По его мнению, интеллигенция в России — это чисто русский морально-этический феномен. К интеллигенции в этом понимании относятся люди разных профессиональных групп, принадлежащие к разным политическим движениям, но имеющие общую духовно-нравственную основу. В русской дореволюционной культуре в трактовке понятия «интеллигенция» критерий занятий умственным трудом отошел на задний план. Главными признаками российского интеллигента стали выступать черты социального мессианства: озабоченность судьбами Отечества (гражданская ответственность); стремление к социальной критике, к борьбе с тем, что мешает национальному развитию (роль носителя общественной совести); способность нравственно сопереживать «униженным и оскорбленным» (чувство моральной сопричастности). Подобная трактовка понятия «интеллигенция» нам ближе и позволяет заявить проблему идентификации дальневосточной интеллигенции, попытаться начать исследовать ее в историческом аспекте, для того чтобы выявить роль интеллигенции в формировании духовно-нравственной среды Дальнего Востока. Латинское слово [identificare] означает отождествление; установление совпадения чего-либо с чем-либо. Следовательно, задачей данной статьи является выявления идентичности или различности интеллигенции российской и интеллигенции дальневосточной. Полагаю, нетрудно будет доказать, что первопроходцами Дальнего Востока были поистине лучшие люди своего времени. Первый в этом ряду — граф Н. Н. Муравьев-Амурский, генерал-губернатор Восточной Сибири Подобные мысли содержатся в трудах, переписке, высказываниях Н. Муравьева-Амурского, Г. Невельского, С. Духовского и других подвижников края, занимавших высокие посты, должных личным примером служить Отечеству. Но, на наш взгляд, показательными будут строчки дневника Р. Фриессе — одной из обычных женщин, типичной из пионеров-дальневосточников. Прибыв в 1872 г. в Хабаровку, к месту службы мужа — военного инженера, она записала: «Родные находили безумием с нашей стороны пускаться в странствование в неизвестный, далекий край, но мы ничего не боялись, молодость любит неизведанное. Я недавно окончила институт: в моих ушах еще звучали напутственные слова воспитательниц: «Сейте разумное, доброе...». И вот я мечтала заняться этим в новом крае, о котором ничего не знала, кроме того, что он новый, и каждый обязан по мере сил трудиться на его пользу».1 Эта мысль подчеркивает, что уже пионеры-дальневосточники сохранили родовые черты российской интеллигенции: общественное служение и гражданская ответственность. Возможно ли было для дальневосточной интеллигенции, оторванной от общественной жизни Европейской России, выполнять роль носителя общественной совести, критиковать политику государства? Хрестоматийно известно, что А. П. Чехова поразила обстановка в Приамурском крае: "А какой либерализм! Ах, какой либерализм! ...Здесь не боятся говорить громко. Арестовывать здесь некому и ссылать некуда, либеральничай, сколько влезет. Я в Амур влюблен; охотно пожил бы на нем года два... Последний ссыльный дышит на Амуре легче, чем первый генерал в России».2 Ему словно вторит Р. Фриессе: "...свобода у нас была полная: свобода слова — говори что хочешь, никто тебе не мешает, свободы печати не было, потому что вообще никакой печати не было. Свобода совести была, ... вообще никто не придавал значения национальности и религии, Можно предположить, что именно оторванность от Европейской России позволяла «либеральничать», а тяжелые условия заставляли сплачиваться, и «общественной совестью» это трудно назвать. Но, полагая в числе важнейших социальных ценностей Свободу; нарождающаяся дальневосточная интеллигенция (пусть без прямой критики или антиправительственной борьбы) идентифицировала свои устремления с главными чертами российской интеллигенции. Именно потребность преобразовывать общество выдвинула в это время (1860–1890-е гг.) ряд подвижников из различных сфер общественно-культурной жизни, влиявших на формирование общественной жизни, культурной среды Дальнего Востока. Приезжавшие русские люди стремились обустроить свою жизнь по-российски. Селения начинались с церквей, для них необходимы были священнослужители. Только с 1860 по 1886 г. количество школ в Приамурском крае увеличилось с 40 до 52. В В это же время зарождается музыкальная и театральная культура, делают первые шаги дальневосточное изобразительное искусство и архитектура. Поистине передовые личности в каждой из этих отраслей прилагали свои усилия для развития края. Их деятельность способствовала объединению людей на далекой окраине, как нельзя лучше отвечала желанию дальневосточной интеллигенции построить «новую страну» свободных людей и разумного общества. Многие из представителей интеллигенции, сознательно посвящали себя служению одному из самых отдаленных уголков провинциальной России, то есть оставались в этом крае после окончания срока службы. Следующую типичную черту российской интеллигенции — способность нравственно сопереживать, откликаться на проблемы современные и рассматривать их в русле вечных ценностей, плодотворно было бы рассмотреть на примерах профессионального искусства. Ведь именно в литературе, театральном репертуаре данные проблемы получают непосредственное отражение, музыка, изобразительное искусство и архитектура отражают их опосредованно. Рамки статьи не позволяют нам привести масштабных примеров, но следует сказать в самых общих чертах: на страницах дальневосточных газет обсуждались такие же насущные, как для Европейской России, темы. Дальневосточники читали те же новинки литературы, на театральных подмостках шел общероссийский репертуар, в музыкальных залах звучали типичные для всей России произведения... Безусловно, существовали и дальневосточные отличия; так, в театральном репертуаре конца XIX в. на дальневосточных сценах отмечается низкое количество пьес современных российских драматургов с ведущей темой буржуазного хищничества и извращения нравственности. Вероятно, незаинтересованность дальневосточного зрителя подобными темами объясняется тем, что Дальний Восток в конце XIX в. только входил в общероссийскую капиталистическую систему. Следующее отличие охарактеризовал театральный деятель того времени Одним из самых репертуарных драматургов Европейской России в 1870–1890-е гг., был А. Н. Островский. А в репертуаре первых театральных сезонов в городах Дальнего Востока представлено слишком малое количество пьес великого русского драматурга. Чехов писал после путешествия на Амур: "Мне все время казалось, что склад нашей русской жизни совершенно чужд коренным амурцам, что Пушкин и Гоголь тут непонятны и потому не нужны, наша история скучна, и мы, приезжие из России, кажемся иностранцами».5 Тем самым А. П. Чехов подчеркивал различность в восприятии искусства россиянином и дальневосточником. В этой публикации рассмотрен достаточно короткий хронологический отрезок истории Дальнего Востока и формирования дальневосточной интеллигенции, но уже на этом примере можно сделать вывод, что нарождавшаяся дальневосточная интеллигенция полностью соотносила себя с лучшими представителями российской интеллигенции, начали проявляться и собственно дальневосточные особенности. Анна ШАВГАРОВА,
Научные интересы: история культуры России, история провинциального российского театра, история дальневосточного театра от зарождения до наших дней, художественная интеллигенция Дальнего Востока |
|||
|
|