Известно, что помимо всего прочего история имеет еще и человеческое измерение. В детстве я слышал воспоминания бабушки Ирины Матвеевны, которые потом дополнялись рассказами мамы Натальи Аверьяновны. И вот, через много лет, неожиданно для самого себя нахожу подтверждение этим рассказам в документах. Семейное предание превратилось в факт истории государства Российского. А факт состоял в том, что личность моего дедушки Аверьяна Евдокимовича фигурировала среди обвиненных по делу о так называемой контрреволюционной организации «Всероссийский союз старообрядческих братств». 27 мая 1933 года был выдан ордер на его арест по адресу: хутор Кочка, левый берег Амура. Чтобы понять, как такое могло произойти, взглянем более подробно на жизнь этого человека в пределах Дальне-Восточного Края (ДВК) (прежнее написание названия региона. – Прим. ред.) на основе тех документов. Чтобы сразу же снять возможные недоразумения, нужно просто воспроизвести некоторые положения постановления Президиума Хабаровского краевого суда от 4 марта 1960 года. «В первой половине 1959 года следственным отделом УКГБ при СМ СССР* по Амурской области по делу на осужденных старообрядцев (59 человек) проводилась проверка, которой установлено, что большинство обвиняемых было осуждено необоснованно... Проверкой установлено, что антисоветской повстанческой старообрядческой организации в ДВК не существовало, а материалы о ней были сфальцифицированы сотрудником ОГПУ** Свириденко, который проводил также расследование по настоящему делу...».
Здесь надо напомнить, что в середине XIX – начале XX века российское императорское правительство и амурская администрация при решении комплекса политических и хозяйственных задач в Восточной Сибири не допускали прямой борьбы со старообрядчеством, но в большей степени способствовали созданию условий для предоставления свободы вероисповедания этой многомиллионной группе своих подданных, что привело к образованию десятков оседлых поселений в Амурской и Приморской областях и стремительному увеличению количества постоянного населения на этих сравнительно недавно вновь вошедших в состав Российского государства территориях. Первое селение, основанное старообрядцами-переселенцами в 1859 году, – деревня Астраханка в Амурской области. К 1912 году в основном закончился процесс формирования старообрядческих общин. В целом, преобладающими деноминациями в старообрядчестве на Дальнем Востоке стали старообрядцы, приемлющие священство Белокриницкой иерархии и старообрядцы Поморского согласия. Согласно официальным данным, всего в Амурской и Приморской областях проживали 14 124 старообрядца, из них 5 679 – Поморского согласия и 4 905 – Белокриницкого согласия. В Амурской области водворилось 3 934 старообрядца, приемлющих священство Белокриницкой иерархии, а в Приморской – 971.
В 1920-е Аверьян Евдокимович постепенно расширяет свое хозяйство, трудится, посещает церквь, присматривает за престарелыми родителями, один за другим рождаются дети – сначала девочка, потом мальчик, потом еще девочки, один ребенок умирает. В общем, ведет непростую патриархальную жизнь. Здесь же следует сказать, что, по официальным данным, во второй половине 1920-х только в Амурском округе насчитывалось 5 803 старообрядца, приемлющих священство Белокриницкой иерархии. Они имели 3 церкви и 15 молитвенных домов. В других округах Дальнего Востока сейчас известно о наличии еще 9 храмов. Всего же существовало не менее 22 приходов и более 20 постоянных священников. Древлеправославная церковь Христова (старообрядцев, приемлющих Белокриницкую иерархию) сохранила преемственность архипастырского управления в начале 1930-х, и правящим епископом в тот период был владыка Афанасий (Федотов), а также один заштатный епископ, отошедший от церковных дел, – владыка Климент (Логвинов). Это показывает, что к 1930 году в Иркутско-Амурской и всего Дальнего Востока епархии, при всех минусах отдаленности от центра, епархиальная жизнь активно продолжалась, несмотря на существующие неблагоприятные для верующего населения религиозные условия жизни в СССР.
Как видим, он своим трудом обеспечивал семью и, наверное, мечтал и дальше хозяйствовать на амурской земле. Но, как водится, политика внесла свои серьезные коррективы в его мирную, устроенную и отчасти благополучную жизнь скромного сельского труженика. С началом мероприятий по коллективизации и репрессированию по религиозному признаку он с семьей решает уехать из Рождественки и переезжает в Хабаровск, селится на хуторе Кочка на левом берегу Амура (напротив нынешнего района 38-й школы), который тогда входил в подчинение Хабаровского горсовета. Начинает заниматься рыболовством, приезжает в Амурскую область, чтобы торговать рыбой. В 1933 году он рыбак кирпичного завода № 1 Хабаровска. Имел тогда в собственности дом-мазанку и корову. Его семья же состояла из восьми человек: мать, 72 года; жена Ирина, домашняя хозяйка; сын Аверьян, 9 лет; пять дочерей: Евдокия, 11 лет; Павла, 8 лет; Васса, 6 лет; Наталья, 4 года; Мария, 1 год. Он пошел на очевидное ухудшение условий своей жизни. Почему? Вероятно, он пытался, насколько позволяли ему обстоятельства, укрыться от начинающихся социально-политических бурь в тихой гавани хутора. Но та самая жизнь, как уже известно, все же настигла его и там. Устинов А.Е. арестован 29 мая 1933 года. Подданство СССР. Беспартийный. На момент ареста Аверьяну Евдокимовичу 37 лет. 3 июня принято решение содержать его под стражей в крайизоляторе. По делу о «Всероссийском союзе старообрядческих братств» обвинялся по ст. 58-2, 58-10, ч. II УК. На допросе Устинов А.Е. заявил, что ни в какой «контрреволюционной организации старообрядцев не состоял».
В апреле 1932 года владыка Климент (Логвинов) перечислял 53 населенных пункта на Дальнем Востоке, где имелись приходы и общества церкви Христовой от Иркутска и Забайкалья до Якутии и Владивостока, в которых было 2 228 дворов. И если возьмем, что один двор в среднем состоит из 5 человек, то получается, что в этих оседлых поселениях проживало около 11 000 старообрядцев, приемлющих священство Белокриницкой иерархии. И вот сначала в Амурском округе, а затем и в ДВК существование столь многочисленной организации не могло остаться незамеченным для НКВД*, и к весне 1932 года отношение к старообрядческой церкви Белокриницкого согласия резко меняется в худшую сторону. Теперь она стала рассматриваться как враждебная антигосударственная структура, а не просто как отдельные представители, имеющие связи с кулацким элементом старообрядческого населения, которые проводили систематическую агитацию против существующего строя с использованием религиозных предрассудков масс. Тем более что в апреле–мае 1932 года в Ленинграде были арестованы десятки человек, включая и владыку Геронтия (Лакомкина), по делу о «Братстве протопопа Аввакума» и по делу о «Всероссийском союзе старообрядческих братств». Первым же признаком начавшейся бури в ДВК послужил арест владыки Климента 8 февраля 1931 года в Свободном по ст. 58-10 УК. Потом его освободили, но 23 февраля 1932 года – повторный арест. Во время обыска из кладовой его дома № 35 по улице Красноармейской изъяли предметы священнического облачения, 87 книг, 2 географические карты, 2 металлических креста, 4 грамоты и 2 складных посоха. И самое главное, забрали папку с перепиской владыки. Во внешнеполитических обстоятельствах нарастающей военно-политической конфронтации с милитаристской Японией, после того как она оккупировала в 1931 году северо-восточные провинции Китая и вскоре создала марионеточное государство Маньчжоу-Го, переписка бывшего старообрядческого архиерея привлекла особое внимание руководства ПП ОГПУ ДВК**. Логика следствия была проста: имея тесную связь с заграницей на Дальнем Востоке, он может дать немало ценного материала для использования в дальнейшей работе по выяснению зарубежных связей старообрядцев. Государство диктатуры пролетариата не стало медлить, обрушив мощь своей репрессивной машины против Древлеправославной церкви Христовой и на территории Дальне-Восточного Края. 16 декабря 1932 года особое совещание при коллегии ОГПУ постановило выслать владыку Климента на 3 года в Казахстан, но 14 мая он вновь оказался в Хабаровском изоляторе и после повторных допросов 17 мая был вторично привлечен к уголовной ответственности. В конечном итоге судебная тройка ПП ОГПУ ДВК 17 июля 1933 года постановила Логвинова Карпа (Климентия), 1870 г. р., село Никитское Орловского округа, русского, служителя культа, по статьям 58-2-10 ч. II, 58-12 УК расстрелять. 17 июля 1933 года судебная тройка постановила расстрелять еще 17 человек – старообрядческих священников Т.К. Афанасьева и С.Ф. Перова, сына священника В.Ф. Перова, хабаровского церковного старосту Т.М. Морозова, также Е.И. Бутковского, А.И. Бутковского, И.С. Минаева, У.И. Иванова, Е.С. Чебунина, А.И. Федотова, П.С. Калистратова, М.З. Афанасьева, М.В. Чебунина, Ф.В. Черухова, Л.К. Афанасьева, Е.П. Иванова. А священника П.Ф. Изотова выслали в Зейский район на 3 года. По этому же делу 25 человек заключались в концлагерь сроком на 10 лет, 2 человека на 5 лет и 10 человек на 3 года. Заключительные обороты этого кровавого колеса прошлись по окрестностям Хабаровска. Руководство ПП ОГПУ ДВК допускало, что у этой «контрреволюционной повстанческой организации старообрядцев Белокриницкого толка» были ячейки в селах Хабаровского района: Марковке, Смирновке, Красной Речке и Князе-Волконке. Здесь проживали русские переселенцы из Румынии, приехавшие в Россию в начале XX века, поэтому было принято решение о проведении дополнительного и отдельного расследования. В августе 1933 года арестовывают первых 15 человек. Всего же в этом деле фигурировали не менее 50 человек. 11 января 1934 года судебная тройка постановила по ст. 58-10, ч. II УК расстрелять старообрядческих священников П.Ф. Изотова, В.Г. Борисова, начетчика П.К. Голованова, М.В. Рябова, Н.Е Семенова, 8 человек заключить в концлагерь на 10 лет и 2 человека на 5 лет. Они обвинялись также в практике обучения детей закону Божьему в подпольных религиозных школах, в связи со старообрядцами Харбина, не говоря уже о систематической антисоветской агитации, направленной к срыву всех кампаний и мероприятий советской власти на селе и антиколхозной деятельности. Но в судьбе моей бабушки Ирины Матвеевны это был второй удар, нанесенный репрессиями. Представьте себе ситуацию, когда вначале забирают ее отца, а потом мужа и отца шестерых детей. Когда обнаружил среди осужденных имя своего прадедушки – Матвея Артемовича Гребенчукова, моему изумлению не было предела. На момент ареста ему было 67 лет. Вот несколько штрихов к портрету древлеправославного христианина-переселенца, чьи внуки и правнуки продолжают жить в Приамурье.
Матвей Артемович родился 16 ноября 1866 года в Румынии в старообрядческой семье: уезд Констанца, пристань Гирсо на Черноморском побережье. Русский. В Румынии служил 5 лет в армии рядовым. Из Румынии переселился в 1909 году в деревню Рождественку Амурской области, где и постоянно проживал вместе с семьей. Жена Просковья, 67 лет. Дочь Просковья, 45 лет. Сын Иван, 21 год, с женой Евдокией, члены колхоза. Сестра Федосея, 50 лет, проживала в селе Нылга. Вторая дочь, Ерина Устинова, 35 лет, жила с семьей в Хабаровске, занималась рыбалкой. Второй сын, Сидор, 20 лет, был убит в Славянке, под Владивостоком, в 1920 году при японском восстании 5 апреля. До 1929 года имел земли 6,10 десятины, дом, хозяйственные постройки, плуг, 2 бороны, лошадь, корову, свинью. Годовой доход составлял 7,85 руб. Платил единый сельскохозяйственный налог в размере 47,85 руб. Беспартийный. В 1933 году состоял в колхозе «Боевик пятилетки». При вступлении в колхоз сдал лошадь, телегу, 8 ульев пчел, железную борону. Занимался рыбалкой, пчеловодством и землепашеством. Имел лошадь, телегу, 8 ульев пчел, корову, избу, баню, сарай, зимовье, 0,35 десятины земли, 2 плуга и амбар. По социальному положению – середняк. Арестован 4 апреля 1933 года у себя дома. Обвинялся по статье 58-2-10-II ч. УК как «участник контрреволюционной группировки старообрядцев» и содержался под стражей при Свободненском следственном изоляторе. Судебная тройка постановила его заключить в концлагерь на 3 года. На допросе показал, что ни в каких организациях не состоял и никакой антисоветской агитацией не занимался. Говоря о результатах политики советского государства в конце 1920-х – начале 1930-х годов применительно к Древлеправославной церкви Христовой (старообрядцев, приемлющих Белокриницкую иерархию) в Дальне-Восточном Крае необходимо напомнить один из выводов историка Е.М. Юхименко о том, что «не будет преувеличением сказать, что внешняя история старообрядчества напрямую зависела от политики правительства. Какой бы старообрядческий центр мы бы ни взяли, его история будет определяться не его внутренней эволюцией, а исключительно характером правительственных постановлений». Представляется, что в Приамурье, в селах, основанных в XX веке переселенцами-старообрядцами из Румынии и Австрии, приемлющими священство Белокриницкой иерархии, к 1920-м годам создается один из центров старообрядчества на Дальнем Востоке. И в условиях, когда во внутренней политике советского государства начались мероприятия по коллективизации сельского хозяйства и раскулачиванию в деревнях, а с внешнеполитической стороны обострились противоречия с Японией, наличие церковной организации старообрядцев Белокриницкого согласия стало представлять угрозу для безопасности страны. Не исключено, что поводом для осознания этой угрозы послужила найденная переписка владыки Климента с харбинскими и трехреченскими старообрядцами в начале 1932 года. Возможно и то, что в связи со сменой политического и социально-экономического курса в России с осени 1917 года существование постоянных контактов между одноверцами, проживающими на территории СССР и за границей, в Северной Маньчжурии, явилось одной из причин массовых репрессий по религиозному признаку. Так были физически уничтожены часть священства и наиболее социально активные и инициативные миряне. В результате возникли новые условия для прекращения епархиальной церковной жизни, и, что не менее важно, для постепенного хозяйственного угасания и последующего упадка сельскохозяйственных общин и дальнейшей ликвидации части оседлых поселений, основанных и населенных старообрядцами-поповцами в Приамурье. Так, о Рождественке забыли даже современные старообрядцы, живущие в городе Свободном. В истории культуры русского старообрядчества есть эпизоды не менее трагические, чем репрессии начала 1930-х в Дальне-Восточном Крае. В этом смысле разгром Иркутско-Амурской епархии Древлеправославной церкви Христовой (старообрядцев, приемлющих Белокриницкую иерархию), начавшийся в конце 1920-х и завершившийся в конце 1930-х, не явился чем-то исключительным. Скорее это правило в 300-летней истории старообрядчества, да и вообще в истории духа русского народа. Иван ШЕВНИН, |
|||
|
|