Знаки препинания Михаила Асламова

Михаил АсламовЕсть у Бориса Пастернака такие строчки:

Там он жизни небывалой
Невообразимый ход
Языком провинциала
В строй и ясность приведет.

Мне кажется, это может послужить эпиграфом и к жизни, и к поэзии Михаила Асламова. Строй и ясность, конечно, не самое главное, что трогает в его творчестве.

Когда стихи естественны, не вымучены, когда не ради красного словца и не ради переклички звуков написаны, а иногда кажется, что строчки вот-вот «нахлынут горлом и убьют», тогда, по-моему, это и есть поэзия в самом чистом виде.

Сам Асламов говорит: «У каждого, наверное, свое отношение к поэзии, свои законы. Антокольский, вслед за
М. Цветаевой, восклицал: «Бог поэзии – ритм!», Д. Самойлов углубился в рифмовник. Не верьте никому: наш бог – интонация! Ребенок, не умея говорить, именно по интонации точно улавливает, какой человек с ним говорит: злой, добрый… В стихотворении можно урезать длинноты, но не нарушь интонацию! Даже вычеркнутое междометие нарушает ее».

Поэт не нарушает интонации в своей новой книге, которая называется «Знаки препинания». «Не потерять бы, вычеркнув какой-нибудь знак препинания, «чувство дня, его накатных ритмов…», – будто говорит пишущий. И он не теряет, но все равно всегда недоволен собой, тем, что уже сделал. Он ворчит, бесконечно переделывает уже написанное и даже напечатанное, ищет более точное слово, звук, знак. И думается мне, это признак настоящего мастера, человека не внешнего, работающего не на публику.

Из стихотворения «Переделкино 1976 года»:

И вот скажу: но все-таки, но все же
Есть нечто, что изданий всех дороже, –
И честь, и гордость – выше всех приплат
А что до споров: кто кого талантливей –
Талант всегда ведь сам себе гарантия,
На чувстве правды держится талант.
На чувстве дня, его накатных ритмов
Пройдет волна, оставив, будто рифы,
Фундаменты домов, плотин, судьбы…
Пусть суетятся, пусть. А мне не надо.
Я просто выйду утром за ограду
В пространство, что, как жизнь, без городьбы.
Оно не оккупировано дачами.
Там над водой печально ива плачется
Под искренние птичьи голоса.
И сосны переделкинские строго.
Уходят ввысь – у них одна дорога
И выше сосен только небеса.

Мир поэта многогранен, в нем есть все – от трагического до смешного. В посвящении известной чтице И. Никифоровой он написал:

И не Асламова прилюдно,
А лучше Пушкина читай!

Улыбка никогда не покидает поэта, как и его собственная интонация, и простота, дойти до которой иногда не могут, как ни бьются, авторы, играющие в фонетические или семантические игры. Нет, игры, особенно в юности – это хорошо. Плохо, когда за играми - пустота. А здесь – читаю – и горло перехватывает. И думаю – значит, настоящее… В стихотворении «Молчание» об этом самом настоящем удивительно сказано:

Люблю молчанье с некоторых пор.
К молчанию влечет неодолимо.
Оно ко мне нисходит – словно с гор
Прохлада в утомленную долину.
А тоже ведь – святая простота! –
Спешил излиться и врагу, и другу,
Так, что в душе зияла пустота,
Как в кружке, что прошла уже по кругу.
Но – наконец-то! – стал я замечать:
В душе скопилось под глухим покровом
То самое, о чем могу молчать,
Что, может, и невыразимо словом…

Вот что пишет об Асламове Марк Соболь: «Мне всерьез нравится поэт Михаил Асламов – с того вечера в сентябре 1965 года, когда впервые прочитал его стихи. Он приехал в Читу на памятный всем праздник – совещание молодых писателей Сибири и Дальнего Востока...

Он стал поэтом не с помощью прочитанных книг, абстрактных размышлений на высокие темы, ловкого владения искусством версификации... Его наукой была сама жизнь во всей ее нелегкой подлинности, а учителями – люди самых разных профессий, с которыми он вместе работал, учился, отмеривал длинные километры дальневосточных дорог. Михаил Асламов обладает двумя самыми ценными для поэта качествами: талантом и биографией…»

Комсомольск-на-Амуре, судостроительный техникум. 1946–1950. Михаил Асламов (второй слева) в верхнем ряду

Существует в поэзии дальневосточного автора и перекличка с великими, может быть, невольная. Читаю у Асламова:

Пальтецо на нем свисало,
Поднят край воротника.
Ишь, как время обсосало
От подошв до кадыка.

У Мандельштама:

Холодок щекочет темя
И нельзя признаться вдруг, –
И меня срезает время,
Как скосило твой каблук.

Время… попытка удержать его - не это ли задача искусства, поэзии? «В поисках утраченного времени» не останавливает ли миг, делая его вечным, художник?

Из биографии Асламова: «Многодетная семья забайкальского казака-крестьянина в конце 30-х годов покатила на восток: сначала зацепилась за станцию Бира, чтобы дать обсохнуть младенцу Мише, а потом дальше, теряя по дороге детей, - Уссурийск, Владивосток, Ольга, Находка – и бросила намертво якорь в заливе Опричник – Каменка ныне Дальнегорского района».

А вот из остановленного мгновения встречи лирического героя с местом, где он родился – со станцией Бира:

На перроне стою виновато,
Словно ласкою мать обделя…
Так зазывно мазутом и мятой
Пахнет раннего детства земля.
А уж колокол вызвонил зычно
Отправленье. Составу вослед
Покачнулась Бира, словно зыбка,
Из которой я выполз на свет…

Среди качеств, отличающих Асламова как человека и поэта, я бы выделила совестливость. Веришь, что «на чувстве правды держится талант», и понимаешь, что и правда, и талант сегодня, как и всегда, и редки, и драгоценны. И пожелать хочется, чтобы читали и Пушкина, и Асламова.

1 октября 2009 года – день 80-летия поэта. Предисловие к одной из своих книг – «Подкова в наследство», Асламов заканчивает словами: «Поверьте мне, я писал эту книгу, работая сердцем. Что вы, читатели, скажете трудящемуся поэту?». Думаю, книгу «Знаки препинания» он тоже писал, работая сердцем.

Елена ДОБРОВЕНСКАЯ, член Союза писателей России
Фото Валерия ТОКАРСКОГО