Эпические сюжеты дальневосточной земли

Албазинский острог в 1665–1681 гг. РеконструкцияЗакрепление России на дальневосточных рубежах получило неоднозначную оценку в отечественной и зарубежной историографии. Тем интереснее посмотреть на этот процесс глазами первопроходцев.

Тенденцией к расширению государственных границ отмечена вся история нашей страны, что оказало влияние на формирование своеобразной философии, которую известный филолог И. П. Еремин определил как «провиденциальную». Позднее этот тезис получил развитие в трудах Е. К. Ромодановской, посвященных сибирским литературным памятникам XVII в. С провиденциальной точки зрения, движение русских людей на Восток было предопределено «божьей волей» и потому однозначно заслуживало положительной оценки. Вместе с тем исследователь справедливо замечает, что провиденциализм большинства сибирских авторов тесно связан с необходимостью доказывать правоту русского государства на обладание Сибирью. Аналогичные идеи находим в памятниках как письменной, так и устной словесности, созданных при освоении дальневосточных земель.

Этот пласт русского фольклора до сих пор не привлекал должного внимания исследователей. Историки обычно рассматривали его преимущественно с точки зрения соответствия (либо несоответствия) реальным фактам. Обычно «уличить» народных авторов не составляло труда, но сама их субъективность важна хотя бы потому, что дает возможность выявить отношение к тем или иным событиям и государственным деятелям. В данном случае это важно вдвойне, так как мы имеем дело с народной оценкой.

Освоение дальневосточных земель связано, прежде всего, с российским казачеством. Один из первых исследователей фольклора Приамурья М. К. Азадовский справедливо писал, что казачья колонизация являлась существенным фактором распространения эпического творчества на новой территории. В 1914 г. ему удалось записать на Амуре две былины и несколько фрагментов. К этому времени былина уже утратила свою продуктивность. На смену ей пришел новый жанр — историческая песня. Фольклористы достаточно единодушны во мнении, что, начиная с XIII — XIV столетий, историческая песня сопутствовала политической жизни русского народа, откликаясь на важнейшие события своего времени. К сожалению, история восточных окраин России в фольклорных сборниках представлена очень слабо, хотя вряд ли сюжет о ранении генерала Слепцова на Кавказе отражает более важный момент в судьбе государства, нежели отражение нападения англо-французской эскадры в заливе Де-Кастри.

Итак, первые эпические произведения на дальневосточную тему возникли в казачьей среде. Крупнейшим укреплением русских на Амуре стал Албазинский острог (основан в 1652 г.). С 1682 г. и до оставления Приамурья по Нерчинскому договору в 1689 г. крепость являлась административным, экономическим и культурным центром Албазинского воеводства. Героическая оборона крепости в 1685, 1686–1687 гг. навсегда запечатлена на страницах русской истории. Изыскания археологов свидетельствуют о том, что первые остроги Приамурья представляли собой не только военно-административные единицы, но и являлись центрами распространения русской культуры, в том числе религиозной. Известно, что на территории Албазина была возведена церковь Воскресения Христова, с приделами Богородицы Владимирской и Архангела Михаила, а за пределами крепости — часовня Николая Чудотворца. В церквах имелись библиотеки из книг, необходимых для богослужения. В 4 верстах выше по течению Амура иеромонах Гермоген основал Спасский монастырь, где находилась икона Албазинской Божьей Матери — «Слово плоть бысть». После взятия Албазина и разорения монастыря Гермоген, возвращаясь в основанный им ранее Усть-Киренский Троицкий монастырь, оставил икону в Сретенске. Впоследствии этой иконой благословили первый (1854 г.) сплав по Амуру во главе с генерал-губернатором Восточной Сибири Н. Н. Муравьевым. В настоящее время святыня хранится в кафедральном соборе г. Благовещенска.

Находки археологов показывают, что население острогов в повседневном быту сохраняло традиции предков. При раскопках Албазина в 1991 г. А. Р. Артемьев обнаружил «братскую могилу», в которую превратилась небольшая полуземлянка. Тела 57 человек были уложены головами на запад. Среди тел находились три раздавленных упавшей кровлей горшка с кашей. А. Р. Артемьев полагает, что в них была поминальная кутья. Можно с достаточной долей вероятности предположить, что албазинцы сохраняли основные календарные и семейные обряды, а также фольклорный репертуар, который пополнялся новыми произведениями. Таким был механизм культурной адаптации колонистов в других местах. Вряд ли он имел принципиальные отличия в Приамурье.

Хотя мы не располагаем прямыми источниками по фольклорной культуре Албазина, но убедительные свидетельства наличия живой фольклорной традиции в Приамурье все же имеются. Так, ярким образцом эпического творчества XVII в. служит историческая песня об осаде Комарского (Кумарского) острога — «Во Сибирской во украйне во Даурской стороне». Подлинность песни подтверждается текстом из сборника Кирши Данилова, относящегося к XVIII в.

Комарский острог был основан в 1654 г. Анализируя содержание песни, посвященной его защите, А. Р. Артемьев пишет: «Ее текст содержит настолько подробное описание оборонительных сооружений острога, а также хода осады, что сомневаться в создании песни в казачьей среде непосредственных участников освоения Приамурья во второй половине XVII в. не приходится:

Круг они острогу Комарского
Они глубокий ров вели,
Высокий вал валилися,
Рогатки ставили,
Чеснок колотили,
Смолье готовили...

Текст состоит из нескольких эпизодов. Начинается песня с информации о занятиях казаков, которые поставили острог, чтобы собирать ясак «царю белому». Далее речь идет о том, что 25 человек, отправившиеся на Амур ловить рыбу, были захвачены воинами «богдойского князька» и преданы мучительной смерти:

Как вешняя вод
По лугам разливалася,
Облелеяла сила поганая
Вокруг острога Комарского.
Отрезали у казаков
Ретивое сердце со печенью...

Находившимся в крепости было предложено сдаться, их прельщали «и златом, и серебром, да женами прелестными». Однако казакам удалось отразить нападение с помощью пушек:

Три пушки гунули,
И замолчали силушки,
Три силы богдойские,
Три силы поганые...

Концовка песни типична для произведений героико-эпической направленности:

Побежал богдойский князек
Со своими силами
Прочь от острогу,
А сам заклинается:
А не дай же, боже,
Напредки бывать
На славной и быстрой
Амуре-реке...

Б. Н. Путилов, готовивший данный текст к переизданию, обнаружил в исторических документах довольно близкое песенному описание конфликта, датированное мартом 1655 г. Однако, несмотря на обилие конкретных деталей, песня в значительной степени носит обобщенный характер. Ее героический пафос соответствует традиции, сложившейся в эпическом творчестве
к XVII в. Именно тогда возникли песни о М. В. Скопине-Шуйском — победителе Лжедмитрия II, о Минине и Пожарском, о походе казаков под Азов. Основание и защита Кумарского острога также показаны как событие общенационального значения.

Албазинская острог. Осада крепости маньчжурами.   Фрагмент китайского свитка, хранящегося в библиотеке американского конгрессаПоставленный в 1654 г., выдержавший длительную осаду в 1655 г., Кумарский острог был оставлен в 1685 г., когда многочисленная маньчжуро-китайская армия разгромила казаков, руководимых О. Степановым. Русские вынуждены были покинуть эти места, но народное творчество зафиксировало воспоминания не о поражениях, а о победе. Два с половиной столетия спустя (1912 г.) текст песни о героической обороне Кумарского острога находим в Записках Иванова по истории Амурского казачьего войска, изданных в Благовещенске.

Земли по левому берегу Амура были возвращены России в середине XIX в., что связано с заключением ряда российско-китайских договоров, прежде всего Айгунского (1858 г.) и Пекинского (1860 г.). Художественное мышление людей было уже иным, нежели в XVII — XVIII вв. Это, безусловно, отразилось и в фольклоре нового времени. Начался отход от прежней эпической традиции, наметилось усиление лирического начала в произведениях с исторической тематикой. Стали преобладать песни с постоянным текстом, в которых ощущалось влияние профессиональной литературы. Этому способствовала и письменная фиксация текстов, поскольку уровень грамотности среди казаков был довольно высоким. Известный этнограф и писатель С. В. Максимов в начале 1860-х гг. видел рукописные песенники в старожильческих селениях Забайкалья.

В середине XIX в. была сложена историческая песня о сплаве по Амуру и защите залива Де-Кастри от англо-французской эскадры. По Нерчинскому договору русским судам отказывалось в плавании по Амуру, но война России с Западной коалицией заставила вновь поднять вопрос о сплаве по Амуру войск и грузов для защиты наших интересов на Тихом океане. В 1854 г. военный губернатор Восточной Сибири Н. Н. Муравьев получил соответствующее распоряжение, и 14 мая того же года от Шилкинского завода отправилась флотилия барж и судов во главе с пароходом «Аргунь». 28 мая флотилия достигла китайского города Айгуня. Переговоры с маньчжурским начальником гарнизона прошли успешно, и 15 июня экспедиция прибыла в пост Мариинский, где Н. Н. Муравьев встретился с руководителем Амурской экспедиции Г. И. Невельским. Часть казаков была отправлена в Петропавловск на Камчатке, часть оставлена для защиты Де-Кастри. Так завершился первый сплав по Амуру.

Весной 1855 г. состоялся второй сплав. Вместе с войсками прибыли крестьяне-переселенцы. В заливе Де-Кастри с тревогой ожидали появления англо-французской эскадры, но к осени успокоились, и часть людей была переведена на зимовку в Мариинск. В Де-Кастри осталась артиллерия и рота казаков под началом есаула Пузино. 3 октября неожиданно появились английские суда, но их попытки высадить десант были отражены, и 17 октября англичане покинули залив. Эти события и легли в основу исторической песни, созданной участниками обороны Де-Кастри. Произведение состоит из двух частей. Первый сюжет посвящен подготовке экспедиции и сплаву по Амуру:

В пятьдесят пятом году
В Забайкальском во краю
По бригадам шел приказ —
Назначали в Амур нас.
Мы услышали походу,
Много шли в Амур с охотой.
В батальоны формивали,
В Молоду нас отправляли,
В Молоду мы приходили
Однуе ночку пробыли.
С Молодой нас отправляли,
Нам подвод-то не давали,
Нам подвод-то не дали,
Нас пехотой повели.
Вот походы-хлопоты,
Отправляли нас в Баты.
Во Батах мы проживались,
Все ученьем занимались.
Нам ученье ничего,
Между прочим — чижело.
Вот кончали смотр-ученье,
Пошли в Шилку на мученье.
Мы во Шилке проживали,
Себе баржи исправляли...
Вот и баржи нагрузили,
Вниз по Шилке отвалили...
Сошлась Шилка и Аргунь,
Тут пошла река Амур.
Мы Амуром проплывали,
Много горя попримали...
Муравьев отдал приказ,
Повели в Декастру нас.
Мы в Декастру приходили,
На изморье выходили,
На изморье выходили,
Белы руки опустили:
«Это что за издивленье,
Только лес, одне коренья!»
Нам и нечего смекать,
Мы просеки просекать,
А морозы подошли,
Мы в казармы перешли...

Сразу обращает на себя внимание насыщенность текста реалистическими деталями, удивительно точная, подробная «география». Несомненно, автор был участником событий. Второй сюжет, посвященный отражению английского десанта, лишен такой детализации:

Мы за кустиком лежим
Промеж собой говорим:
«Ну, ребятушки, потише,
Подождем его поближе,
Ну, ребята, не бояться,
Англичанам не поддаться».
Ружья, пушки загремели,
Англичане заревели...

Есаул Пузино представлен как типичный
военачальник — «слуга царю, отец солдатам»:

Перед зводом-то отец,
Пузинов наш молодец...

В рассказах-воспоминаниях он предстает совершенно иным: «Ну, и сколь раз на мель садились. А тут Пузинов етот. Беды! Почитай день-от цельной с баржой промучисся, покуль выташшишь. А сташшишь — тут бы сдыхнуть, да куда! Сичас команда: „Ломай лозняк!“ Ну, наломам сами же, нас же и порют. И уж он пошшады не знат».

В начале ХХ в. песня неоднократно записывалась известным фольклористом М. К. Азадовским. Ее пели как походную, а казаки старшего возраста исполняли также за работой или на гулянье. Не исключено, что «казачья эпопея» создавалась поэтапно, возможно, даже не одним автором. На такую мысль наводит и «разностильность» отдельных частей, и наличие вариантов, в которых упоминаются события более позднего времени, например заключение Айгунского договора 1858 г. По-видимому, в процессе бытования текст обрастал новыми подробностями. Скорее всего, изначально песня создавалась как отклик на первый сплав, но с позиций казачьего сословия героическая оборона Де-Кастри оказалась событием более значимым, поэтому акцент был перемещен на 1855 год. Важнее всего, однако, тот факт, что перед нами один из поздних образцов русского героико-эпического творчества, дающий представление о творческом потенциале и духовных ценностях первых засельщиков Дальневосточного края.

Лидия ФЕТИСОВА,
Владивосток


Литература:

  1. Азадовский, М. К. Песнь о переселении на Амур / М. К. Азадовский // Сиб. арх. — Минусинск, 1916. — № 3–4.
  2. Азадовский, М. К. Эпическая традиция в Сибири / М. К. Азадовский // Вестн. просвещения. — Чита, 1921. — № 5–7.
  3. Артемьев, А. Р. Города и остроги Забайкалья и Приамурья во второй половине XVII–XVIII вв. / А. Р. Артемьев. — Владивосток, 1999.
  4. Еремин, И. П. Литература Древней Руси / И. П. Еремин. — М., 1966.
  5. Иванов. Краткая история Амурского казачьего войска / Иванов. — Благовещенск, 1912.
  6. Народные исторические песни. — М. ; Л., 1962.
  7. Ромодановская, Е. К. Сибирь и литература, XVII век: избр. тр. / Е. К. Ромодановская. — Новосибирск, 2002.

Лидия ФетисоваФЕТИСОВА Лидия Евгеньевна. Родилась в г. Владивостоке. Окончила филологический факультет Дальневосточного государственного университета. В 1982 г. защитила кандидатскую диссертацию по специальности «Фольклористика». Работает в Институте истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН, возглавляет Центр по исследованию истории культуры Дальнего Востока России. Является автором трех книг, посвященных традиционному фольклору восточнославянских народов (русских, украинцев, белорусов) Приамурья и Приморья.