Письма Арсеньева

Письма — это особый исторический документ. Когда читаешь строки, написанные столетие назад, начинаешь по-настоящему чувствовать время. Особенно если это письма людей, чьи имена по сей день волнуют умы исследователей.

В отделе рукописей Российской государственной библиотеки хранится личный архив выдающегося ученого Дмитрия Николаевича Анучина — почетного академика, профессора антропологии и географии Московского университета, члена ряда научных учреждений и обществ в России, Америке, Франции, Германии, председателя Общества любителей естествознания, антропологии, этнографии. Среди материалов его фонда огромнейшая переписка со многими крупными деятелями науки (Тимирязев, Чупров, Сеченов, Мечников), известными путешественниками (Нансен, Семенов-Тян-Шанский, Миклухо-Маклай), известными литераторами (Чехов, Короленко, Плещеев, Бальмонт). Для дальневосточников особый интерес представляет переписка Д. Н. Анучина с видными политическими, общественными деятелями Дальнего Востока, с представителями научных кругов, среди которых приамурские генерал-губернаторы С. М. Духовской и Н. Л. Гондатти, этнографы Бронислав Пилсудский, Владимир Богораз, а также путешественник и писатель В. К. Арсеньев.

Всего в личном фонде Анучина семь писем Арсеньева, они датированы 1913, 1914, 1915 и 1917 годами и относятся к хабаровскому периоду деятельности Владимира Клавдиевича, когда он с 1910 по 1919 год возглавлял Хабаровский краеведческий музей. Судя по всему, переписка Арсеньева и Анучина началась в 1913 году. В письме от 18 июня 1913 года есть такие строки: «Я давно собирался написать Вам, глубокоуважаемый Дмитрий Николаевич, но немного стеснялся писать Вам пустые письма. Мне хотелось письмо прислать вслед за какой-нибудь антропологической посылкой. С этого дня я буду посылать Вам антропологические, этнографические и археологические доисторические коллекции в виде каменных топоров, стрел и ножей. Надеюсь вскоре получить достаточное количество черепов наших Приамурских инородцев».*

Это письмо оправлено из Хабаровска в Москву через несколько дней после того, как В. К. Арсеньев выслал «в исключительное распоряжение» Анучина и в дар музею Московского университета антропологические материалы: два китайских скелета и два китайских черепа. Арсеньев подчеркивает, что он «отнесся к делу с крайней осторожностью», принадлежность экспонатов подлинная, потому что автор письма хорошо знаком с похоронными традициями орочей и китайцев и «посылкой скелетов не ввел науку в заблуждение».

Арсеньев коротко сообщает Анучину о своих работах: в печать сдан историко-этнографический очерк «Китайцы в Уссурийском крае», военным ведомством отпечатан «...Географический очерк Уссурийского Края» в двух частях, Военно-Топографическим отделом изданы арсеньевские маршруты через Сихотэ-Алинь«. К своему письму Арсеньев прилагает уже вышедшие в свет «Материалы по изучению древнейшей истории Уссурийского края». Подробно Владимир Клавдиевич рассказывает Анучину о своей очередной работе «Орочи — удэhе и их словарь», описывая ее общий план. Собрав, обработав и систематизировав материалы для орочского словаря, исследователь разделил их на четыре группы. Первая: общий словарь по четырем территориям — Кусун, Самарги, Бикин, Хунгари. Вторая: шаманские термины, употребляемые во время камлания. Причем Арсеньев делает важную пометку: орочи говорят, что это их прежний язык. Третья: язык сказок. Автор планирует также с помощью знакомого маньчжура-востоковеда параллельно привести в словаре и маньчжурские слова. В конце письма Арсеньев спрашивает Анучина, одобряет ли ученый эту работу, и обращается с просьбой в дальнейшем разместить орочский словарь в журнале «Этнографическое обозрение».

Так уж сложилось, что Арсеньев не получил специального этнографического и антропологического образования, но при этом он обладал обширными знаниями о населяющих Приамурский край коренных народах, занимался постоянным самообразованием и как исследователь имел достаточно серьезный авторитет. И все же Владимир Клавдиевич осознавал необходимость профессионального руководства своей работой по изучению дальневосточных этносов, систематизации и обобщению полевых материалов в научных трудах. Об этом он прямо пишет Д. Н. Анучину в письме от 21 февраля 1915 года: «покорно прошу не отказывать письмами руководить моими занятиями, давать указания и советы, чем очень-очень обяжете».

К моменту возникшей переписки с Д. Н. Анучиным Арсеньев уже около четырех лет возглавлял Хабаровский краеведческий музей. Из его письма, которое датируется 1913 годом, можно узнать, каким был музей в то время. Так, до 1911 года музей «представлял из себя совершенно бессистемный склад этнографических предметов», однако, найдя себе хорошего помощника в лице консерватора музея В. В. Домбровского, Владимир Клавдиевич за небольшой срок смог почти все привести в порядок и начать работу по составлению каталогов.

Здесь следует сделать небольшое отступление. Один из каталогов того периода — «Орочи — Удэhе» (куда помимо систематизированного перечня экспонатов по культуре удэгейцев, поступивших в музей в период с 1894 по 1913 год, и их описаний включены пояснительные статьи к каждому разделу) был составлен В. К. Арсеньевым в 1913 году. Однако сведения о том, был ли он издан, пока отсутствуют. Впервые каталог № 51 «Орочи — Удэhе» увидел свет только в 2005 году в издательстве Хабаровского краевого музея им. Н. И Гродекова. Он напечатан по первому машинописному экземпляру, хранившемуся в музейных фондах.

Письма В. К. Арсеньева характеризуют его как неутомимого исследователя, который искренне служил науке, и как человека, понимавшего уникальность культуры приамурских этносов и прилагавшего все силы для ее сохранения. Еще в первой половине XIX века знания о коренных народах, населявших территорию нынешних Хабаровского края и Приморья, были очень скудными, но благодаря таким исследователям, как В. К. Арсеньев, этнографическая и антропологическая науки пополнялись новыми ценными сведениями. Владимир Клавдиевич радеет за то, чтобы в центральные музеи России поступали ценные для науки экспонаты, а коренные народы Приамурья с их самобытной культурой заняли достойное место на большой этнографической карте России. Он направляет в адрес центральных музеев и лично Д. Н. Анучину посылки с антропологическими и этнографическими коллекциями, фотографии наиболее ценных экспонатов, которые им собраны для Хабаровского краеведческого музея.

Отсылая на имя Анучина посылки с этнографическими материалами, Арсеньев сопровождал каждый предмет ценными пояснениями. «На днях я вышлю Вам берестяную коробочку, увешанную медвежьими ostpenis’aми — сообщает он в одном из писем 1913 года. — Это уника. Почти уверен, что более достать такой не удастся. Только у старых женщин можно найти такие коробочки. Старики вымирают, а молодежь быстро ассимилируется русскими и китайцами. Старухи хранят эти кости, как амулеты — ost-penis животного, от которого они произошли, которое дало им жизнь». Вслед за отправленными в Москву предметами одежды приамурских этносов (орочская рубашка и нарукавники, ламутский передник) Арсеньев пишет письмо с небольшими, но очень важными комментариями. «Еще два слова относительно посланной мною рубашки и нарукавников. В том, что они старенькие, есть своя доля добра. На них орнаменты старинные. Мне, кажется, удалось немного разобраться в их стилизованных рисунках. Прежде всего, там есть голова медведя, рыбы и птицы. Голову медведя очень трудно проследить. Если заинтересуетесь, просмотрите рисунки у Шренка (наушники гиляков). Там морда медведя видна ясно. Затем смотрите все его рисунки, дальше по плану и, когда кончите, обратитесь опять к рубашке и нарукавнику. Бог даст я буду в Москве, непременно привезу с собой побольше старинных орнаментов».

В одном из писем Анучину мы узнаем о довольно смешном казусе, который произошел по вине телеграфа. В Хабаровске в 1913 году проходила выставка Приамурского края, посвященная 300-летию дома Романовых. По ее окончании Арсеньев узнал, что можно приобрести превосходные ламутские (эвенские) костюмы, и поспешил известить об этом ведущие российские музеи. Он отбил в Румянцевский музей, Академию наук, Музей Александра III и, конечно же, Д. Н Анучину. Прошло некоторое время, и на имя Анучина пришло это письмо.

«Глубокоуважаемый Дмитрий Николаевич!

Ваше письмо от 6 января с. г. я получил. Прочитав его, я был поражен, насколько наш телеграф способен перевирать телеграммы. Я извещал Вас о том, что в Хабаровске после Выставки продаются хорошие ламутские костюмы ценою от 40 до 75 рублей. Представляю себе Ваше удивление, когда Вы прочитали телеграмму о дамских костюмах. Сходил я на почту и поругался там как следует! [...] Костюмы, о которых я Вам писал, действительно хорошие — мозаичные, меховые, расшитые бисером. Жаль будет, если они попадут в руки профанов — они могут быть украшением лучших европейских музеев».

Уже в первой половине XX века возникла проблема исчезновения уникальной культуры коренных народов Приамурья, и Арсеньев это понимал как никто.

«С каждым годом ламутские костюмы становятся все реже и реже, все проще и проще, — отмечает он в том же письме. — Нивелирующая рука европейца вытесняет бисерные узоры их и национальные орнаменты и заменяет ситцевыми узорами. Я думаю, что со смертью старых женщин такие расшитые костюмы сразу сойдут со сцены и воспоминания об них можно будет найти в музеях. [...] Живя здесь, в Хабаровске, и имея постоянную связь с инородцами, я считаю своей обязанностью о всяких интересных этнографических предметах, передаваемых ими, извещать музеи в Петербурге и Москве и Вас, Дмитрий Николаевич!»

Среди писем Арсеньева особо выделяются те, что затрагивают непростые взаимоотношения В. К. Арсеньева и приамурского генерал-губернатора Н. Л. Гондатти. Если в письме от 1914 года Арсеньев сетует на то, что «на войну его не зовут, не требуют, а добровольцем не пускает Гондатти», который дал ему «время и средства на жизнь и дал возможность учиться и обрабатывать свои материалы», то уже в 1916 году тональность писем резко меняется.

«С 1911 года научные работы по исследованию нашей Дальневосточной Окраины — словно оборвались. Нынешний генерал-губернатор Н. Л. Гондатти далек от науки. На эту тему он не разговаривает, а если и поднимается вопрос такой, он морщится и старается перевести разговор на другую тему. Теперь для него ни антропологии, ни этнографии не существует. Никогда инородцы в Приамурском крае не находились в таком бедственном положении, как за последнее пятилетие. Печальная картина!»

В письме от 28 января 1917 года В. К. Арсеньев сообщает, что «хлопочет о корейских черепах» (из письма следует, что отправленные им ранее негидальские черепа и кости скелетов благополучно дошли до музея Московского университета), а также в категоричной форме извещает Анучина о своем полном разрыве с Гондатти. Он пишет резкие и нелицеприятные вещи о приамурском генерал-губернаторе, который, по убеждению Арсеньева, «после своей Амурской экспедиции стал враждебно относиться ко всякого рода исследованиям в крае и ко всем, кто занимается изучением страны», о том, что «местное Географическое общество сделалось коллегией карьеристов», которая не отвечает на письма ученых (например Г. Н. Потанина) и тормозит передачу ценнейших коллекций в один из центральных университетов.

К сожалению, пока неизвестно, какими были ответы Анучина на эти гневные письма. Московский академик долгие годы состоял в переписке с Гондатти и высоко ценил его как исследователя. Судить же с высоты прошедшего столетия об истинных причинах разногласий между двумя выдающимися деятелями науки мы не имеем права. И хотя жизнь и творчество Арсеньева и Гондатти достаточно глубоко изучены, именно письма дают возможность по-настоящему ощутить ту атмосферу, в которой они работали, почувствовать воздух того времени. А главное, дополнить образ этих знаковых для истории Дальнего Востока имен новыми важными штрихами.

Елена ГЛЕБОВА

Публикация подготовлена при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта «Традиционная культура коренных народов Дальнего Востока России как объект научного изучения (по архивным материалам XVIII — начала XX в.)». Проект № 13-11-27001

* РГБ. НИОР. Ф. 10. К. 11. Ед. хр. 223–228. ?