Сегодня имя Евгении Константиновны Эвенбах, наверное, знают только специалисты, занимающиеся отечественным искусством ХХ века. Несмотря на то, что ее творчество приходится на период советского искусства, эта особенность не делает его малоинтересным или безликим. Она всю жизнь была независимым художником, идущим своим путем, и никогда не изменяла ему. Она была человеком целеустремленным, как и время, на которое пришлась ее жизнь, принадлежала этому времени, была сращена с ним. Для нее, как и для всякого советского человека, было необходимостью ощущать свою нужность и полезность людям. Она была воплощением своего времени, но имела неповторимую индивидуальность и в жизни, и в творчестве. Делала дело без шума и без оглядки, как герои произведений Андрея Платонова. В начале своего жизненного и творческого пути Евгения Константиновна Эвенбах — девушка, воспитанная на идеалах предреволюционной России, грезившая о революции, справедливом мире, свободной мысли, демократии. Она принадлежала к поколению, которому пришлось воплощать кардинальные изменения в стране на протяжении всего ХХ века, на его долю пришлись самые тяжелые события войн, революций и гражданского геноцида. Это было поколение творцов нового мира! Это было время визионеров и их единомышленников.
Семья Эвенбах жила скромно. Денег на то, чтобы поехать учиться в Петербург, не было, поэтому продолжить образование Евгения Константиновна смогла лишь через несколько лет после окончания гимназии. Она приехала учиться в Санкт-Петербург в 1910 году, когда ей уже исполнился 21 год. Взросление и становление Эвенбах как художника происходило в 1920–30-е годы. Приезжает она учиться в Санкт-Петербург в 1910 году, когда начинается эпоха невероятной активности художественного процесса в России, когда наша страна ненадолго, на пятнадцать лет, становится мировым центром искусства. Это мощное движение позже будет поражать весь мир своими идеями и оригинальными произведениями и получит название «русский авангард».
Для авангардного движения в русском искусстве начала ХХ века было характерно соединение формального эксперимента с задачами воплощения нового мироощущения. Художник наделялся властью через революцию в области художественной формы создавать новую социальную реальность. Участники движения называли себя "революционерами духа"3. Так в авангарде возрождается идея общественного служения искусства. Д. Сарабьянов назвал ее "невольным передвижничеством"4. Один из признаков его проявления — включенность искусства в общественную жизнь. Общественный характер деятельности являлся неотъемлемой частью жизни художника-авангардиста. В искусстве утверждался тезис о том, что искусство — это действие и как действие раскрывается через борьбу, открытия, разрушение и созидание.
Но денег на то, чтобы долго учиться и жить в столичном городе, у молодой художницы не было, и через год она вернулась домой. Увлекшись в Петербурге изучением славянской старины и археологии, Эвенбах продолжала заниматься самостоятельно, писала этюды, рисовала экспонаты музея в Екатеринославле. Летом 1911 и 1913 годов по предложению Д. И. Яворницкого, директора музея, Эвенбах совершила две поездки по селам Екатеринославской губернии и сделала много копий различных предметов народного декоративного искусства. Эта работа ее очень увлекла. Она потом вспоминала, что в детстве первым сильным впечатлением от искусства были именно росписи в крестьянских хатах: разноцветные, фантастические звери, птицы, сказочные цветы и причудливые орнаменты, которые запомнились ей на всю жизнь. Художница собирала и копировала национальные орнаменты, рисовала быт, людей, открывая для себя и для мира удивительное искусство народных художников. Особенно ее поразили вырезанные из бумаги украшения — вытынанки, распространенные на Днепропетровщине, в селе Петриковка Царичанского района, которое известно на Украине как центр народной декоративной росписи. Собранную коллекцию материалов: орнаментов, рисунков, картин народных художников, Евгения Константиновна впоследствии отвезла в Петербург, организовав выставку в школе Общества поощрения художеств. Именно она «положила начало изучению и коллекционированию искусства украинских народных мастеров», в частности вытынанок Татьяны Пата, "листы, привезенные Эвенбах, остаются самыми ранними из сохранившихся работ прекрасной мастерицы«7. Собрав немного денег, Евгения Константиновна снова отправилась в Петербург. Училась литографии в мастерской художника В. Матэ, занималась на Бестужевских курсах. Чтобы выжить в большом чужом городе, преподавала рисование в гимназии и коммерческом училище. Но денег все равно катастрофически не хватало. Летом 1914 года Эвенбах уехала из Петербурга в Иркутск, к отцу, в надежде, что тот хоть немного поможет ей. Но отец был категорически против того, чтобы дочь вообще занималась искусством. Он отказался дать денег даже на обратную дорогу до Петербурга, и ей снова пришлось работать. Самым ярким впечатлением этого времени стала поездка в степи, в буддийские монастыри, на праздник к далай-ламе. Но в конце лета началась Первая мировая война. Эвенбах, окончив курсы сестер милосердия, поступила в военный госпиталь в Иркутске. Несколько месяцев она работала с сыпнотифозными больными. Но после того, как друзья немного помогли ей с деньгами, вновь отправилась в столицу. Возобновила учебу в школе Общества поощрения художеств, работала в госпитале как сестра милосердия. А в 1916 году ушла в действующую армию на Северо-западный фронт, под Минском, где служила в полевом госпитале медсестрой. При этом рисовала и даже находила время, чтобы учить солдат грамоте. Скромная девушка, с детства привыкшая к жизненным тяготам, не считала, что делает нечто необыкновенное. Но в ее действиях прочитывается необыкновенная воля, целеустремленность, нравственная чистота. Сила ее характера проявляется в факте отказа от офицерского пайка, который полагался медсестрам, она принципиально получала солдатский. С 1917 года Евгения Константиновна заведовала солдатским, а потом большевистским, клубом, рисовала плакаты, и лишь когда закончилась война, возвратилась в Петроград.
Наши художники называли этот процесс творения нового человека «психической эволюцией». Об этом писали русские религиозные философы Н. Бердяев, В. Соловьев, С. Булгаков и другие, а также идеологи авангардного искусства Н. Кульбин, В. Матвей, К. Малевич. Художники стремились с помощью искусства ускорить эволюцию! При этом служение науке, искусству приравнивалось к служению Прогрессу9. Истинный художник грядущего должен творчески реализовать в себе связь с целостностью мира, пережить миф как событие личного опыта и затем выразить его в своем творчестве. Несмотря на суровое, голодное время, Эвенбах упорно продолжала рисовать, приближаясь к заветной цели — получить художественное образование. И в 1918 году поступила в Петроградские свободные художественные мастерские, так как к этому времени Академия художеств со всеми относящимися к ней учреждениями уже была упразднена. Вместо нее были открыты Свободные художественно-учебные мастерские (СВОАМ). У каждого мастера была своя авторская программа. Сначала она занималась масляной живописью у В. И. Шухаева. Одна из немногих сохранившихся студенческих живописных работ Эвенбах «Женская голова» (1919) выполнена еще в этой мастерской. По силе исполнения полотна видно, что ее автор уже вполне сложившийся художник с твердым конструктивным рисунком. Она подвергает натуру переработке, как бы заново ее творит, что в творчестве и есть самое главное, "ибо только при этом условии возникает само понятие Картины и... ее ценности"10. Эвенбах не копирует натуру, а преобразует ее в соответствии со своим видением.
В этом же году она поступает и в Петроградский университет на факультет общественных наук, отделение истории искусства, так как общеобразовательные дисциплины в Свободных художественных мастерских не преподавались. Именно оттуда она была командирована в 1920 году в Великий Новгород для изучения состояния, снятия обмеров памятников древнего зодчества, а также для копирования древних новгородских фресок. Идеей поездки с целью копирования древнерусской живописи Эвенбах увлекла студентов своей мастерской, и все дружно на лето выехали вместе с Петровым-Водкиным. В это время там работали и московские ученые, и реставраторы, и группа студентов В. Фаворского. В Новгороде Эвенбах много копировала: фрески Феофана Грека, росписи сербских мастеров в Спасе Преображения на Ковалеве («Юный воин», "Не рыдай меня мати...«)13 и другие. Опыт работы с монументальной живописью Древней Руси дал ей как художнику очень много. В это время поиска нового языка искусства сами древнерусские традиции переосмыслялись и воспринимались свежо и заново в свете последних открытий. Это относилось как к области словотворчества, так и к области живописных исканий. По-новому стала восприниматься древняя русская икона, «цветопись» средневековой фрески. Древняя живопись стала вдруг современна. Происходило это потому, что в новом восприятии мира в искусстве становится самым важным выражение формы. Именно посредством формы художник говорит со зрителем. Во многом благодаря опыту копирования и изучения древнерусской фрески в новгородских акварелях появляется характерная для Эвенбах цветовая гамма: сине-зеленые и неярко-белые цветовые отношения и интенсивный красный цвет. "Новгород стал фундаментом моего творчества, — писала она, — и здесь родились мои детские книги. Я не иллюстрировала, а брала жизнь и давала ее в цветных рисунках, к которым советские писатели писали тексты«14.
Как ни наивны были такие мечты о новом человеке, которого можно преобразить всего лишь за одну человеческую жизнь средствами искусства, несправедливо отказывать лучшим из художников этого времени в способности пробуждать «чувства добрые». Но художникам необходимо было адаптироваться к новым социальным условиям. Происходило это, как правило, двумя методами: первый — внедрение художественных идей, сохраняющих верность авангардному искусству, которые должны зазвучать в тональности революции (это путь художников и поэтов, сохраняющих верность искусству); второй связан с осмыслением художников своей роли в новом социуме. Его и выбрала Евгения Константиновна Эвенбах. В этот период созданы самые лучшие из ее произведений в области книжной графики — иллюстрации к детским книгам и буквари для малых народов Крайнего Севера, Сибири и Дальнего Востока. С1923 года, параллельно с работой над дипломом16, Эвенбах начинает сотрудничать с группой художников, иллюстрирующих детские книги. Сам В. В. Лебедев (!) — мастер детской иллюстрации пригласил ее работать в редакции Госиздата. Всего лучшего как художник Эвенбах достигла именно в графике. Как показало время, Эвенбах не ошиблась в выборе педагога. Как художник Петров-Водкин дал ей культуру строгой формы, научил ясности художественного мышления, что в графике особенно важно. Как человек, личность он был созвучен мировосприятию самой Эвенбах — видеть в реальном идеальное. В это время книги делались активным средством приобщения детей к жизни советского народа и его борьбе за индустриализацию и за нового человека. Таким изданиям отводилась важная роль в воспитании юных строителей социализма. А начиналось это с весьма скромных по формату изданий для самых маленьких читателей. В это время становится чрезвычайно популярным жанр «познавательных книг», которые знакомили ребенка с трудом, давали образное представление о разных профессиях.
В создании иллюстраций к детским книжкам немалую роль сыграли впечатления, полученные Эвенбах от вывески в Новгороде и от ряда подобных, виденных там же и уже в Петрограде — Ленинграде. Это замечательное искусство народных мастеров, сохранившееся до наших дней в крайне немногочисленных и порой случайных образцах, имело в 1920-е годы глубокие корни и национальную основу. Своего рода изобразительный фольклор русских горожан обладал впечатляющей образностью и яркими колористическими достоинствами. И был близок Эвенбах по ее мироощущению. В ее интерпретации мир ясен, прост и дружелюбен. А жизнь человека — творческий процесс. Успех рисунков Эвенбах к детской литературе объяснялся свободой обращения с реальными формами жизни, что отличает зрелого художника от новичка. В них искусство графики заговорило своим неповторимым эвенбаховским языком, языком ясной простоты, а не стилизованным под чертеж и схему, как нередко бывало в «производственных книжках» тех лет. Эвенбах творит в согласии с окружающим миром. «Мои книжки вышли из жизни. Кругом меня был живой материал, который был интересен и нужен. Так, идучи по улице, я увидела вывеску с изображением кожи, которую позднее я использовала для обложки книги. Вывески прежде были „иллюстративные“ и говорили даже без подписи. Зайдя туда, узнала, что это сапожная мастерская, познакомившись с которой, я и задумала книжку „Кожа“. А с нее Лебедев ввел целую серию». Она иллюстрирует для этой серии книги «Кожа», «Фарфоровая чашечка», «Ситец», «Стол» и др. Эвенбах от самого незатейливого фрагмента реальности, путем выявления и обострения характерного и существенного, приходит к постижению образного смысла, прочитывает таящиеся в нем связи и закономерности, лежащие в основе мироздания.
В книге «На реке» переживание пространства и движения ощущается довольно сильно. Эта власть над временем и пространством показана ярко и увлекательно. Такая тенденция получила максимальное развитие именно в советском искусстве. Но психологические особенности личности Эвенбах сопротивлялись общей установке. В ее книге «Фарфоровая чашечка», иллюстрациях к сказкам Киплинга есть тишина, созерцательность, торжественная тишина человека-творца. В книге «Кожа» мы видим, как преображением шкуры в сапог художник пытается зафиксировать время в настоящем, сделать его видимым и протяженным, правда, представляет его (время) как светлую бесконечность, в то время как поэтическое воображение многих художников силится снять самую протяженность времени, представляя ее в виде «завтра», как у Дейнеки или Лабаса. Кроме того, они пытаются найти в окружающей «новой жизни» метафору скорости. В произведениях же Эвенбах мы видим естественный ход времени. Но особенно очевидным такое расхождение с общей трактовкой времени стало в ее иллюстрациях к букварям.
Эвенбах получает задание проиллюстрировать кетский букварь на селькупском языке, который был выпущен в 1932 году. Его Эвенбах делала по материалам Этнографического музея и общаясь со студентами Института народов Севера, который был основан в Ленинграде в 1925 году. В 1934 году она вместе с художницей Кондиайн едет на Дальний Восток (в подобные экспедиции на Амур Эвенбах ездила впоследствии в 1935, 1937, 1938 годах). Это были долгие и трудные путешествия, ведь, чтобы только доехать до места, приходилось полмесяца ехать в поезде до Хабаровска, неделю плыть на пароходе по Амуру, затем уже на лодках добираться до стойбищ нанайцев, нивхов, ульчей... Там Евгения Константиновна не только рисовала портреты и быт окружавших ее людей, но и собирала предметы быта, образцы резьбы и вышивки, много фотографировала людей и природу. Все эти зарисовки, орнаменты, пейзажи, а главное, сам дух суровой жизни маленьких стойбищ, переходили потом в серии станковых работ и в иллюстрации к учебникам19. Позже они разделились: Кондиайн отправилась к эвенкам, Эвенбах — в нижнее течение Амура (Троицкое, Найхин, Даерга, Дада). "По своим профессиональным графическим качествам, — писал искусствовед Петров, — буквари для северных народностей, оформленные Е. К. Эвенбах, стоят значительно выше многих аналогичных изданий«20. В них много любви к человеку. Не к тому, «новому», создание которого провозгласило руководство страны, а к самым обычным людям.
Образы героев ее графических листов существенно отличаются от общепринятых в то время в искусстве. Как правило, это молодые рабочие, работницы с достаточно обаятельной характерностью юности. Их лица — лица взрослых детей. А у Эвенбах — дети, молодежь, старики. Ее образы не одномерны, они встраиваются в сам процесс жизни. Это не «новый биологичесикй вид человека». Может быть, именно поэтому после экспедиций Эвенбах стала иллюстрировать нанайские сказки, преподавать, создавать станковую графическую серию портретов коренных жителей Дальнего Востока и Сибири, утверждая таким образом достоинство и ценность Человека. Его она увидела далеко от центра. Особенно нетипичной представляется такой лист как «Старый нанаец-рыбак», весьма далекий от общей пропагандистской идеологии. Ее образы выделяются на фоне типичных для советской идеологии портретов своей человечностью, наивностью (без примитивного привкуса), чистотой. Здесь, конечно, проявляется еще и собственная поэтическая увлеченность, присущая Эвенбах как человеку. В образах юности, конечно, есть общий порыв в будущее «молодежи нашей страны», в них есть и радостный энтузиазм: «Заведующая избой-читальней», «Акушерка-нанайка», «Нанайский поэт Аким Самар» и др. Но эти черты времени проявляются в личности как таковой, с ее ярким индивидуальным началом. Художница любила человека и такой позицией отстаивала уничтожение человечности в человеке! Для нее не было «нового» и «старого» человека, был только Человек. Для Эвенбах «новыми людьми» были сначала солдаты на фронте, которых она обучала грамоте, потом дети на пороге «новой» жизни, для которых она создавала новые книги и первые буквари. Она была удивительно чистым и преданным идее человеком. В этом расхождении можно увидеть драму тайной памяти о надеждах и свершениях собственной творческой молодости. Потому в ее произведениях 1930-х годов. мы видим некую философичность светопространственных созерцаний. Особенно после поездок на Дальний Восток. У нее проявляется невероятная чуткость к поэтике света, но без конъюнктуры.
В своем творчестве она никогда не отрывалась от действительности. Всматривалась в нее, находила в ней и только в ней живые и характерные формы и нужный цвет. Так через мудрое сосредоточенное творчество Эвенбах обретала свободу. "Мой учитель К. С. Петров-Водкин расширил мое мировоззрение... В. В. Лебедев научил построению книги, не вмешиваясь в творчество, а Феофан Грек и французская живопись в Москве учили лаконичной выразительности«21. Евгения Константиновна Эвенбах прожила долгую жизнь, быть может, не очень богатую внешними событиями, но чрезвычайно насыщенную эмоционально. Ее жизнь состояла, главным образом, в служении искусству. Это и была та цель, которая придавала ей силы и наполняла ее ежедневную деятельность смыслом: перелагать на бумагу свое восхищение жизнью. Следы ее творческой деятельности мы находим в собраниях музеев страны, где хранятся не только произведения этого художника, но и уникальные коллекции народного искусства, собранные Эвенбах в ее многочисленных экспедициях: Научно-исследовательский музей Российской академии художеств, Российский этнографический музей, Днепропетровский исторический музей, Государственный Русский музей, Дальневосточный художественный музей, Комсомольский-на-Амуре музей изобразительных искусств, Государственная Третьяковская галерея, Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина и многих других. Ее иллюстрации живут в детских книгах, которые представляют уникальную ленинградскую школу книжной графики 1920-х — 1930-х годов, вошедшую в золотой фонд книжной иллюстрации не только нашей страны, но и всего мирового искусства. В первых букварях народов Крайнего Севера, Сибири и Приамурья и в станковых графических листах продолжает жить удивительная и древняя культура дальневосточных коренных народов. Ее копии древнерусских фресок сохраняют память об уникальном средневековом искусстве, ставшем не только частью истории и художественной ценностью, но и нравственным стержнем отечественного искусства. Творчество Эвенбах — светлое, доброе, человеколюбивое, помогает нам жить и сегодня. Спасибо, Евгения Константиновна. Мы без Вас скучаем... Елена ТУРЧИНСКАЯ Примечания
|
|||
|