В этот неведомый зрителям маленький уголок большого театрального мира я попала в «межсезонье» – период между подготовкой спектаклей. Как мы с вами переходим из зимы в весну, работники бутафорского подразделения Хабаровского музыкального театра переходят из спектакля в спектакль, или, как говорит Оксана Алекберова, «ныряют в другую реальность». Полгода назад они находились в 1937-м, в маленьком провинциальном городке Мелководске, что на Волге, рядом с простодушными людьми и примитивными предметами: лейками, ведрами, граблями и… алыми стягами. Затем перебрались в Венецию XVI века, где за блеском праздничных огней и яркими карнавальными масками скрывается истина. После этого три месяца жили жизнью милой итальянской деревушки XIX века, в атмосфере тепла, любви и неги. А теперь совершают резкий, не только временной, но и эмоциональный скачок в блокадный Ленинград. Нахожу разные значения слова «бутафория»: предметы театральной обстановки (мебель, посуда, оружие и т. п.), воспроизводящие внешний вид настоящих вещей; поддельные, специально изготовляемые предметы; предметы, имитирующие подлинные; фальшивая обстановка, имеющая целью создание ложной иллюзии; что-либо обманчивое, рассчитанное на эффект… и понимаю: это не про те предметы, которые я вижу на наших спектаклях. Начинаю понимать, почему у меня возникают слова «кто», «общаться», «работа», когда я пишу об этих самых неодушевленных на первый взгляд вещах. Если честно, то и вещами их неверно называть, после разговора с людьми, их создавшими.
Здесь происходит не только создание, но «одухотворение каждого предмета». Оксана Алекберова всякий раз удивляет меня, повторяя эту мысль в разных вариациях. Только теперь начинаю понимать, почему. Причина та же, что заставляет писать об этих предметах «живут». Из рук замечательных мастеров выходят не вещи – существа, со своей историей, со своей судьбой. – Мы создаем театральный реквизит, то есть все, что на сцене работает вместе с актером, – говорит Оксана. – Работает – хорошее слово, и созданные вами вещи зачастую действительно как живые. – Да, они характерные. – Как вы этого добиваетесь?
– Если этот предмет создается с нуля, и в нем нет истории, что вы делаете для того, чтобы эта история в нем появилась? – Много всяких приемов, старение например. Нельзя так просто все это перечислить. Бутафор – это тот человек, который молча все создает, а когда спросишь, как это делается, он порой сам не может объяснить. – Бутафор – кто это? – Человек, который создает стекло из пластика, то есть видимость стекла, глиняный сосуд или бронзовые предметы из дерева или бумаги – из папье-маше. Это и есть бутафория. – Мне понравилось слово – вы его произнесли сами – «видимость». Видимость событий, эпохи… Вашими руками создается эпоха спектакля? – Конечно! Эпоха какого-то отдельно взятого спектакля. Во времени и пространстве. Вижу корзину фруктов из спектакля «Любовный напиток». – Яблоки из чего? Сколько времени уходит на каждое? – Яблоки – пенопласт. С каждым работать… – Элина Ковалева, художник-бутафор, задумывается, – наверное, минут пятнадцать. А вот запеченный поросенок – это поролон, сверху обтянутый трикотажем. И покрашенный, – Элина улыбается, видя мое удивление. – Любите работать с тканями или с жесткими материалами – деревом, пенопластом? – Мне неважно с чем работать, приятно просто создавать. – Иголку, стамеску и другие орудия труда с каких пор держите в руках? – С детства, наверное. Все время нравилось что-то вырезать, лепить, шить и так далее. – Не надоедает? Не хочется что-то поменять?
– Вы вкладываете душу в своих «детей». Когда заканчивается жизнь спектакля, они отправляются на склад. Ваше отношение? – Мне приятно, что я создала красивый, нужный предмет, что он был необходим. – Ну вот уже не необходим. Грустно? – Нет, потому что приходят новые спектакли и появляется много новой работы, не менее интересной. – Вы прагматик. Относитесь к работе как к работе. – Как к интересной, любимой работе. Спрашиваю об объявлении на служебном входе театра: «Просим приносить старые вещи, чемоданы…» – Насколько я знаю, это традиция была всегда, – говорит Оксана, – просто она иногда уходит, забывается, и потом восстанавливаешь ее заново. Спектакль «Два бойца» требует реальных вещей. Вот планшеты, они более современные, кобура – уже «играла» на сцене… все принесенные предметы требуют доработки. Но среди этих принесенных людьми вещей есть удивительный чемодан, который просто жалко отдавать на сцену, таким вещам место в музее. – Оксана бережно демонстрирует потрепанный годами и скитаниями предмет. – Вот мы уже входим в эпоху, во время Великой Отечественной войны. Приятно даже просто прикоснуться. Скорее всего, будем делать копию. – Когда к такому прикасаетесь – к настоящему, чувство бережное? – Трепетное. И мы стараемся его передать. Из мастерской выходит одушевленный предмет. Вот Александр, чтобы сделать пулемет «Максим», был в военном музее. Не смог без этого обойтись. Как настоящий мастер. А в это время удивительной скромности человек и потрясающий мастер Александр Махняев шлифует, доводя до совершенства, какую-то деревянную деталь. На мой вопрос отвечает действием – собирает из разных деталей… пулемет. Веду себя, как ребенок, увидевший новую игрушку, – настолько это выглядит неожиданно точно, даже в пока еще деревянном обличье. По-настоящему. На мой вопрос, что чувствует, видя плоды своего труда на сцене, отвечает: – Я не хожу на спектакли.
– Пушку – не видел. В действии – ни разу. – Ну хоть какой-то предмет видели в действии? – Видел. Шпагу свою одну. Взял человек ее, засунул в зазор между половицами на сцене и – согнул. Да… И вот с тех пор я не смотрю… не хочу. Александр кладет руку на сердце – опять защемило от неприятных воспоминаний, потом молча идет к станку, который в отличие от того артиста понимает, сколько труда, терпения и души вложил он в шпагу – в хрупкий предмет, ведь делается он не из закаленной стали, а из мягкого металла, чтобы артисту легче было играть, безопаснее. – Не всегда материал выдерживает страсти, которые происходят на сцене. Нельзя все списывать на актера, – продолжает тему Оксана, ремонтируя сломанную венецианскую маску из спектакля «Ночь в Венеции». – То есть вы их оправдываете? – Конечно. Актеры играют и иногда заигрываются достаточно серьезно. – Получается, что вы больше любите артиста, чем произведение своих рук. – Произведение можно всегда реанимировать, а актера надо беречь. Особенно талантливого актера. Приходится укреплять, чтобы он уже не думал во время игры о предмете. Понимаю, что они не только создают эти вещи, но и делают их максимально удобными и приятными для другого – для актера, которому предстоит с ними… играть – неподходящее слово. Общаться, взаимодействовать. – Поролон, трикотаж, краска, лак, – в руках Оксаны хрустит свежий батон, – этот хлеб никогда не зачерствеет.
– Вот лежат замороженные люди. Умершие. (Теряюсь и даже не знаю как реагировать на неожиданные слова Оксаны.) – Они еще не закончены, это только начало – болванки. Мы боимся лишнее слово сказать, но это исходный материал, который потом будет превращаться в грубую реальность. – Кстати, санки уже готовы. Стоят именно для них, – дополняет Элина. – Это будет человек в саване? – Сверху будет заиндевелая двунитка – то есть мороз, иней, все будет создаваться. – Вот так вот сразу из прекрасной Италии и в блокадный Ленинград?! Как вам такой резкий переход? – Это даже здорово, что не утопаешь в рутине. Ныряешь в другую реальность. – Несмотря на сложность темы, вы с удовольствием в нее окунулись? – С удовольствием. Конечно. Это очень интересно. – Кроме рук каким еще должен быть ваш вклад в эту серьезную, нужную и важную работу? – Я повторю то же самое: одухотворение каждого предмета. И актерам это приятно, и тем более зрителю, который утопает и купается в какой-то эпохе или в каком-то событии. Со слезами или со смехом… Со всеми переживаниями, какие только мы хотим увидеть на лицах зрителей. Оксана, Элина и Александр выполнят эту сложнейшую работу, которая дойдет до сердца каждого зрителя. Но, смотря спектакль, он не будет думать о том, как это сделано. Он поверит в то, что они настоящие: люди, пулемет, хлеб... И это главное достижение незаметной работы такой маленькой, но важной части театра, название которой – бутафорский цех. Людмила КОХАН
Окончила Кемеровское художественное училище, театрально-декорационное отделение (таких сейчас практически нет в стране) по специальности «художник-декоратор». Работала художником-оформителем, декоратором, дизайнером. Лишь по причине частых переездов на места назначения службы мужа-офицера не реализовалась как художник-постановщик. Опытный, знающий человек, неординарная творческая личность. Интересный факт: трудовую практику проходила в Большом театре. Но с гораздо большим восторгом рассказывает о том, как проводила время в мастерских и в зале театра «Ленком» (в то время еще блистали на сцене Татьяна Пельтцер, Евгений Леонов…) благодаря знакомству с выдающимся художником, народным художником России Олегом Ароновичем Шейнцисом, кстати, автором макета «Золотой маски», той самой, которая вручается лучшим из лучших вот уже 16 лет. Две такие «Маски» имеет наш музыкальный театр, в том числе и благодаря бутафорскому цеху, который возглавляет Оксана.
В театре работает по совместительству с 2001 года. Несколько лет работал в театре кукол, затем вернулся в музыкальный. По основной специальности начальник расчета пожарной машины службы аварийно-спасательного обеспечения полетов Хабаровского аэропорта. С детства вырезал, выпиливал и вытачивал ножи, автоматы, пулеметы… но не знал тогда, что это называется «бутафорией». Пришел в театр благодаря «лучшему человеку на свете» Антону Лебедеву, который раньше работал в бутафорском цехе музыкального театра. Теперь продолжает дело трагически погибшего друга.
Окончила художественное училище в г. Махачкала (Дагестан), где родилась и жила. Затем учеба на художественно-графическом факультете педагогического университета. На Дальний Восток попала по приглашению педагога, члена Союза художников России Кайтмаза Рашидудиновича Аварского, который открывал керамическое производство в Находке, где и сейчас имеет собственную галерею, продолжает развивать живопись и прикладное искусство. Элина же встретила своего спутника жизни и переехала жить в Хабаровск, где сначала работала на заводе керамики, затем в театре кукол, откуда и перешла в музыкальный театр по приглашению коллеги. |
|||
|
|