Дальневосточный художественный музей (ДВХМ) обладает небольшой, но разнообразной коллекцией произведений античности. Она включает и несколько предметов, которые созданы в боспорских мастерских в первые века новой эры. На формирование самобытного искусства Боспора — древнего государства, существовавшего с V века до н. э. по IV век н. э. на северном побережье Черного моря, — оказали влияние и анималистические верования соседних варварских племен, и классическая греко-римская культура метрополии. Но прибывавшие из Греции изделия не становились объектом бездумного подражания. Копируя их, местные мастера вырабатывали собственный самобытный стиль. На службе у Великой богиниПример уникального образного мира боспорских мастеров — группа марионеток с подвесными ногами. Глиняные статуэтки такого типа создавались на протяжении первых четырех веков новой эры в городах Боспора, предположительно для совершения определенных обрядов, связанных с поклонением Великой богине. Как участников мистерий их также именуют мистами. В собрании Дальневосточного художественного музея находится одна марионетка, поступившая в числе других предметов античности из Эрмитажа в 1931 году.1 В сопроводительных документах она называется куклой в виде странного демона, демоном смерти со щитом в руке. Демоны как силы природы, некие природные стихии, духи-хранители являлись популярными образами в Древнем мире. Вероятно, таким названием, данным учеными рубежа М. М. Бахтин в своем фундаментальном труде «Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса», исследуя вопросы гротеска в искусстве, отмечает: «Гротескный образ характеризует явление в состоянии его изменения, ...в стадии смерти и рождения, роста и становления. ...Гротескные образы... амбивалентны и противоречивы; они уродливы, чудовищны и безобразны с точки зрения всякой „классической“ эстетики, то есть эстетики готового, завершенного бытия. Акценты лежат на тех частях тела, где оно либо открыто для внешнего мира, то есть где мир входит в тело или выпирает из него, либо оно само выпирает в мир, то есть на отверстиях, на выпуклостях, на всяких ответвлениях и отростках: разинутый рот, детородный орган, груди, фалл, толстый живот, нос. Тело раскрывает свою сущность, как растущее и выходящее за свои пределы начало, только в таких актах, как совокупление, беременность, роды, агония, еда, питье, испражнение... Одна из основных тенденций гротескного образа тела сводится к тому, чтобы показать два тела в одном: одно — рождающее и отмирающее, другое — зачинаемое, вынашиваемое, рождаемое. Это — всегда чреватое и рождающее тело или хотя бы готовое к зачатию и оплодотворению — с подчеркнутым фаллом или детородным органом...» Гротескные образы олицетворяют жизнь на краю бездны, на грани, во всей ее изменчивости, неустойчивости. Такое воплощение неприкрашенной жизни противостояло и греческому идеалу «ничего слишком», и римской «портретной» точности, — всему тому «правильно-приличному», что привносит цивилизация, а с ней и профессиональное искусство. И это воплощение, которое греческому эстету показалось бы отталкивающе-неприглядным, воспринимается боспорцами как Обращение. Обращение к Великой богине-матери, чтобы она не оставила беззащитными своих детей, чтобы не прервался род человеческий... В настоящее время насчитывают более двухсот статуэток с подвесными ногами. Большая часть хранится в музеях Северного Причерноморья, в Государственном Эрмитаже и Государственном историческом музее. За редким исключением они не имеют столь выразительных гротескных черт, как у марионетки из собрания Дальневосточного художественного музея. Основополагающим научным трудом по изучению боспорских культовых статуэток с подвесными ногами является статья И. Д. Марченко «Марионетки и культовые статуэтки Пантикапея». Прослеживая историографию их изучения, автор отмечает, что отдельные исследователи «видели в таких статуэтках изображение воинов племен, соседних с античными городами <...> племен, принесших обычай деформации головы в первые века н. э.». Но большинство ученых сходятся на том, что марионетки были связаны с местными религиозными представлениями, с культом Великой богини, а также могли служить апотропеями и изображениями духов — покровителей природных сил. И. Д. Марченко характеризует марионетки следующим образом: «Среди типов боспорских терракот первых веков н. э. выделяется большая группа статуэток, которые своим видом резко отличаются от обычных античных типов. Они имеют своеобразное устройство — в голове и внизу с двух сторон полого корпуса, заканчивающегося набедренной повязкой или простым одеянием типа рубахи, сделаны отверстия, сквозь них продевался стержень или шнурок с навешенными ногами и фаллом. Техника изготовления статуэток обычна: в двух формах отжимались передняя и задняя половинки, их соединяли, заглаживали швы, подправляли стекой, прилепляли руки и различные детали обычно из глины, в редких случаях из железа. Фигурки сделаны из боспорской глины». Ученый выделяет семь групп марионеток с подвесными ногами: группу юношей-танцоров; группу марионеток с козлиными рогами на голове; группу статуэток с большими оттопыренными ушами, с музыкальными инструментами в руках; группу воинов со щитами различной формы в руках; группу жертвователей; группу жрецов; группу марионеток с чертами двуполости. По наличию таких атрибутов, как шарообразный предмет в правой руке и щит в левой, музейная статуэтка близка двум группам — жертвователей и воинов. Жертвователи, или дарители, объединены единством действия: они держат в руках свою жертву богине, присутствуют при культовом акте. В руках у статуэток могут быть птицы, животные, яблоки, лепешки, колосья. Еще одна их характерная черта — большие уши. Группу воинов со щитами И. Д. Марченко относит к изображениям служителей местной Великой богини по аналогии с римскими жреческими обществами салиев. Главной задачей салиев было почитание военных божеств танцем и пляской. Служители богини, вероятно, вводили собравшихся в гипнотическое состояние гулом ударяемых щитов. Как же могло получиться, что музейная статуэтка сочетает в себе признаки двух групп? В ответах на этот вопрос коллеги из Эрмитажа, Исторического музея и Метрополитен-музея определяют предмет как «пастиш», то есть соединение нескольких частей разных статуэток. Такую «реставрацию» осуществляли в XIX — начале XX века местные мастерские Северного Причерноморья. Дополнительным подтверждением позднего вмешательства является отсутствие в голове обязательного отверстия для подвешивания, очевидно, залепленного гипсовым клеем при «реставрации». Особый интерес вызывает щит в левой руке музейной марионетки. При определенном ракурсе гравированное изображение на нем напоминает лицо с сильно выступающим носом и удлиненными глазами. «...Не до конца понятно, — пишет М. Б. Муратова по поводу обоснованности нашей гипотезы, — подделка ли этот щит или он действительно античный. В обоих случаях или античный мастер, или мастер из не очень далекого прошлого могли ориентироваться на щиты с Медузой Горгоной или с Гелиосом, которые встречаются „в руках“ других марионеток». Образ Медузы Горгоны появился на щитах во устрашение врагов, как напоминание о мифе, в котором богиня Афина прикрепила на свой щит отрубленную Персеем голову этого змееволосого чудовища. «С тех пор щит Афины вселяет во всех смертельный ужас». Культ греческого бога солнца Гелиоса, традиционно изображаемого в окружении солнечных лучей или в короне из них, слился на Боспоре с культом популярного в Римской империи древнеиранского бога верности и закона Митры, воспринимаемого древними римлянами как символ силы и мужества. Он также получил статус солнечного божества. Вероятно, Гелиос на щитах античных статуэток выступает как носитель воинских доблестей. Музейная марионетка со щитом и шарообразным предметом в руках самим фактом вмешательств, «доработок» XIX — начала XX века являет собой типичное изделие художественного производства Северного Причерноморья. Необдуманный подбор элементов статуэток разных групп, сделанный неизвестным мастером столетие назад, превращает фигурку в синкретичное существо. Даритель, несущий свою жертву богине, является здесь также мистом-воином, вводящим в транс ритмичными ударами о щит участников действа. Щит с изображением головы Медузы или Гелиоса в солнечных лучах указывает на охранительную функцию марионетки. Гипертрофированные черты марионетки, которые сегодня воспринимаются скорее с улыбкой, также придавались ей в какой-то мере для выполнения охранительной задачи. Но все же глубинным смыслом гротеска как художественного приема стало исследованное М. М. Бахтиным стремление древних авторов показать мир в «единстве и борьбе противоположностей», одномоментности рождения и умирания. Это открытие великого ученого словно подтверждается чередой сменяющих друг друга названий: демон — кукла — марионетка — мист. Переименования характеризуют не только и не столько этапы изучения статуэток, сколько являются свидетельствами бесконечной вариативности этого образа: дух природы — управляемая человеком вещь — полноправный участник мистерии. Хранители вечного снаБоспорские предметы ритуальной пластики, не имеющие аналогий в античном мире, были созданы не без воздействия местных религиозных воззрений. В то же время непритязательность запросов и поточный метод производства обусловили невысокий художественный уровень, свойственный местным изделиям позднего периода. Например, гипсовым предметам, выполненным в технике штамповки и предназначенным для декорирования деревянных саркофагов.2 Традиционно время создания гипсовых деталей саркофагов устанавливали как I — II века. Новейшие исследования, в частности диссертация Н. К. Жижиной, научного сотрудника отдела античного мира Государственного Эрмитажа, сужают временные рамки до одного столетия, с 50 по 150 год. Исследователи выделяют несколько групп гипсовых предметов данного назначения: архитектурные элементы (антефиксы, акротерии, базы); декоративно-растительные (шишечки, пальметки); прилепы апотропеического (охранительного) характера (маски Медузы горгоны, маски животных, фигурки змееногой богини). Прилепы-апотропеи — обереги, охранявшие от грабителей покой умершего. Очевидно, и в давние времена мародеров было немало. Логично, что на роль хранителей выбирались персонажи, которые даже своим видом могли напугать злоумышленников. Недаром излюбленными сюжетами гипсовых прилепов становятся такие мощные и опасные животные, как бык и лев, а также мифическое змееволосое чудовище — Медуза горгона. Специалисты полагают, что мастерские по изготовлению прилепов находились недалеко от мест захоронений, а декорировались саркофаги непосредственно перед захоронением. Об этом свидетельствуют многочисленные гипсовые обломки, найденные рядом с саркофагами. Прилепы крепились между колоннами саркофага или на его крышке. Порой добавлялись надписи, проклинающие грабителей. Для устрашения внешняя сторона прилепов ярко раскрашивалась. К сожалению, на большинстве изделий в настоящее время краски почти не осталось. В собрании Дальневосточного художественного музея находятся два гипсовых прилепа, один в виде головы Медузы горгоны, второй — в форме львиной головы. Греческие мифы повествуют о трех сестрах горгонах, крылатых, чешуйчатых, клыкастых, со змеями вместо волос и взглядом, превращающим в камень все живое. Одна сестра, Медуза, была смертна. Сын Зевса Персей убил спящую Медузу, глядя на нее в отражение на щите, подаренном ему Афиной. Голову Медузы Персей отдал богине, которая прикрепила ее к себе на эгиду3, очевидно как знак устрашения. На эгиде статуи Афины Лемнии, выполненной древнегреческим скульптором Фидием, изображена голова горгоны — горгонион4. Образ Медузы в качестве оберега использовался во всем античном мире, в метрополии и колониях. Изображения ее головы на бытовых и ритуальных предметах служили владельцу оберегом, защищали от злых духов и людей. Особенно выразительны рельефные изображения головы Медузы: то выступающие над поверхностью, то проваливающиеся вглубь волны волос-змей рождают иллюзию движения и тем сильней пугают смотрящего. Существует два иконографических типа этого чудовища, связанных с борьбой «аполлонистического» и «дионисийского» в искусстве. Первый представляет божественную, совершенную красоту. Второй, и в античную эпоху более распространенный, отражает земную, стихийную сущность низших существ, например, сатиров, менад — этих грубых «детей природы». На двух музейных предметах — италийском сосуде и боспорском прилепе — представлен в рельефе второй, «низменный» тип изображения Медузы. Чернолаковый гуттус из собрания ДВХМ характерен для города Калеса, находящегося в Кампании — одной из областей Южной Италии. В подражание дорогой бронзовой посуде гуттус покрыт особой суспензией, традиционно именуемой черным лаком. Отсюда общее название сосудов такого типа — чернолаковая керамика. Эффект металлического сияния, придаваемый лаком, подчеркивает преимущества скульптурного декора. Поэтому гуттусы имеют ребристую поверхность, профилированные ножки и носики, на щитках вверху — барельефные изображения, несущие не только декоративную, но и охранительную функцию. Образ Медузы на щитке музейного гуттуса полон напряженной экспрессии. Тяжелое круглое лицо, приоткрытый словно в ухмылке рот, перекошенные нос и левая щека, впадина в центре лба, волосы извивающимися змеями. При ярком освещении возникает ощущение, что все эти неровности оживают, вибрируя в бликах света. Более сглажены черты Медузы на музейном прилепе-барельефе. Горизонтальный формат подчеркивает растянутое в ширину ее круглое лицо. Благодаря легкой асимметрии: слегка вздернут рот, несколько гипертрофирована левая скула — лицо оживает. Несколько грустное выражение придают чудовищу, при взгляде на которое каменеют все смертные, огромные глаза с опущенными внешними уголками. При сравнении с аналогичным прилепом из собрания Эрмитажа заметна некоторая смазанность, нечеткость рельефа в разработке выпуклой складки под подбородком, хохолка надо лбом. В обобщенной, но выразительной манере исполнен гипсовый прилеп в виде головы льва. Горельеф, или высокий рельеф, воссоздает во всем объеме морду этого опасного зверя. Отдельные детали: нос, глаза — едва намечены. Обнаженные клыки должны внушать всем дерзнувшим проникнуть в гробницу страх перед царем зверей, охраняющим покой умершего. Прилепы на саркофаги, эти образчики самобытного культового искусства Боспора, словно уцелевшие осколки исчезнувшего государства, несут в себе Историю. Удаленную от нас временем и расстоянием историю жизни и веры также раскрывают всем соприкоснувшимся изображения — пугающие и притягательные образы хранителей вечного сна. Алена ФРОЛОВА
ИСТОЧНИКИ
|
|||
|