Сказка записана от Ивана Васильевича Васильева, потомка трехреченцев, «китайского русского». Так называют метисов от смешанных браков, в чьей культуре частично сохраняется русская речь, календарные и семейные обряды. Проживая на территории Китая, где основные религии буддизм, даосизм, конфуцианство, они отмечают православную Пасху и Троицу, хоронят усопших по христианским обычаям, а некоторые все еще живут в избах, построенных по русскому образцу. В начале 1990-х правительство КНР официально признало этих людей национальным меньшинством с правом вписать в графу паспорта «национальность» слово «русский». Сегодня их осталось не больше 150 человек, и без лишних слов понятно, что «Русское Трехречье» на грани исчезновения.
Владимир Леонидович Кляус родился и вырос в Чите, окончил филологический факультет Дальневосточного государственного университета (Владивосток), затем аспирантуру в Институте славяноведения и балканистики АН СССР и докторантуру в Институте мировой литературы им. А. М. Горького РАН. В течение тридцати лет он работал как руководитель и участник в более пятидесяти фольклорно-этнографических экспедициях в Бурятии, Удмуртии, Карелии, Республике Коми, Республике Алтай, Калужской, Смоленской и Тульской областях, Забайкальском, Алтайском, Красноярском, Приморском, Хабаровском и Пермском краях, на Алтае, на Украине, в Белоруссии, Литве, Сербии, Китае, Австралии. Во время полевых исследований им записаны тысячи образцов фольклорных текстов самых различных жанров русской, белорусской, удмуртской, теленгитской, бурятской, татарской, бессермянской, карельской, коми-пермяцкой, ульчской, эвенкийской, китайской, австралийской аборигенской фольклорных традиций, сделаны видеофиксации обрядов и обычаев этих народов. Владимир Кляус — автор множества статей, рецензий, сборников текстов, ряда монографических исследований, среди которых «Указатель сюжетов и сюжетных ситуаций заговорных текстов восточных и южных славян» (М., Наследие, 1997. 464 с), «Сюжетика заговорно-заклинательных текстов славян и коренных народов Сибири (в сравнительном межславянском и славяно-сибирском освещении. К постановке проблемы (М., Наследие, 2000 191 с.), «Песенный фольклор русскоустьинцев Якутии и семейских Забайкалья: материалы к изучению бытования в иноэтническом окружении. Материалы к изучению бытования в иноэтническом окружении» (в соавторстве с С. В. Супряга. Курск, РОСИ, 2006. 183 с.). Им сняты интереснейшие, построенные на редкой фактуре документальные фильмы «Баба Евга — укырский поп» (1998), «Сказка бабушки Агафьи» (2003), «Трехречье... Русский мир Китая» (2016).
На китайском языке Трехречье звучит как Саньхэ цюй. В северной части автономной территории КНР Внутренней Монголии протекают реки Ган, Дербул и Хаул — правые притоки Аргуни, берущие начало в северо-западных отрогах Большого Хингана. Владимир Кляус пишет: "«Русское Трехречье» — понятие не столько географическое, сколько историко-культурное. Этот район никогда не принадлежал России, хотя в 1654 году казаки возвели здесь Аргунский острог, который после подписания в 1689 году между Цинской империей и Российским государством Нерчинского договора был перенесен на левый берег Аргуни, а четко обозначенная граница официально закрепила Трехречье за Китаем. Тем не менее до конца XIX века китайское Приаргунье оставалось малозаселенным, и россияне беспрепятственно заходили на эти земли. Владимир Кляус приводит записки жены декабриста С. Г. Волконского, последовавшей за мужем на каторгу в Забайкалье, на рудник Благодатский. В 1827 году М. Н. Волконская писала о том, что во время конных прогулок верхом «доставляла себе удовольствие въезжать в Китай, от границы которого мы находились по прямому пути только в 12 верстах».
Известный дальневосточный этнолог, доктор исторических наук Юлия Викторовна Аргудяева в работе «Русское население в Трехречье» (Россия и АТР. 2006. № 4), опираясь на данные Кайгородова, составила хронику русских поселений от времени возникновения до того момента, когда жители были вынуждены их покинуть. У каждого из них, как и у человека, своя судьба, наполненная радостями и печалями. Деревня Щучья выросла из заимок, поставленных И. Пешковым и Д. А. Деревниным в 1880 году, и со временем стала зажиточной. В 1920-х через нее в глубь Маньчжурии отступали разгромленные отряды Семенова, Колчака, Каппеля, шли беженцы из числа зажиточных забайкальских казачьих семей. Постепенно в Щучьей осталось 25–30 домов, а в 1956 году русские и вовсе оставили деревню. В Покровке, основанной в 1925 году, жили по большей части старообрядцы. В 1950-е годы они не захотели возвращаться в СССР и эмигрировали в Парагвай и Уругвай, а затем на Аляску, основав там село Никольское.
Другое крупное поселение — Драгоценка, появившаяся на карте в 1880-х и получившая такое название благодаря тому, что ее окружали сопки с залежам плавикового шпата. Казаки возвели собор Петра и Павла, а сама деревня стала центром всех казачьих поселений Трехречья. В Драгоценке находился торгово-промышленный филиал русской фирмы «И. Я. Чурин и К°», филиалы крупных японских фирм, а население было смешанным. В 1944 году из 3 тысяч жителей русских насчитывалось около 1,5 тысячи, китайцев около тысячи, японцев — 500 человек. О статусе деревни говорит и то, что здесь располагалась единственная в Трехречье восьмилетняя школа, китайская школа и больница с хирургическим отделением.
Постепенно стирались следы православной культуры, которая за столетие проросла в маньчжурской земле. Из 19 населенных пунктов в 10 имелись приходские храмы и приписные церкви, но в годы «культурной революции» они разрушались либо перестраивались. Величавый собор Петра и Павла в Драгоценке сделали клубом, складом, а потом разобрали на дрова. Печально складывались и судьбы трехреченцев. Так, все жители небольшой деревни Нармакчи, основанной казаками Первухиными из Аргунска, в 1956 году были депортированы в СССР. Впрочем, репрессии начались гораздо раньше. Ю. В. Аргудяева пишет, что с приходом в Маньчжурию в 1945 году Красной армии был арестован и интернирован каждый четвертый взрослый казак. Жители Трехречья, не попавшие в списки обвиняемых, получили советское гражданство, но далеко не все откликнулись на предложение ехать в Сибирь и Казахстан на освоение целинных и залежных земель. Многие хлопотали о визах, чтобы поселиться в Австралии и Южной Америке. Опустевшие поселения занимали китайцы, давая им уже свои названия.
Интересен путь самого Владимира Леонидовича Кляуса к этой теме, ставшей в итоге одной из центральных в его творчестве. Будучи аспирантом он впервые прочитал о Трехречье в харбинском журнале «Хлеб небесный», тогда же родилась идея совершить экспедицию в бывшие русские поселения. Но это был 1988 год, и переговоры в посольстве КНР завершились вежливым отказом китайской стороны. «О том, что в китайском Приаргунье действительно можно встретить людей, говорящих по-русски, мне стало известно после моей первой экспедиции на Аргунь в 1992 году по бывшим казачьим станицам, — пишет ученый. — Я услышал тогда рассказ о том, как еще в 1930-е русскую девочку похитили китайцы. Якобы она со старшей сестрой гуляла по берегу реки, к нему причалила лодка, и двое китайцев схватили ее. Старшая смогла убежать. Встретились сестры только в начале 1990-х, уже будучи очень пожилыми, когда оказавшаяся в Китае младшая сестра приехала погостить на свою родину. Насколько этот рассказ достоверен в деталях, но для меня тогда главным в нем было подтверждение того, что за Аргунью когда-то жили, а может, и живут еще русские. В 1994 году на одну из конференций в Читинском государственном педагогическом институте им. Н. Г. Чернышевского приехал из Пекина академик Лю Куйли, который не только рассказал о русских традициях, сохраняющихся в Трехречье, но и показал небольшой видеофильм, посвященный празднованию Пасхи в одном из бывших русских поселений. Стало окончательно понятно, что ехать туда обязательно нужно, но впервые в Трехречье удалось побывать только в 2007 году вместе с коллегами-фольклористами, диалектологами и этнографами из Улан-Удэ». Исследователи посетили несколько бывших русских поселков, которые уже давно существуют под китайскими названиями — Сучин (Щучье), Цзяньшетунь (Попирай), Саньян (Ершиное), Эньхэ (Караванная), Саньхэ (Драгоценка) и другие. Следующие поездки состоялись в 2009–2015 годах, к этому списку прибавились другие поселения Трехречья, и практически везде китайские русские встречали россиян с огромной радостью, делились всем, что знают и помнят.
Включая в книгу аутентичные тексты, исследователь в целом придерживался орфографических правил современного русского языка, но при этом сумел передать живое звучание речи сегодняшних потомков трехреченцев. Вот, к примеру, как начинается уже упоминавшаяся в этом материале анекдотическая сказка «Петр Великий и Кузнец», в которой царь выступает настоящим богатырем, записанная в 2007 году от Ивана Васильевича Васильева. «Но, я тебе как сказать, ага. Етот Петр Великий. Значит, я как царь, я поехал погулять. С собой с охраны никакой не, я не имел. Мне, мне не надо! Я просто как деревенский мужик! И от, поехал, заехал в етат, в поселок. Конь потерял подкову. Теперь чё жа? Спрашиват: — Есь кузнец? — Есь! Вот тута-ка кузнец».
Согласно записанной Владимиром Кляусом информации, дольше всех продержалась церковь Покрова Пресвятой Богородицы в Попирае (Цзяньшетунь). Удивительно, но сохранилась могила ее последнего настоятеля, отца Александра (Молокова), умершего в 1962 году. Нынешние китайские русские вспоминали, что в годы культурной революции, когда массово уничтожались христианские ценности, трехреченцы свозили к нему иконы и церковную утварь из других храмов. Люди надеялись, что сумеют спасти их, но вскоре китайцы сожгли и этот храм. Отец Александр предвидел такой печальный финал и потому заранее отдал метисам некоторые вещи, чтобы спасти хоть что-то. Они и сегодня бережно хранятся в некоторых семьях китайских русских. Например, у Петра Васильевича Ерохина из Сучин (Щучье), чей рассказ приводится в книге: «А распятье это ранешно, это из церквы. Я раньше вот с этим священником Александром Павловичем-то очень был в хороших отношениях, какие у него, может, какие дела, я помогал тоже. И вот он-то, это, иконы, вот это распятье всё из церквы мне дал».
Все стало меняться с 1980-х годов, когда правительство КНР изменило политику в отношении религии. В Харбине в 1986 году официально разрешили вести богослужения в Покровской церкви, в 1999 году на территории Трехречья в Эргуна построили церковь, освященную, правда, лишь через десять лет в честь святителя Иннокентия Иркутского. В 2010 году В. Кляус побывал в ней и увидел несколько старых икон. По словам алтарника Павла Суня, который в середине 2000-х учился в Духовной академии Троице-Сергиевой лавры и уже несколько лет совершает здесь службы мирским чином, когда-то они находились в соборе в Драгоценке, потом хранились в семьях метисов и сейчас переданы в новый главный православный храм Трехречья.
Как и для всех православных, для китайских русских главный праздник Пасха. За неделю до ее наступления они ходят за вербой, втыкают веточки в ворота, украшают ими божницы. Кое-кто сохранил традицию класть старую вербу и крашенные на прошлогоднюю Пасху яйца под крышу дома. Это для того, чтобы ее не снесло при сильном ветре. Любопытен и факт появления у современных жителей Трехречья особой «вербы». Китайские русские срезают ветки с любых кустов или срубают небольшие деревца, а затем украшают их бумажными цветами и цветными ленточками. Стремление метисов вспомнить все, что было в русские времена, привело к возникновению совершенно нового типа «верб», нехарактерных для православной традиции, отмечает Кляус. Интересно, что сегодня это стало своего рода маркером для туристов. Дом, возле которого установлено разноцветное деревце, однозначно «русский», здесь находится домашняя гостиница и кафе с традиционной кухней.
И все же дома из далекого, почти уже стершегося трехреченского прошлого еще можно встретить — два-три в каждом поселении. Они очень ветхие, доживают свой век, но каким-то неведомым образом все еще хранят кольца, на которые крепились зыбки, полки для икон в красном углу, резные наличники на окнах, элементы орнамента на фасадах...
В реальности ситуация оказалась сложней и порой не укладывалась в общую картину. Так, исследователю приходилось сталкиваться с переселенными в 1950-е годы в Трехречье хуэйцами (одно из 56 официально признанных национальных меньшинств в КНР), выучившими русский язык благодаря русским соседям. Встречал он метисов второго поколения трехреченцев, которые говорят по-русски, но во время переписи населения не перешли в статус национального меньшинства и предпочли остаться китайцами. Среди представителей третьего и четвертого поколений есть те, кто свободно говорит на русском, и мотивировано это развивающимися деловыми связями с Россией.
Русским языком в настоящее время хорошо владеют и около 100–150 метисов, со многими из них Владимиру Кляусу посчастливилось познакомиться во время полевой работы. Особо он пишет об Иване Васильевиче Васильеве, том самом человеке, который размышляет о святости русской земли. Он родился в 1921 году в России, в Забайкальском крае, потом семья перебралась в Трехречье. Иван Васильевич окончил русскую школу в Драгоценке, и сегодня он один из немногих, кто читает и пишет по-русски. Его очень интересует судьба России, он следит за всем, что там происходит и, как это часто бывает, многое идеализирует: «Я счас так думаю... Наша планета, русская земля. Она, значит, святая земля... Дак, чоловек, значит, в России — святой, значит, русские все богомольцы, веруют в Богу, Иисусу Христу...». Но это, конечно, от большой любви к далекой родине, к своей маме Анисье Александровне, которая была русской женщиной. По ложному обвинению в шпионаже в пользу СССР она оказалась в застенках японской военной миссии в Драгоценке, но чудом осталась живой. После этих страшных событий Анисья Александровна установила недалеко от Драгоценки обетный крест, который простоял почти сорок лет. «Я вот думаю: мама умерла, овещанье она сделала, креста уж нету-ка. Я в прошлом году сделал крест и написал по-русски „Пресвятая богородица Мать сохранила маму“». (Из воспоминаний И. В. Васильева, 2007 год).
Елена ГЛЕБОВА |
|||
|