересыльной тюрьме на станции Гродеково. Его сокамерник Иннокентий Пасынков рассказывал о последних днях и кончине А. И. Несмелова, который не терял присутствия духа (воспоминания приводятся в предисловии к собранию сочинений поэта, изданных во Владивостоке в 2006 году): «Внешний вид у всех нас был трагикомический... моральное состояние Вам нечего описывать. Помню, как А. И. нас всех развлекал, особенно перед сном, своими богатыми воспоминаниями, юмором, анекдотами, и иногда приходилось слышать смех и оживление, хотя в некотором роде это походило на пир во время чумы...». Умер поэт от инсульта прямо в камере, и никто из охранников не вызвал врача. За пять лет до этого в стихотворении А. Несмелова «Моим судьям» было предчувствие смерти, смешанное с горечью и гордостью:

Заторопит конвоир: «Не мешкай!»
Кто-нибудь вдогонку крикнет: «Гад!»
С никому не нужною усмешкой
Подниму свой непокорный взгляд...

И без жалоб, судорог, молений,
Не взглянув на злые ваши лбы,
Я умру, прошедший все ступени,
Все обвалы наших поражений,
Но не убежавший от борьбы!

А. И. Несмелов любил Россию, был верен военной присяге и не изменил ей до конца. Он был совестлив и милосерден ко всему живому, даже к растениям:

...И горжусь я, что зимою черствой,
Оставляя книгу и тетрадь,
Не щадил ни лени, ни упорства,
Чтобы жизнь растенью отстоять.

Послужил и делом я, и словом,
Милой жизни воздавая дань,
И, быть может, на суде Христовом
Мне зачтется эта вот герань...
                                           (Харбин, 1945)

Поэт был человеком жестокого времени, но оставался православным. К слову сказать, его замечательный современник В. Н. Иванов связывал «основной тон голоса Родины» «с верой нашей православной». Трагическое восприятие эпохи странным образом сочеталось в Несмелове с жизнелюбием, бьющим через край, и оно благотворно влияло на всех, кто пал духом, находился в глухом тупике и не различал дороги вперед.

Наталья ГРЕБЕНЮКОВА,
Хабаровский краевой краеведческий музей им. Н.И. Гродекова

 

          Арсений Несмелов
 

          Волхвы Вифлеема

Шел караван верблюдов по пустыне,
Их бубенцы звенели, как всегда.
Закат угас. На тверди темно-синей
Всходила небывалая звезда

И было все таинственно и дивно, —
Особая спускалась тишина...
И в этот миг, как некий звук призывный,
Вдруг где-то арфы дрогнула струна.

Как будто дождь серебряной капели
Стал ниспадать на стынущий песок:
То, пролетая, ангелы запели,
Переступив высокий свой порог!

И был прекрасен хор сереброкрылый,
Он облаком пронесся и исчез.
И, разгораясь, светочем всходила
Звезда на синем бархате небес.

И было все настороженно-немо,
Погас вдали последний отблеск крыл,
И на огни, на кедры Вифлеема
Вожатый караван поворотил.

Из мглы горы сиял пещеры вырез,
Чуть слышалось мычание волов,
И в звездном свете сказочно струились
Серебряные бороды волхвов.

         Москва пасхальная

В тихих звонах отошла Страстная,
Истекает и субботний день.
На Москву нисходит голубая,
Как бы ускользающая тень.

Но алеет и темнеет запад,
Реют, рдеют вечера цвета,
И уже медвежьей теплой лапой
Заползает в город темнота.

Взмахи ветра влажны и упруги,
Так весеннее-ласковы, легки.
Гаснет вечер, и трамваев дуги
Быстрые роняют огоньки.

Суета повсюду. В магазинах
Говорливый, суетливый люд.
Важные посыльные в корзинах
Туберозы нежные несут.

Что оне под белоснежной пасхой
И над коренастым куличом
Засияли бы весенней лаской,
Засветились розовым огнем.

Все готово, чтобы встретить праздник,
Ухитрились всюду мы поспеть, —
В каждом доме обонянье дразнит
Вкусная, кокетливая снедь.

Яйца блещут яркими цветами,
Золотится всюду «Х» и «В», —
Хорошо предпраздничными днями
Было в белокаменной Москве!

Ночь нисходит, но Москва не дремлет,
Лишь больные в эту ночь уснут.
И не ухо, даже сердце внемлет
Трепету мелькающих минут!

Чуть, чуть, чуть — и канет день вчерашний,
Как секунды трепетно бегут!...
И уже в Кремле, с Тайницкой башни
Рявкает в честь Праздника салют.

И взлетят ракеты. И все сорок
Сороков ответно загудят.
И становится похожим город
На какой-то дедовский посад!

На осколок Руси стародавней,
Вновь воскресшей через триста лет...
Этот домик, хлопающий ставней, —
Ведь таких давно нигде уж нет!

Тишина арбатских переулков,
Сивцев Вражек, Балчуг, — и опять
Перед прошлым, воскрешенным гулко, —
Век покорно должен отступать.

Две эпохи ночь бесстрастно весит,
Ясен ток двух неслиянных струй.
И повсюду, под «Христос Воскресе»,
Слышен троекратный поцелуй.

Ночь спешит в сияющем потоке,
Величайшей радостью горя,
И уже сияет на востоке
Кроткая Воскресная заря.

Стихотворения были опубликованы в газете «Луч Азии» (Харбин, 1940)