Тенденцией к расширению государственных границ отмечена вся история нашей страны, что оказало влияние на формирование своеобразной философии, которую известный филолог И. П. Еремин определил как «провиденциальную». Позднее этот тезис получил развитие в трудах Е. К. Ромодановской, посвященных сибирским литературным памятникам XVII в. С провиденциальной точки зрения, движение русских людей на Восток было предопределено «божьей волей» и потому однозначно заслуживало положительной оценки. Вместе с тем исследователь справедливо замечает, что провиденциализм большинства сибирских авторов тесно связан с необходимостью доказывать правоту русского государства на обладание Сибирью. Аналогичные идеи находим в памятниках как письменной, так и устной словесности, созданных при освоении дальневосточных земель. Этот пласт русского фольклора до сих пор не привлекал должного внимания исследователей. Историки обычно рассматривали его преимущественно с точки зрения соответствия (либо несоответствия) реальным фактам. Обычно «уличить» народных авторов не составляло труда, но сама их субъективность важна хотя бы потому, что дает возможность выявить отношение к тем или иным событиям и государственным деятелям. В данном случае это важно вдвойне, так как мы имеем дело с народной оценкой. Освоение дальневосточных земель связано, прежде всего, с российским казачеством. Один из первых исследователей фольклора Приамурья М. К. Азадовский справедливо писал, что казачья колонизация являлась существенным фактором распространения эпического творчества на новой территории. В 1914 г. ему удалось записать на Амуре две былины и несколько фрагментов. К этому времени былина уже утратила свою продуктивность. На смену ей пришел новый жанр — историческая песня. Фольклористы достаточно единодушны во мнении, что, начиная с XIII — XIV столетий, историческая песня сопутствовала политической жизни русского народа, откликаясь на важнейшие события своего времени. К сожалению, история восточных окраин России в фольклорных сборниках представлена очень слабо, хотя вряд ли сюжет о ранении генерала Слепцова на Кавказе отражает более важный момент в судьбе государства, нежели отражение нападения англо-французской эскадры в заливе Де-Кастри. Итак, первые эпические произведения на дальневосточную тему возникли в казачьей среде. Крупнейшим укреплением русских на Амуре стал Албазинский острог (основан в 1652 г.). С 1682 г. и до оставления Приамурья по Нерчинскому договору в 1689 г. крепость являлась административным, экономическим и культурным центром Албазинского воеводства. Героическая оборона крепости в 1685, 1686–1687 гг. навсегда запечатлена на страницах русской истории. Изыскания археологов свидетельствуют о том, что первые остроги Приамурья представляли собой не только военно-административные единицы, но и являлись центрами распространения русской культуры, в том числе религиозной. Известно, что на территории Албазина была возведена церковь Воскресения Христова, с приделами Богородицы Владимирской и Архангела Михаила, а за пределами крепости — часовня Николая Чудотворца. В церквах имелись библиотеки из книг, необходимых для богослужения. В 4 верстах выше по течению Амура иеромонах Гермоген основал Спасский монастырь, где находилась икона Албазинской Божьей Матери — «Слово плоть бысть». После взятия Албазина и разорения монастыря Гермоген, возвращаясь в основанный им ранее Усть-Киренский Троицкий монастырь, оставил икону в Сретенске. Впоследствии этой иконой благословили первый (1854 г.) сплав по Амуру во главе с генерал-губернатором Восточной Сибири Н. Н. Муравьевым. В настоящее время святыня хранится в кафедральном соборе г. Благовещенска. Находки археологов показывают, что население острогов в повседневном быту сохраняло традиции предков. При раскопках Албазина в 1991 г. А. Р. Артемьев обнаружил «братскую могилу», в которую превратилась небольшая полуземлянка. Тела 57 человек были уложены головами на запад. Среди тел находились три раздавленных упавшей кровлей горшка с кашей. А. Р. Артемьев полагает, что в них была поминальная кутья. Можно с достаточной долей вероятности предположить, что албазинцы сохраняли основные календарные и семейные обряды, а также фольклорный репертуар, который пополнялся новыми произведениями. Таким был механизм культурной адаптации колонистов в других местах. Вряд ли он имел принципиальные отличия в Приамурье. Хотя мы не располагаем прямыми источниками по фольклорной культуре Албазина, но убедительные свидетельства наличия живой фольклорной традиции в Приамурье все же имеются. Так, ярким образцом эпического творчества XVII в. служит историческая песня об осаде Комарского (Кумарского) острога — «Во Сибирской во украйне во Даурской стороне». Подлинность песни подтверждается текстом из сборника Кирши Данилова, относящегося к XVIII в. Комарский острог был основан в 1654 г. Анализируя содержание песни, посвященной его защите, А. Р. Артемьев пишет: «Ее текст содержит настолько подробное описание оборонительных сооружений острога, а также хода осады, что сомневаться в создании песни в казачьей среде непосредственных участников освоения Приамурья во второй половине XVII в. не приходится: Круг они острогу Комарского Текст состоит из нескольких эпизодов. Начинается песня с информации о занятиях казаков, которые поставили острог, чтобы собирать ясак «царю белому». Далее речь идет о том, что 25 человек, отправившиеся на Амур ловить рыбу, были захвачены воинами «богдойского князька» и преданы мучительной смерти: Как вешняя вод Находившимся в крепости было предложено сдаться, их прельщали «и златом, и серебром, да женами прелестными». Однако казакам удалось отразить нападение с помощью пушек: Три пушки гунули, Концовка песни типична для произведений героико-эпической направленности: Побежал богдойский князек Б. Н. Путилов, готовивший данный текст к переизданию, обнаружил в исторических документах довольно близкое песенному описание конфликта, датированное мартом 1655 г. Однако, несмотря на обилие конкретных деталей, песня в значительной степени носит обобщенный характер. Ее героический пафос соответствует традиции, сложившейся в эпическом творчестве
Земли по левому берегу Амура были возвращены России в середине XIX в., что связано с заключением ряда российско-китайских договоров, прежде всего Айгунского (1858 г.) и Пекинского (1860 г.). Художественное мышление людей было уже иным, нежели в XVII — XVIII вв. Это, безусловно, отразилось и в фольклоре нового времени. Начался отход от прежней эпической традиции, наметилось усиление лирического начала в произведениях с исторической тематикой. Стали преобладать песни с постоянным текстом, в которых ощущалось влияние профессиональной литературы. Этому способствовала и письменная фиксация текстов, поскольку уровень грамотности среди казаков был довольно высоким. Известный этнограф и писатель С. В. Максимов в начале 1860-х гг. видел рукописные песенники в старожильческих селениях Забайкалья. В середине XIX в. была сложена историческая песня о сплаве по Амуру и защите залива Де-Кастри от англо-французской эскадры. По Нерчинскому договору русским судам отказывалось в плавании по Амуру, но война России с Западной коалицией заставила вновь поднять вопрос о сплаве по Амуру войск и грузов для защиты наших интересов на Тихом океане. В 1854 г. военный губернатор Восточной Сибири Н. Н. Муравьев получил соответствующее распоряжение, и 14 мая того же года от Шилкинского завода отправилась флотилия барж и судов во главе с пароходом «Аргунь». 28 мая флотилия достигла китайского города Айгуня. Переговоры с маньчжурским начальником гарнизона прошли успешно, и 15 июня экспедиция прибыла в пост Мариинский, где Н. Н. Муравьев встретился с руководителем Амурской экспедиции Г. И. Невельским. Часть казаков была отправлена в Петропавловск на Камчатке, часть оставлена для защиты Де-Кастри. Так завершился первый сплав по Амуру. Весной 1855 г. состоялся второй сплав. Вместе с войсками прибыли крестьяне-переселенцы. В заливе Де-Кастри с тревогой ожидали появления англо-французской эскадры, но к осени успокоились, и часть людей была переведена на зимовку в Мариинск. В Де-Кастри осталась артиллерия и рота казаков под началом есаула Пузино. 3 октября неожиданно появились английские суда, но их попытки высадить десант были отражены, и 17 октября англичане покинули залив. Эти события и легли в основу исторической песни, созданной участниками обороны Де-Кастри. Произведение состоит из двух частей. Первый сюжет посвящен подготовке экспедиции и сплаву по Амуру: В пятьдесят пятом году Сразу обращает на себя внимание насыщенность текста реалистическими деталями, удивительно точная, подробная «география». Несомненно, автор был участником событий. Второй сюжет, посвященный отражению английского десанта, лишен такой детализации: Мы за кустиком лежим Есаул Пузино представлен как типичный Перед зводом-то отец, В рассказах-воспоминаниях он предстает совершенно иным: «Ну, и сколь раз на мель садились. А тут Пузинов етот. Беды! Почитай день-от цельной с баржой промучисся, покуль выташшишь. А сташшишь — тут бы сдыхнуть, да куда! Сичас команда: „Ломай лозняк!“ Ну, наломам сами же, нас же и порют. И уж он пошшады не знат». В начале ХХ в. песня неоднократно записывалась известным фольклористом М. К. Азадовским. Ее пели как походную, а казаки старшего возраста исполняли также за работой или на гулянье. Не исключено, что «казачья эпопея» создавалась поэтапно, возможно, даже не одним автором. На такую мысль наводит и «разностильность» отдельных частей, и наличие вариантов, в которых упоминаются события более позднего времени, например заключение Айгунского договора 1858 г. По-видимому, в процессе бытования текст обрастал новыми подробностями. Скорее всего, изначально песня создавалась как отклик на первый сплав, но с позиций казачьего сословия героическая оборона Де-Кастри оказалась событием более значимым, поэтому акцент был перемещен на 1855 год. Важнее всего, однако, тот факт, что перед нами один из поздних образцов русского героико-эпического творчества, дающий представление о творческом потенциале и духовных ценностях первых засельщиков Дальневосточного края. Лидия ФЕТИСОВА, Литература:
|
|||
|
|