Словесница Искусств

Разрешение Амурского вопроса, обусловливавшего политическое и экономическое значение России на отдаленном ее Востоке, было совершено в главных основаниях единственно нашими морскими офицерами, которым судьба определила там действовать с 1849 по исход 1855 года.
Г. И. Невельской

Записки адмирала Геннадия Ивановича Невельского — интереснейший документ, где отражена подлинная картина событий, произошедших в 1849–1855 годах на Дальнем Востоке: в низовьях Амура, на Сахалине и побережье Татарского пролива. Причина составления записок заключалась в желании автора показать истинных героев присоединения Приамурья к России. Невельской писал о морских офицерах — участниках Амурской экспедиции и особо подчеркивал, что их деятельность, «преисполненная гражданской доблести, отваги и мужества, представляет незыблемое основание к окончательному присоединению к России в 1858 году Приамурского и Уссурийского краев и одну из видных страниц истории нашего флота и истории отдаленного Востока».

«Я имел счастье начальствовать этой экспедицией и потому счел своей священной обязанностью изложить эти события с фактической точностью в последовательном порядке».

Книга выдающегося мореплавателя, ученого-гидрографа, адмирала Г. И. Невельского «Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России (1849–1855)» впервые увидела свет в 1878 году, через два года после смерти автора. На титульном листе значилось: посмертные записки адмирала Невельского. Изданы они были супругой Екатериной Ивановной Невельской. Второе издание осуществили дети Невельского в 1897 году, дополнив его биографией и письмами Екатерины Ивановны.

Об открытиях Г. И. Невельского сохранилось немало исторических сведений, справок, документальных материалов, которые поражают масштабом личности этого человека. При этом в записках Невельского не обнаруживается ни малейшей попытки к восхвалению собственных поступков. Только постоянное подтверждение готовности к исполнению нравственного долга перед Отечеством всех участников этих героических походов и восхищение автора их подвигами.

«...вопрос об Амуре, как реке бесполезной, оставить»

В течение нескольких десятилетий XVII века русские люди прошли от Урала до восточной окраины Азии, прочно став на берегах Великого, или Тихого, океана. В сумятице бурных событий истории XVIII века об этом начали забывать. Отчеты о героических походах пылились в воеводских архивах Сибири. Имена и деяния Ивана Москвитина, вышедшего к берегу Охотского моря в 1639 году, Василия Пояркова, проплывшего по Амуру до Охотского моря и до Сахалина в 1644 году, Семена Дежнева и Федота Алексеева, преодолевших пролив между Азией и Америкой в 1648 году, Ерофея Хабарова, основавшего на Амуре русские поселения в 1651 году, Онуфрия Степанова, побывавшего на реке Уссури и в Уссурийском Приморье в 1653 году, Владимира Атласова, присоединившего к России Камчатку в 1697 году, Данилы Анцыферова и Ивана Козыревского, открывших Курильские острова в 1711 году, оставались в тени славных дел Петра Великого и Екатерины Великой на западе России.

Русское правительство после 1689 года не раз пыталось начать переговоры с Китаем об установлении точных границ, но в ответ на это китайцы или просто не отвечали, или угрожали прекратить и в ряде случаев даже прекращали прибыльную для России кяхтинскую торговлю, дававшую ежегодно от 500 тысяч до 1 миллиона рублей дохода. Перед этой угрозой русское правительство всегда уступало, и потому в правительственных кругах с постоянной враждебностью встречали всякое новое предложение о границе с Китаем и Амуре, хотя по мысли того же правительства Амур мог дать единственно удобный путь для выхода из внутренних областей Сибири к побережью Тихого океана. Однако тут возникал второй вопрос: судоходны ли низовья Амура?

В этом вопросе с легкой руки посетившей в 1805 году Амурский лиман русской кругосветной экспедиции И. Ф. Крузенштерна создалось мнение о недоступности устьев Амура из-за мелей и банок, наполнявших Амурский лиман и преграждавших, таким образом, вход в реку для морских судов.

С 20–30-х годов XIX столетия у пустынных русских берегов стали появляться все чаще и чаще целые эскадры иностранных китобоев, которые нередко нападали на прибрежные поселения, грабили жителей и даже, заходя в Авачинскую губу, разбирали на дрова Петропавловские батареи. Перед Россией встала реальная угроза если не полной потери края, то значительного увеличения ущерба, приносимого иностранными моряками населению и государственному имуществу на побережье и в водах Тихого океана. Оживился интерес к амурской проблеме и ее разрешению в желательном для России смысле. Амурским вопросом заинтересовался Николай I. В 1846 году по его распоряжению Российско-Американской компанией в Амурский лиман был послан бриг «Константин». Командиру его поручику Гаврилову было вменено в обязанность удостовериться, могут ли морские суда входить в Амур, ибо в этом заключалась вся важность вопроса для России.

Хотел того или нет Гаврилов, но он дал неправильные сведения, подтверждавшие мнения Крузенштерна, Лаперуза о недоступности устьев Амура, о том, что Сахалин — полуостров, соединенный с материком перешейком. Государь не имел оснований не верить Лаперузу, Крузенштерну, Гаврилову и наложил резолюцию: «Весьма сожалею, вопрос об Амуре, как реке бесполезной, оставить».

Казалось, все было кончено. Однако на исторической сцене появился молодой, мало кому известный в то время морской офицер Невельской. Он дал новый ход событиям; именно он, а не Муравьев, обнаружил новые факты, которые в силу своей неопровержимости заставили правительство изменить свою точку зрения в Амурском вопросе, разрешив его благоприятным для России образом.

Начало

Невельские — старинный дворянский род, обосновавшийся на костромской земле в XVI веке при царе Иване IV (Грозном). Большинство представителей этой фамилии, как и другие дворяне в XVIII веке, начинали службу с того, что в раннем детстве их «записывали на службу» солдатами. В отставку они выходили сержантами, прапорщиками, реже в более высоких чинах.

Отец Геннадия Невельского Иван Алексеевич Невельской (1774–1823) получил образование в Морском корпусе, из которого был выпущен мичманом. Служил во Второй эскадре Балтийского гребного флота, в 1808 году вышел в отставку в чине лейтенанта и через два года женился на представительница старейшего ярославского и костромского дворянского рода Феодосье Тимофеевне Полозовой, дочери заседателя уездного суда Тимофея Михайловича Полозова.

Геннадий Иванович Невельской родился в 1813 году в далекой от моря Кинешемско-Чухломской провинции. Его самые ранние детские годы проходили здесь же, в далеком костромском захолустье. Мать была под стать другим деспотичным помещицам того времени, и Невельской видел, как продавались, покупались и дарились крепостные, как провинившихся секли розгами. Позднее, уже получив блестящее по тому времени образование, приблизившись к царской семье и высшему петербургскому обществу, Невельской стал одним из немногих передовых и гуманных офицеров, которые не позволяли допускать издевательств над матросами, вчерашними крепостными.

И в то же время Невельской рос в семье, насквозь пронизанной морскими традициями, в которой служение Отечеству связывалось чаще всего с флотской службой. И Геннадий был готов к ней с раннего детства. В 1829 году 14-летний мальчик поступил в Морской кадетский корпус в Петербурге. Это было одно из старейших и привилегированных учебных заведений России, которое вело свою историю от Московской Навигацкой школы, основанной Петром I. Морской корпус в то время возглавлял Иван Федорович Крузенштерн — первый русский кругосветный мореплаватель, чьи передовые взгляды сказались и на деятельности этого учебного заведения, в котором преподавались предметы не только «до морского офицера относящиеся», но и широкий круг общеобразовательных дисциплин, к чтению которых привлекались видные ученые. Обучение проходило в два этапа: на кадетском и гардемаринском курсах.

Невельской учился превосходно. С первого же дня он захватил лидерство в учебе — сказалось домашнее образование и начитанность. За эту начитанность, образованность и любознательность Невельской прочно обзавелся прозвищем Архимед. Маленький, юркий, стремительный в движениях, горячий, он вечно что-то доказывал, что-то выспрашивал, постоянно с кем-то и о чем-то спорил. Блестящие способности помогали ему быстро схватывать и усваивать услышанное и прочитанное.

Огромнейшее влияние на воспитанников имело то обстоятельство, что русские кругосветные плавания становились регулярными. Совсем свежими были плавания и необычайные приключения в плену у японцев В. М. Головнина, плавание М. П. Лазарева на «Суворове», кругосветный поход О. Е. Коцебу на «Рюрике», экспедиции З. И. Понафидина, Л. А. Гагемейстера, последующие кругосветные путешествия. У всех на устах было плавание Ф. Ф. Беллинсгаузена и М. П. Лазарева, во время которого был открыт шестой материк — Антарктида. Только что завершилась экспедиция Ф. П. Врангеля на транспорте «Кроткий». Моряки ожидали возвращения М. Н. Станюковича и Ф. П. Литке из кругосветного похода на шлюпах «Моллер» и «Сенявин». В эти годы велись большие работы по гидрографической описи морей, омывавших страну, по результатам этих исследований издавались книги. Особенно возрос интерес к Арктике, к Дальнему Востоку, к Великому, или как чаще тогда называли его русские, Восточному океану.

Геннадий Николаевич читал все, что появлялось об Арктике, Дальнем Востоке, Русской Америке, Антарктиде. Герои этих свершений часто были рядом. Редкий день он не встречал Крузенштерна, не единожды видел Беллинсгаузена, знал, что, напротив, через Неву, в Адмиралтействе, сидит Сарычев — глава русской гидрографии, только что возвратился Литке... Из книг и рассказов офицеров, побывавших в странствиях, Невельской уже знал, что есть много спорного, неясного не только в Арктике и в Антарктике, но и у наших собственных берегов на Дальнем Востоке, в Русской Америке. Сплошным белым пятном представлялись в то время устье и лиман Амура, полуостров Сахалин, сама река Амур, южная часть Курильских островов. Сомнения насчет истинности изображения на карте этого региона возникали у многих русских мореходов и людей, бывавших на Амуре в XVII веке, плававших там и в XVIII столетии, и в начале XIX века... Сомнений было слишком много, чтобы они выглядели простой легендой. Они возникли и у Невельского, несмотря на то, что там, в лимане, побывал Крузенштерн.

Вместе с Невельским в Морском корпусе учились Павел Кузнецов — будущий автор учебника по гидрографии, Николай Краббе — будущий военно-морской министр, Алексей Бутаков — будущий исследователь Каспийского и Аральского морей, Павел Казакевич — впоследствии выдающийся деятель гидрографии... В другой роте состояли Петр Казакевич — будущий сподвижник Невельского по плаванию на «Байкале» и государственный деятель на Дальнем Востоке в 1850–1860-х годах, Степан Лесовский — будущий участник событий на Амуре и в Америке, а затем военно-морской министр.

Гардемаринская практика в навигацию 1831 года проходила на Балтийском флоте. Вместе с Невельским в одной группе плавали Павел Кузнецов, Алексей Бутаков, граф Константин Толстой — отец будущего писателя, автора романа «Князь Серебряный», Петр Бессарабский — с ним Невельскому придется часто встречаться на Дальнем Востоке. В другую группу, проходившую практику на корабле «Эмгейтен», вошли Гавриил Безобразов, Николай Рудаков, Иван Изыльметьев — с двумя последними Невельскому также придется иметь дела на Дальнем Востоке и на Тихом океане. Практика, пролетевшая очень быстро, закалила гардемарин, получивших хорошие навыки в морском деле. Когда они возвратились в стены корпуса, то с усердием принялись за новые предметы, продолжая тщательно следить за морскими новостями. Наряду со специальными предметами молодые люди много времени отдавали знакомству с историей географических открытий, исследований, которыми оказалась так насыщена первая треть XIX столетия. Они стали современниками удивительных открытий русских мореплавателей в Тихом и Северном и Южном Ледовитых океанах.

Именно в эти годы Невельской стал целенаправленно и углубленно интересоваться Амуром и Сахалином, дальневосточными делами, интерес к которым подогревал и сам Крузенштерн. Из его слов выходило, что амурская и сахалинская проблемы не были решены до конца и что осталось большое водное пространство лимана Амура, включая и место предполагаемого перешейка или пролива Сахалина с материком, им не исследованное.

Тогда на всех картах мира Сахалин продолжал изображаться полуостровом, а река Амур — рекой, не имевшей выхода к океану, доступного для морских судов, рекой, теряющей воды в песках, намывных барах своего лимана.

28 марта 1836 года мичман Невельской успешно сдал экзамены за курс офицерского класса. Ему присвоили чин лейтенанта и назначили туда, куда он и мечтал — в эскадру контр-адмирала Федора Петровича Литке, на корабль «Беллона».

Мечты сбываются

С 1836 по 1846 год Невельской исходил на различных судах Балтийское, Северное и Средиземное моря, мастерски овладел искусством кораблевождения, стал опытным моряком. Небольшого роста, крепко сколоченный, подвижный и энергичный, он пользовался особым уважением среди товарищей. Способности, знания, пытливый ум, доброе и благородное сердце снискали ему любовь моряков. Все считали его достойным вести корабль в любое далекое плавание. Никто уже не сомневался в том, что его ждет блестящее будущее. И никак не могли понять, почему он отказывается от должности старшего офицера на фрегате «Паллада», готовящемся к кругосветному плаванию. А Невельской попросился на маленькое каботажное судно «Байкал», готовое к отплытию в Охотское море, и стал его капитаном.

Сохранились интересное воспоминания очевидца И. Листовского (1878) о том, как Невельской, явившись на прием к князю А. С. Меншикову, начальнику Морского генерального штаба, просил его дозволить во время завершения плавания «Байкала» по Охотскому морю исследовать устье Амура. Меншиков объяснил Невельскому, что такого разрешения он дать не может, так как этим нарушались бы высочайше утвержденные инструкции и маршрут судна. Невельской настаивал, уверяя, что на это не потребуется ни дополнительного времени, ни лишних средств и что он просит только не мешать ему. Меншиков предупредил, что за нарушение высочайше утвержденных инструкций Невельского неизбежно разжалуют в матросы, и советовал ему не рисковать своей головой. Присутствовавший при этом министр внутренних дел В. А. Перовский заметил Меншикову: «Да что тебе-то за дело? Если у него две головы, ну пусть и подставляет одну!» Тогда Меншиков, махнув рукой, сказал Невельскому: «Поступайте как знаете, а я не вмешиваюсь». Невельской и решил на страх и риск исполнять свое намерение, хоть и понимал, чем это ему угрожает.

Не добившись поддержки у Меншикова, Невельской обратился с такой же просьбой к только что назначенному в 1847 году генерал-губернатором Восточной Сибири Н. Н. Муравьеву. Тот отнесся к просьбе Невельского с пониманием, оценив значение намечаемых им исследований для развития и укрепления Востока Сибири. С этого момента он в течение нескольких лет последовательно поддерживал действия Невельского и выступал как бы в качестве его адвоката перед лицом императора Николая. Тогда же Муравьев подготовил и подал императору докладную записку с проектом высочайшего разрешения на выполнение предлагаемых Невельским исследований. К сожалению, просимое Муравьевым для Невельского разрешение императора на исследование устья Амура не было высочайше утверждено.

Невельской смог выйти из Кронштадта в плавание 21 августа 1848 года, что позволяло ему надеяться успеть к началу летней навигации в Охотском море. Стремительным броском прошел Атлантику, обогнул мыс Горн, пересек Тихий океан и прибыл на Камчатку 12 мая 1849 года — на три месяца раньше назначенного ему срока. За скорую доставку грузов и за их небывало высокое качество он получил благодарность губернатора Камчатки. Следуя инструкциям, Невельской должен был идти прямо в Охотск для сдачи там судна капитану порта, однако решил направиться к восточному побережью Сахалина. Он хотел проверить предположение Крузенштерна о том, что там может быть устье Амура, и, огибая Сахалин с севера, войти в Амурский лиман, в устье Амура и к западным берегам Сахалина и убедиться, существует ли перешеек между Сахалином и материком.

«Всю тяжелую ответственность перед престолом и отечеством я принимаю на себя». Сообщая своим помощникам о намерении нарушить высочайшие предписания, Невельской спросил их, готовы ли они поддержать его, рискуя вместе с ним потерять благоволение начальства ради исполнения нравственного долга перед Отечеством. Спаянные в трудном дальнем плавании крепкой морской дружбой, все они единодушно поддержали своего капитана. 30 мая 1849 года судно вышло из Петропавловска.

Только железная воля Невельского доставила этой экспедиции, работавшей в невозможных условиях, успех: 11 июля она вошла в устье Амура, а 22 июля, делая все время промер и опись, достигла места, где должен был находиться пресловутый перешеек. Но перешейка не было, вместо него обнаружился пролив около 7 верст шириной и глубиной 5 саженей, который был назван Татарским. Узнав об открытии, государь простил Невельскому смелый поступок. Но в Петербурге, куда он прибыл в январе 1850 года, мореплавателю пришлось пройти через испытания. Министерство иностранных дел требовало его наказания, которого Невельской избежал только благодаря заступничеству Муравьева, однако он все-таки был лишен Владимирского креста и пенсии — наград, полагающихся за новые открытия.

В 1850 году Невельской, уже в чине капитана 1 ранга, вернулся на Восток, назначенный состоять при генерал-губернаторе. При этом ему строжайше запрещалось касаться лимана реки Амура. Но Невельского нельзя было устрашить таким запретом: 29 июля он основал у залива Счастья зимовье Петровское и отсюда на шлюпке с небольшим числом людей предпринял свою знаменитую экспедицию к устью Амура, окончившуюся присоединением к России и всего Амурского края. Невельской был вызван в Петербург и представлен особым комитетом по Амурскому вопросу к разжалованию в матросы «за неслыханную дерзость». Но государь его помиловал, назвав поступок Невельского «молодецким, благородным и патриотическим» и наградив моряка орденом Святого Владимира. Тогда-то и появилась царская резолюция на докладе комитета, ставшая в итоге ярким афоризмом: «Где раз поднят русский флаг, там он уже спускаться не должен». Дело Невельского было спасено.

Екатерина Ивановна — жена и друг

В мае 1851 года Г. И. Невельской отправился к месту своего служения вместе с молодой женой Екатериной Ивановной Ельчаниновой, с которой обвенчался в Иркутске 16 апреля 1851 года.

Еще в самом начале своей женитьбы в письме Корсакову Невельской признается: «Милый и любезный друг Миша, приготовься — я счастлив, я готов на подвиг для Отчизны. Не один — со мною решилась ехать и услаждать мое заточение и разделять труды на благо Отечества мой милый, несравненный, давно мною любимый всем существом человек — Екатерина Ивановна Ельчанинова — моя Катенька. Ты не поверишь, милый Миша, как я был рад. Пусть говорят что хотят, но я решительно не мог быть один. Я любил, люблю ее — этого ангела».

На косе, отделяющей Охотское море от залива Счастья, было заложено селение, которое в память Петра Великого и в честь святого угодника назвали Петровским. И снова нужно было ехать в Петербург с докладом. Трудно было представить, что его ожидало там: ведь он без повеления свыше поставил пост Николаевский в устье Амура. Это поселение станет на долгие годы домом для Геннадия Ивановича и Екатерины Ивановны. Здесь будет похоронен их первый ребенок. Образованнейшая, знающая несколько европейских языков, она свободно общалась с местными народами — нивхами и эвенами — на их родном языке. Учила их садить огород, обрабатывать урожай, мыться и соблюдать личную гигиену. Музицировала, а местные гиляки слушали завороженно, благо новое фортепьяно и гарнитур были присланы в подарок великим князем Константином.

В книге «Кондонский староста» нанайского писателя Ермиша Самара есть эпизоды встречи нанайцев и эвенков с Г. И. Невельским, его соратниками и Екатериной Ивановной. В одну из встреч на Петровской косе, молодая эвенка, жена одного из гостей, подарила Екатерине Ивановне эвенкийскую меховую дошку из оленьего меха, со вставками из белого и черного меха и подкладкой из меха росомахи. Автор пишет: «На русской женщине национальные узоры словно вспыхнули. Женская красота Екатерины Ивановны засверкала, как драгоценный камень в новой оправе».

Как всякой истинной женщине, чувство красоты было свойственно Екатерине Ивановне. Простых аборигенов, не знающих европейского быта, встречали радушно. Стол был сервирован по-европейски, приборы — из серебра, посуда фарфоровая. И, понятно, никто не умел пользоваться этими приборами. Казусы, случавшиеся за столом, хозяева деликатно старались не замечать. От рождения очень вспыльчивый, экспансивный, невероятно деятельный, Геннадий Иванович нежно любил свою жену, безраздельно делившую все тяготы жизни на этой суровой земле. Потом он признается: «Эта была одна-единственная любовь на всю жизнь».

Интересны воспоминания Н. К. Бошняка, впоследствии напечатанные в журнале «Морской сборник»: «Женщина, с которой здесь познакомился я и которая, позабыв свою молодость и возможность провести лучшие годы своей жизни не среди диких пустырей и грязных гиляков, — отправляясь на Амур, была супруга Г. И. Невельского. Я ехал тогда к капитану Невельскому курьером из Петербурга и застал его в Охотске. Кто знаком с этим охотским трактом, тот знает, что значит проехать 1 200 верст верхом по топям. Госпожа Невельская не избегла этой судьбы и сделала эти 1 200 верст в двадцать дней, кажется, еще больная, подкрепляемая лишь убеждением, что женщина должна разделить труды своего мужа, когда этого требует долг, мы имеем право думать, что таковы были ее убеждения. На транспорте „Байкал“ мы все вместе перешли в Аян и там пересели на слабый барк „Шелихов“. Когда барк стал тонуть, никто не мог уговорить г-жу Невельскую первой съехать на берег. „Командиры и офицеры съезжают последними, — говорила она, — и я съеду с барка, когда ни одной женщины и ребенка не останется на судне“. Так она и поступила. Между тем барк уже лежал на боку».

Со смертью Геннадия Ивановича все заботы Екатерины Ивановны сосредоточились на детях и на издании рукописи мужа. Неоценимую услугу ей в это время оказали Мазаровичи. Иван Семенович постарался, чтобы в ближайшее же время семью Невельских обеспечили пенсией: Екатерине Ивановне были положены 640 рублей 42 копейки, каждому из детей — по 160 рублей 10 копеек в год. Пенсион в 2 000 рублей, полученный Невельским за Амурскую экспедицию, распространялся и на семью. В 1878 году она получила оговоренные Геннадием Ивановичем 800 экземпляров книги своего незабвенного мужа, с полным правом носившей такое название: «Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России в 1849–1855 гг. При-Амурский и При-Уссурийский край. Посмертные записки Адмирала Невельского. Изданы супругою покойного Екатериною Ивановною Невельскою».

Екатерина Ивановна скончалась 8 марта 1879 года, совсем ненамного пережив своего мужа, хотя и была моложе его — ей шел только сорок седьмой год. Через полтора года сын Невельских Николай, как написано в документах, был «уволен из училища 31 августа 1881 года на попечение сестры». Эти бумаги содержат подпись Ольги Геннадьевны Невельской о получении копии метрического свидетельства брата и других документов. Женат Николай не был, умер предположительно в 1919 году. Ольга Геннадьевна детей не имела, с мужем разошлась, жила и скончалась во Франции, в Ницце 13 октября 1933 года. Она написала и издала во Франции в 1894 году книгу о своем отце — первую биографию Г. И. Невельского. Мария Геннадьевна имела двоих сыновей — Сергея и Владимира Андреевичей Кукелей-Краевских. Оба стали моряками. Владимир командовал эскадренным миноносцем «Керчь», потопившим в июне 1918 года в Новороссийске Черноморский флот. Умерла Мария Геннадьевна также предположительно в 1919–1920 годах. Что же касается потомков Марии Геннадьевны Кукель, то все они проживали в России — в Омске, Ленинграде, Москве.

Самой многодетной была Александра Геннадьевна Охотникова — три дочери и два сына. Она оказалась за границей, поэтому потомки Невельских по этой линии и ныне проживают во Франции, Бразилии и США. Александра Геннадьевна скончалась в Париже в 1929 году и похоронена на старом русском кладбище недалеко от Парижа, возле Старческого дома.

«Фигура богатырского размаха»

Геннадий Иванович Невельской — «фигура богатырского размаха», яркая, неординарная личность. Естественно, у него не только друзья, но и враги. Некрасивый, вспыльчивый, рассеянный заика — вот стандартный набор негативных характеристик, которые нередко появлялись в печати. А вот прямо противоположные слова известного путешественника и исследователя Приамурья М. И. Венюкова: «Более честного человека мне не случалось встречать. И хотя его резкость, угловатость могли иногда не нравиться, но всякий, кто имел случай ближе подойти к нему, скоро замечал, какая теплая, глубоко симпатичная натура скрывалась за его непредставительной наружностью. Противники его, не имея возможности марать его чести, стоявшей выше подозрений, старались выставить его смешным, ограниченным сумасбродом. Да! И Колумб был сумасброд, и Гарибальди сумасброд, даже очень ограниченный. Только для них обоих есть история; есть она и для Невельского, а всех официозных журналистов и многих дипломатов что же ожидает, кроме звания и часто даже презрения».

Особый комитет принял 12 февраля 1850 года решение немедленно упразднить Николаевский пост и его охрану, спустив там русский флаг, а капитана 1 ранга Невельского разжаловать в матросы с лишением всех прав состояния. Сам Невельской пишет об этом в своих воспоминаниях весьма сдержанно, что и понятно — все это было крайне несправедливым и оскорбительным для беззаветного героя и бескорыстного патриота.

В воспоминаниях современников (И. Листовский, А. Сиденснер) и потомков Невельского (Н. Тимофеев-Ресовский) обстоятельства этого трагического для Невельского решения несколько различаются.

Император потребовал к себе Невельского. Окинув грозным взглядом не слишком бравую, малорослую фигуру героя, он мрачно изрек: «Так это ты сочиняешь экспедиции и осмеливаешься не исполнять моих приказаний? Так вот, за это — ты матрос!» Но далее, следя по разложенной перед ним карте, он стал перечислять все действия Невельского, высказывая по ним свое одобрение и последовательно повышая героя в чинах: «Вот тут ты мичман... тут ты лейтенант... тут капитан 1 ранга... а здесь ты уже контр-адми... Ну нет, тебя все же наказать за непослушание надо, так подождем еще с адмиралом». При этих словах он разорвал бумагу с представлением Нессельроде о разжаловании Невельского в матросы, вдел ему в петлицу Владимирский крест и, поцеловав, сказал: «Спасибо, Невельской, за твой патриотический поступок, но впредь будь осторожнее и не превышай данных тебе полномочий».

Еще более красочное описание находим в воспоминаниях одного из потомков Невельского, знаменитого биолога-генетика Тимофеева-Ресовского: «...Одна из моих прабабушек была Невельской. И был адмирал Невельской, который прославился тем, что присоединил Дальний Восток к России. И за самовольное присоединение Дальнего Востока к России был разжалован в матросы. Тогда в Петербурге правительство состояло преимущественно из балтийских немцев и Нессельроде (Кисельвроде, как называли его солдаты)... Так вот, значит, эти немцы поспешили и за спиной Николая I Невельского все-таки из капитана второго ранга в матросы расстричь. Это Николаю не понравилось. И, по семейной легенде, дальше произошло следующее. Как будто бы Николай вызвал его к себе во дворец, вышел на крыльцо и сказал: „Матрос Невельской, следуй за мной“. Он, значит, навытяжку, как полагается матросу, отрапортовал: „Ваше императорское величество...“. Они проследовали в переднюю: „Боцман Невельской, следуй за мной!“ И так по всем комнатам провел его в свой кабинет. И в кабинете приветствовал капитаном 1 ранга. В каждой комнате, значит, повышая на чин. Через несколько лет он был произведен в контр-адмиралы, а умер вице-адмиралом... Он, царь, по-видимому, был самый умный из русских царей XIX века».

В книге нанайского писателя Ермиша Самара «Кондонский староста» описывается встреча главного героя Суэкиэну с Невельским на мысе Петровском. Эта встреча и слова, сказанные русским мореплавателем, запомнились самагиру на всю жизнь и передавались молодым как легенда: «Я теперь самый счастливый человек. Мои моряки подняли впервые Российский флаг на Амуре. Главное... вдохнуть жизнь в эти земли, в светлые души живущих здесь людей». В подарок от Невельского Суэкиэну получил офицерский мундир. История этого мундира упоминается и у ульчского писателя А. Л. Вальдю в рассказе «Мундир адмирала». Возможно, это был другой мундир, но он стал легендой, и многие писатели стремились облечь эту историю в художественную форму. В рассказе Алексея Вальдю главный герой Кото Самба поведал сыну историю, как его деда из-за этого мундира чуть не репрессировала советская власть, якобы за связь с офицером царской армии. Закопанный в землю мундир был спасен. «Я хранил его, как самую дорогую вещь... Никогда, никому, ни за какие деньги я мундир не отдал бы, ведь это очень дорогая память», — так скажет главный герой рассказа.

Так коренные жители Амура берегли память о Геннадии Ивановиче Невельском, так много сделавшем не только для великой России, но и для маленьких народов приамурских земель.

Генерал-губернатор Восточной Сибири Н. Н. Муравьев-Амурский писал Невельскому 16 мая 1858 года: «Отечество никогда Вас не забудет, как первого деятеля, создавшего основание, на котором воздвигнуто настоящее здание». А позднее отмечал, что Невельской «превзошел все наши ожидания и исполнил данные ему инструкции с той полнотою, точностью и самоотвержением, которые только можно ожидать от глубокой, беспредельной преданности... Отечеству и от истинно русского смысла. Сделанные Невельским открытия неоценимы для России».

Анастасия ВАНО
Материал подготовлен под руководством С. В. Ангиной, преподавателя высшей категории Николаевского-на-Амуре педагогического колледжа коренных малочисленных народов Севера
Иллюстрации из книги Г. И. Невельского "Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России. 1849–1855

Источники

1. Алексеев А. И. Геннадий Иванович Невельской (1813–1876). М. 1984.
2. Алексеев А. И. Дело всей жизни. Хабаровск, 1972.
3. Алексеев А. И. Сподвижники Г. И. Невельского. Южно-Сахалинск, 1967.
4. Вальдю А. Л. Свет в окне. Повести и рассказы. Хабаровск,1984.
5. Жданко М. Е. Памяти адмирала Г. И. Невельского, Воен. энц., 19
6. Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России. 1849–1855. Хабаровск, 1969.
7. Самар Е. В. Кондонский староста: Повесть / Пер. с нанайского — Хабаровск, 2000
8. Тренев В. К. Невельской Г. И. Русские мореплаватели, М., 1950
9. Шикман А. П. Деятели отечественной истории. Биографический справочник. М., 1997.