Словесница Искусств

Даже на самых ранних ступенях своего существования человек старался объяснить окружающий мир, искал причины происходящих в нем явлений с такой же страстностью и вдумчивостью, как и наш современник. Но в этих поисках при ограниченности знаний, неизбежной примитивности методов познания первобытный человек имел только один критерий — собственное «я», один только метод — психологический. Следуя, таким образом, от хорошо ему известного (своего «я») к неизвестному, он сознательно или бессознательно переносил на все окружающее атрибуты своей собственной природы: одушевленность, разумность, волю, активность.

Именно так мыслили и воспринимали мир нанайцы. Тому, чего не понимали, они приписывали разного рода сверхъестественные качества. Данные представления об окружающем мире складывались веками и не могли исчезнуть из нанайской культуры под иноэтническим влиянием. Среди современных нанайцев, особенно пожилого возраста, все еще бытуют многие традиционные представления и обряды предков.

Заметное место в мифологии и религии нанайцев занимает дерево. Обряды, связанные с деревьями, сохранились до настоящего времени.

Дерево играло центральную роль в промысловом обряде нанайцев. Некоторые охотники соблюдают его и сегодня, только в несколько упрощенном виде. Назначение этого обряда заключалось в следующем: задобрить духов-хозяев горных речек, озер, сопок — боа эдендуэни.

Добравшись до прошлогоднего зимовья (аонга), охотник бил земной поклон дереву, растущему рядом, после чего устраивал, приводил в порядок свое временное жилье. Обряд задабривания хозяев местности он совершал только в определенном месте. Подальше от зимовья охотник выбирал одно из деревьев лиственной породы с мягкой древесиной (тополь, липа) и вытесывал на нем лик духа-хозяина охотничьих угодий — пиухэ, обращенный на восток. Перед деревом он втыкал четыре вилообразные палки, на них клал две перекладины, на которые настилал еловые ветки. На этом настиле охотник раскладывал жертвенную пищу. Рот личины он мазал водкой. Ею же брызгал в направлении четырех сторон света, после чего созывал на избранное дерево всех духов-хозяев местности и обращался к ним с просьбой об удаче в промысле. В данном обряде дерево являло собой вместилище душ хозяев местности.

Центральное место занимает дерево и в нанайском мифе о возникновении шаманства. Когда Гурэнтэ, убив два солнца, возвращался домой, то встретил на своем пути мировое дерево жизни ялоан туйгэ (ялоан — мир, туйгэ — небесное религиозное дерево). Это было огромное дерево, от земли до неба. Посмотрел он на крону, а там столько маленьких птичек, столько разных птиц. Когда они взлетали, то закрывали солнце; когда, полетав, они начинали садиться, снова закрывали солнце. Ствол этого дерева не могли обхватить сто человек. Его корой были лягушки и ящерицы, ветвями — удавы, листьями — круглые толи (толи — позднее сэвэн, помощник шамана, помогающий ему проникать в загробный мир буни), шишки звенели колокольчиками. Корнями дерева были змеи. Само дерево — сосна.

Увидел Гурэнтэ у корней этого дерева Человека. Спина его крепко-накрепко была прилеплена к мировому дереву жизни, смотрит он на крону и ловит ртом птичий помет. Эндури создал этого Человека вместе с мировым деревом в качестве его хозяина-сторожа. Гурэнтэ сорвал с древа жизни колокольчики конгор, листья толи, рога тимо, оторвал Человека и вместе с ним вернулся домой. Дома Гурэнтэ развернул мешок и увидел, что его содержимое со свистом исчезает через чонко. Листья толи, колокольчики конгор, рога тимо полетели в разные стороны к людям, достойным шаманского звания из разных родов: Юкаминкан, Удинкан, Бельды, Одзял и других. Таким образом, стало много шаманов.

Человека с Древа жизни звали Хадо. Он стал мужем дочери Гурэнтэ. От него позднее появились все люди, потомки которых живут и сейчас.

У каждого шамана возле его дома стояли, подобно мировому древу жизни, священные деревья туйгэ, или по-другому торо. А. В. Смоляк описывает их так: «Непременными атрибутами нанайских шаманов были стоящие у дома своеобразные столбы тороан (ульч. тура, туру, дару), нечто вроде жертвенника. Их было три: средний, диаметром до 20–25 см, выше дома, по бокам — столбы поменьше. Иногда столб был только один. Это были обыкновенные деревья, несколько обтесанные снизу. Средний столб имел в размере форму четырехугольника (или такое сочетание имела только средняя часть столба). На его поверхности, как говорят старики, рельефно вырезали изображения змей симур, драконов мудур, ящериц исэлэн, жаб кутуэ. На высоте одного метра от земли на южной его стороне (иногда на боковых столбах) вырубалось изображение лица духа Сангиа Мапа. На вершине центрального столба (иногда на всех трех) помещались скульптурные фигуры птиц (чаще кукушек). По данным, полученным в 1970 г. от шамана Моло Оненко на старинных тороан изображали птиц, летевших к верхнему богу: ласточку киниало, кукушек двух видов — кэнггэрэ кэку и тонггоро топто, иногда все три изображения птиц были одинаковыми (кукушки). <...> В МАЭ (Музей антропологии и этнографии в Санкт-Петербурге) имеется часть шаманского столба из села Дондон; на его поверхности вырезаны рельефные изображения четырех драконов (или змей) симур с ногами, ящерицы, лягушки. У подножия центрального столба тороан обычно ставили деревянную фигурку — поясное изображение диулин или ливэнэ диулин. Нижнюю часть фигуры закапывали в землю. Рядом помещали изображения других духов — по три ящерицы исэлэн, пять змей симур, шесть черепах аян.

<... > Шаманские столбы тороан, согласно предположению Л. Я. Штенберга, являлись как бы символами «мирового дерева», оно росло в подземном мире доркин, проходило через нашу землю и выходило в верхние сферы неба (Смоляк А. В. Шаман: личность, функции, мировоззрение (Народы Нижнего Амура), М., 1991. — С. 247, 248).

В настоящее время у каждого шамана имеется дерево торо. У сильного шамана оно называется туйгэ. Обычно это лиственница. Сразу после прохождения шаманом обряда посвящения высаживается несколько лиственниц. Одна из них становится для шамана торо. На торо во время камлания шаман созывает духов. Они слетаются отовсюду и садятся на это дерево. Существует поверье, что у этого дерева нельзя оторвать и веточку — заболеешь. Нельзя говорить про них — тоже можно заболеть.

По утверждению Ч. Д. Пассар, дерево с изображением кукушки наверху принадлежало не шаману, а дянгиану (Полевые материалы автора. 2001 г., от Пассар Ч. Д.). Дянгиан — нанайский судья, который знал все законы, обряды, обычаи и судил споры среди нанайцев. Дянгиан были не в каждом селении.

У нанайцев-нешаманов были «личные священные» деревья, которым они молились и приносили жертву. В данном случае дерево также выполняло функцию посредника при обращении к духам.

В 1926 году этнограф И. И. Козьминский после поездки по Амуру писал, что, по представлениям нанайцев, у каждого человека имеется три души: дюлемди, паниа и морсо. Последняя была душа-дерево, невидимое дерево, вырастающее якобы в начале жизни человека и падающее с его смертью. Морсо растет по мере роста человека и дряхлеет по мере приближения его к старости. Таким образом, морсо представляло собой дерево-двойник человека (Козьминский И. И. Отчет об обследованиях материальной культуры и верований горинских нанайцев. Л., 1929. С. 42.).

Когда человек сильно болел, шаман обращался к небесным богам (эндури) Санси, Сангиа и другим за помощью, просил о выздоровлении больного. Для совершения этого обряда выбирали живой тополь потоха. На его восточной стороне делали затес и треугольное углубление вершиной вверх. Под деревом ставили угощение богам в виде водки, крови животного, каши. Затем маленькие кусочки каждого угощения клали в этот треугольник. Шаман просил милости и здоровья для больного. Такое дерево нельзя было трогать, ломать — иначе больной мог заболеть еще больше и даже умереть. В настоящее время из-за невозможности сохранить дерево в неизменном виде стали отрезать фрагмент дерева, отметив сначала его восточную сторону. На ней делают треугольное углубление, приносят домой, где и совершается обряд. Это дерево, а также его часть, называется пиухэ. Иногда делают изображение дерева пиухэ на ткани. Оно называется дусху.

В жизни каждого нанайского рода дерево имело большое значение для его продолжения. А. Н. Липский в работе «Элементы религиозно-психологических представлений гольдов» писал: «По представлению гольдов, на небе для каждого хала — рода растет очень большое дерево, по внешнему виду оно весьма отдаленно сходно с ивой; называется оно омиа мони. Очень много птичек живут в нем. Птички эти вьют гнезда и выводят птенцов, питаются плодами этого дерева тимтикта. Количество полов птичек
(ниче — душ) — омиа одинаковое, т. е. души-омиа самцов и самок здесь появляется поровну. Самцы от самок отличаются окраской: самки серенькие, самцы пестрые. Выросшие чока или ниче, т. е. души-омиа, опускаются по очереди на самую нижнюю ветку и оттуда переселяются в ту или иную женщину. Душа-птичка омиани-чока оживотворяет уксуки — душу тела будущего ребенка, который рождается от уксуки — души тела матери. Но сама омиа остается в виде птички и не изменяется во всю жизнь человека. В момент рождения ребенка к нему присоединяется еще одна душа, уже третья по счету — паня, которая сопровождает человеческое тело беспрестанно и везде. Омиа по своему желанию может войти в женщину и покинуть ее, отчего иногда и семимесячная беременная может оказаться без родов. В таком случае, равно как и в случае смерти ребенка до 9—12-месячного возраста, омиа возвращается на омиа мони. И этим все счеты с покойником прекращаются. Омиа возвращается на дерево душ, садится на его вершину, спускаясь вниз, ожидает очереди нового рождения, которое может быть (второй раз) только через три года после первой смерти, и в случае, если ребенок умирает в том же возрасте, третье рождение возможно только через 6 лет».

По традиции родовое дерево вышивалось и на женском свадебном халате сикэ. Оно соответствовало дереву рода, к которому принадлежала невеста. Поэтому деревья на нанайских свадебных халатах сикэ разные. На макушках родовых деревьев всех свадебных халатов сикэ, которые видела автор статьи, были вышиты птички — души детей, которые должны были родиться у невесты. Эти птички — пожелание родителей (халат всегда вышивала мать невесты) иметь столько детей, сколько птичек вышито. Разноцветный ствол также является характерной особенностью изображения родового дерева, символизирующей смену поколений. Если внимательно приглядеться к родовому дереву нанайского свадебного халата сикэ, то в некоторых случаях можно заметить некоторые части мифического мирового древа жизни: круглые листья толи, колокольчики конгор, рога тимо. По ним можно определить принадлежность невесты к шаманскому роду. Отдельные родовые деревья вышивались со змеями вместо корней, ящерицами, жабами. Под деревом мастерица вышивала изображение тотема рода — священного первопредка, от которого произошел род. Это мог быть и человек, и лось, и косуля, и орел, и коршун. Традиция вышивки свадебных халатов сикэ сохранилась до нашего времени. Их продолжает народная мастерица, член Союза художников России Лариса Ганзуливна Бельды.

Статья написана под руководством Р. А. Бельды, педагога дополнительного образования Центра детского творчества села Найхин Хабаровского края.

Наталья БЕЛЬДЫ
Санкт-Петербург

БЕЛЬДЫ Наталья Андреевна, студентка Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена (Санкт-Петербург). Родилась в с. Джонки Нанайского района, окончила Найхинскую среднюю школу. Занималась в центре детского творчества с. Найхин у известного краеведа и этнографа Раисы Алексеевны Бельды. В настоящее время студентка 4-го курса РГПУ им. Герцена (факультет культурологии). В 2006 году получила диплом лауреата Всероссийского студенческого конкурса за научную работу, посвященную Холокосту. Вместе с другими победителями побывала в Париже.