Навсегда на карте

Дальневосточные земли и воды, как и побережье Северного Ледовитого океана, пестрят эпонимами реальных людей — город Хабаровск, пролив Лаперуза, залив Шельтинга, Берингово море, порт Ванино и другие. Это и понятно: в отличие от давно обжитых славянами Балтики, Черного и Белого морей Дальний Восток был terra incognita для европейцев вплоть до XVII века. За большинством географических названий на Дальнем Востоке, если не считать автохтонные, кроется конкретная история и личность — как правило, выдающаяся.

Идущие впереди

Советская историография объясняла мотивацию великих географических открытий алчностью. Действительно, многие из деятелей той эпохи были купцами, те же Христофор Колумб и отчасти Семен Дежнев. Новые земли и воды сулили материальное процветание и милость монарха. Однако повезло далеко не всем. Христофор Колумб умер в бедности и королевской опале, Фернан Магеллан, Афанасий Никитин, Джеймс Кук, Витус Беринг и множество других вообще не увидели родины перед смертью. Одной лишь алчностью и честолюбием не объяснишь такую готовность к невероятным лишениям, страданиям и смерти. В Homo sapiens есть кое-что посильнее.

В Испании во времена конкисты существовал почетный титул, который король жаловал исследователю и завоевателю — El Adelantado (дословно «опережающий», «идущий впереди»), тождественно английскому Trailblazer («сияющий, заметный след», «тот, кто оставляет следы»). Русские первопроходцы подобных титулов не имели, а просто шли впереди и оставляли следы.

В XVI–XVII вв. они не вели подробный дневник экспедиции или бортовой журнал. О походах можно судить в основном по «скаскам» — отчетам для царя и государственных ведомств, а также «распросным речам», которые составляли воеводы и дьяки. Например, очень мало известно о жизни и личности Ивана Москвитина, первого русского на берегах Охотского моря. Он назван томским служилым человеком, но фамилия, возможно, указывает на его родной город. Путешествие отряда Москвитина по земле и воде из Бутальского острожка к «окияну» длилось почти два года. Впервые русские узнали о существовании «реки Мамур» (т. е. Амур) и, возможно, побывали в его обширном устье, исследовали западный берег Охотского моря, увидели Сахалин, открыли Шантарские острова, услышали о новых для себя коренных народах — «гиляках сидячих» и «бородатых даурах». Судя по огромной добыче в виде собольей пушнины, это был успешный набег за ясаком.

Иван МосквитинК сожалению, неизвестны точные годы жизни и дальнейшая судьба Москвитина. Больше мы знаем о Семене Дежневе, может, его ровеснике и приятеле. Или недруге. По крайней мере, оба служили примерно в одно время в Якутском остроге.

Судя по всему, Семен Иванов сын Дежнев был настоящим народным дипломатом, несмотря на военное ремесло. Сохранились две «отписки», составленные с его слов якутскому воеводе Ивану Акинфиеву и обнаруженные академиком Федором Миллером в 1736 году, а также четыре челобитные, которые нашел археограф Николай Оглоблин в столбцах Сибирского приказа и опубликовал в 1890 году. Если Москвитин просто выполнял приказ атамана, то Дежнев сам попросился у царя Алексея Михайловича в плавание к неведомым берегам: «На Ковыме реке таможенному целовальнику Петру Новоселову подали челобитную, чтобы их торговых и промышленных людей, Федота Алексеева [Попова] с товарищи, отпустили по твоему государеву указу на новую на Анандыр реку и на иные на сторонные реки, для прииску новых неясачных людей, где б тебе, великому государю, мочно было в ясачной зборе прибыль учинить. А обо мне, холопе твоем Семейке, те торговые и промышленные люди били же челом, чтобы мне, холопу твоему, идти с ними вместе...» Это поступок первопроходца.

Экспедиция Семена ДежневаХотя инициатором путешествия за край Евразии был Федот Попов, он же Алексеев, служивший приказчиком у богатого купца из Великого Устюга, Дежнев, к тому времени опытный (за сорок ) сборщик ясака и участник войн с якутами, эвенками и юкагирами, всячески поддержал меркантильные устремления приказчика. Похоже, деньги не входили в список приоритетов «Семейки». Сотрудничество было взаимовыгодным: на торговые деньги снарядили 90 человек на шести кочах, присутствие служилых придавало государственный характер и повышало безопасность.

О знаменитой экспедиции, давшей ответ на одну из ключевых тогдашних географических задач — разделены Евразия и Америка океаном или нет, известно только по «отпискам» и челобитным Дежнева, а также архивным исследованиям академика Миллера. Плавание было исключительно тяжелым. От Колымы до Берингова пролива дошли только три коча из шести, а там разбилось еще одно суденышко. Все это происходило на фоне боестолкновений с эскимосами и чукчами, и компаньоны неоднократно были ранены. Уже в Тихом океане буря покончила с экспедицией: кораблик Попова пропал без следа, а Дежнева выбросило на берег южнее Анадыря. Стоял октябрь, в высоких широтах это уже зима. С большими лишениями 12 выживших русских добрались до устья Анадыря, где построили новый коч и отправились на нем вверх по реке. На их счастье, там встретилось стойбище анаулов (родоплеменная группа юкагиров, ныне исчезнувшая), и казаки немедленно напали, отняв продовольствие и ясак. В бою Дежнев получил очередную рану и после излечения основал здесь Анадырский острог.

Начальный лист отписки Семена ДежневаПо сохранившимся документам видно, что хотя он выполнял государеву волю силой отнимать у местных народов добро, никогда не злоупотреблял властью и не был лакомым к прибытку. У Дежнева велись стычки с коллегами, которые отличались чрезмерной жестокостью к аборигенам — например, с Герасимом Анкудиновым и Михаилом Стадухиным. Дважды Дежнев женился на якутках. Приехав в Москву в конце жизни, казак получил чин атамана, жалованье за 19 лет службы — 38 рублей 67,5 копеек и продал лично добытую моржовую кость за 500 рублей. К сожалению, все его документы лежали без движения в архивах Якутска и Москвы, и в следующем веке пришлось заново открывать проливы.

Интересно, что Семен Дежнев и Федот Попов одинаково рискнули жизнью, но выиграл тот, кто стремился узнать, что за горизонтом. А тот, кто плыл за наживой, пропал без вести и, по некоторым данным, умер от цинги в корякском стойбище.

Командоры

Витус БерингСчитается, что цинга погубила и Витуса Беринга. Хотя заведующий отделом Института судебной медицины Виктор Звягин, который исследовал останки командора, найденные в 1991 году, утверждает, что зубы сохранились в хорошем состоянии, и смерть наступила от какой-то инфекционной болезни, возможно, гепатита. Заодно эта находка породила новые споры среди научной общественности: соответствует ли реальный облик Беринга известному живописному портрету круглолицего черноволосого мужчины лет сорока пяти, чем-то похожего на советского актера Николая Симонова в роли Петра I? Члены экспедиции 1991 года считают, что нет, на самом деле он был с левым типом асимметрии головы, узким лицом, умеренным жироотложением в области щек и подбородка, высоким узким носом, высокими глазницами и соответствовал наиболее распространенному среднеевропейскому расовому типу (то есть, вернее всего, шатен, а не брюнет). Превосходное состояние зубов и синхронное старение скелета говорит о том, что вел умеренный образ жизни, берег здоровье и хорошо адаптировался к экстремальным природным условиям.

Дела российского капитан-командора датского происхождения подробно описывать нет смысла. Достаточно упомянуть, что благодаря обеим Камчатским экспедициям Россия узнала в целом свои восточные пределы. Участник Второй Камчатской экспедиции, знаменитый геолог и естествоиспытатель Георг Стеллер так характеризовал своего руководителя: «...по вере правильный и благочестивый христианин, по поведению благовоспитанный, дружелюбный, спокойный человек, по этой причине любимый всей командой человек, снизу доверху... Он всегда стремился изо всех сил и способностей наилучшим образом выполнить порученное, хотя сам признавал и часто сетовал, что у него не хватает сил нести такое бремя. Хотя известно, что этот человек не был рожден принимать быстрые решения и осуществлять стремительные предприятия, спрашивается, учитывая его преданность, терпение и предусмотрительность, смог ли бы другой, более нетерпеливый, сделать больше?»

Экспедиция Беринга и ЧириковаНа многих русскоязычных сайтах кочует утверждение: хитрый датчанин спровоцировал первую войну между ительменами и русскими, высадился на западном берегу Камчатки, объявил доверчивым туземцам прощение ясака за три года в обмен на доставку грузов на тихоокеанский берег. Никаких полномочий царя на это не имел (в отличие от испанских «аделантадос»), отвлек ительменов в охотничий сезон и своим обманом вызвал их гнев.

Действительно, во время Первой экспедиции на Камчатке было неспокойно, и один из трех острогов — Нижний — восставшие ительмены сожгли в 1731-м. Однако Беринг здесь ни при чем: он покинул полуостров годом ранее. Доставкой грузов царскому капитан-командору заниматься было не по чину, это делали по его распоряжениям комиссары и управители острогов. Главная причина возмущений мирных племен вовсе не экспедиция, а злоупотребления, коррупция, насилие тех самых местных властей. Беринг неоднократно объявлял им о запрете грабительского отношения к иноземцам, а в предложениях в Сенат по итогам экспедиции в нескольких пунктах указал об обидах, которые чинятся. Вероятно, не в последнюю очередь благодаря его заступничеству императрица Анна Иоанновна постановила казнить не только вождей восстания, но и наиболее одиозных местных чиновников.

Алексей ЧириковТрагическая судьба Витуса Беринга несколько заслонила фигуру его первого помощника в обеих экспедициях Алексея Чирикова, тоже дослужившегося до чина капитан-командора. Хотя Михаил Ломоносов, например, считал главным именно его, потому что он правильно рассчитал кратчайший путь к Америке, а более поздние историки ставят выше в навигационном искусстве, научном и моральном аспектах. В решении Адмиралтейств-коллегии о назначении Чирикова в Первую Камчатскую экспедицию написано: «...Шаутбенахт Сандерс объявил, что ко обучению гардемаринов ис морских афицеров искуснее явился оный Чириков, да и по свидетельству профессора, что он, Чириков, науки знает... О вышеозначенных ево, Чирикова, науках и в деле ево паче других ево братьи искуства Адмиралтейств-колегия известно, и он того чину достоин».

Если Беринг вновь открыл пролив между двумя океанами, то его помощник первым из европейцев увидел и исследовал северо-западное побережье Америки, Алеутские острова и множество других объектов. Случайность, что во Второй Камчатской пакетботы «Св. Петр» и «Св. Павел» потеряли друг друга в тумане, Берингу не повезло, и он умер на безлюдном острове, а Чирикову довелось закончить экспедицию? Возможно, первый командор уже совершил дело всей своей жизни, а второму это предстояло.

Ненастоящие друзья

Иван КрузенштернКамчатские командоры давно упокоились на клочке суши посреди сурового моря и в бедном тульском имении (вдова и дети Чирикова сильно нуждались), но по оставленным ими следам в виде «Карты генеральной Российской империи, северных и восточных берегов» хлынул поток русских промышленников, военных, купцов, переселенцев. Построенные полукустарным способом славные пакетботы истлели, но появились шлюпы, превосходящие их по всем статьям. Наступал новый век.

Если в Камчатских экспедициях по большому счету не было неслужебных осложнений, то в первой русской кругосветке (1804–1806) на шлюпах «Надежда» и «Нева» их набралась полная авоська. Большую часть пути направлявшийся с дипмиссией в Японию действительный камергер двора (соответствует флотскому чину контр-адмирала) Николай Резанов оспаривал единоначалие у капитан-лейтенанта Ивана Крузенштерна. Запутанная история произошла вследствие нечетких инструкций, но путешествие омрачалось и другими конфликтами. В составе дипмиссии непонятным образом появился граф Федор Толстой — карточный шулер, бретер, герой нескольких войн, двоюродный дядя писателя Льва Толстого, специалист по злым и оскорбительным проделкам, ухитрившийся довести до исступления самого Александра Пушкина. Изначально недолюбливали друг друга священник Гедеон и врач «Невы» Мориц Лабанд, биолог Вильгельм Тилезиус и доктор медицины Георг Лангсдорф, оба не принимали ботаника Феодора Бринкена, а художник Степан Курляндцев в запальчивости вообще назвал судно «кабаком», за что его отлучили от кают-компании.

Большое количество пассажиров во главе с Резановым и Толстым действовало разлагающе на атмосферу, усугубляясь пьянством и азартными играми. Все перессорились со всеми, в результате одно самоубийство, дуэльные угрозы, распускаемые слухи о гомосексуализме, требования «заковать в кандалы», обвинения в измене.

Юрий ЛисянскийСложными, пусть и неявно, сложились отношения Крузенштерна с командиром второго шлюпа Юрием Лисянским, хотя они познакомились еще кадетами в морском корпусе. Словно это были реинкарнации Семена Дежнева и Федота Попова: все, что хотел Иван Федорович — это выполнить приказ государя на исследования северной части Тихого океана, а вот Юрий Федорович, похоже, желал и подзаработать. Шлейф нечистых слухов сопровождал Лисянского с момента поездки в Англию, где он закупил суда для экспедиции — вроде бы по сговору с продавцами втридорога и некачественно. Во всяком случае, на «Надежде» две мачты пришлось менять уже в Бразилии.

На пути из Камчатки домой шлюпы останавливались в китайском порту Кантон. Требовалось сбыть большую партию мехов, но из-за отсутствия на тот момент межправительственных соглашений пришлось прибегнуть к посредничеству англичан за немалую комиссию. Крузенштерн не хотел торговаться и одобрил сделку, а вот Лисянский пошел на конфликт с ним, так как хотел получить свой процент и ссылался на Морской кодекс.

Характерен еще один факт. Самостоятельно посещая на своей «Неве» Русскую Америку, Лисянский не только поучаствовал в войне русских с тлинкитами, но и открыл новый остров Гавайской гряды, который нарек своим именем. Крузенштерн на «Надежде» обнаружил гораздо больше объектов и назвал их мысами Муловского, Соймонова, Беллинсгаузена, Марии, Елизаветы, островами Каменные Ловушки. Имеющиеся на современной карте точки в его честь, тем более знаменитый барк (песня про паруса «Крузенштерна») названы не им.

Отличались бывшие однокашники и в отношении к матросам: начальник — категорический противник телесных наказаний, считал команду товарищами в опасном деле, второй капитан — твердый сторонник дисциплины и устава, по которому нижних чинов можно пороть как сидоровых коз. Обратный путь получился скомканным из-за честолюбия Лисянского. Уже в Атлантике он не стал дожидаться отставшего из-за шторма Крузенштерна и на всех парусах устремился в Кронштадт к славе и монаршей милости. Уточним, что в этот момент в Европе назревала война Четвертой антифранцузской коалиции (той самой, закончившейся страшным поражением русской армии под Фридландом), легковооруженные шлюпы могли быть перехвачены более сильным наполеоновским флотом, и желательно было находиться вместе.

Ее герой

Фаддей БеллинсгаузенПервая русская кругосветка не могла не оставить следы и в литературе. Вспомним культового советского писателя Владислава Крапивина и его «Острова и капитаны». Действие многоуровневого произведения происходит в том числе в экспедиции Крузенштерна, все персонажи реальны, хотя и романтизированы (кроме Резанова). Но есть еще один любопытный след.

Стихотворение Игоря Северянина «Когда придет корабль» в СССР знали только благодаря романсу Александра Вертинского «Бразильский крейсер», так как творчество Короля поэтов считалось пошлым и низкопробным. Шедевр создан в 1911 году, он описывает мечты о любви, океане и дальних странах, изобилует знаменитой парадоксальной рифмой и вызвал множество подражаний. В том числе неожиданных — в виде шуточной песенки про шофершу Женю, которая умна, как таблица умноженья (прозвучала в фильме «Торпедоносцы» и для меня остается самой выразительной песней о Великой Отечественной).

Есть предположение, что Северянин имел в виду бразильский крейсер «Баия», который впервые в истории своей страны совершил вояж через три океана и посетил Владивосток в 1911 году. Экзотический корабль произвел фурор на всю Россию, и поэт вполне мог творчески переосмыслить событие. Но почему бразильский лейтенант показывает альбом Камчатки и рассказывает про злые проделки орангутанга, если «Баия» на Камчатку не заходила, а всем образованным людям уже был известен мирный нрав этих высших приматов? Почему он называет африканский танец циничным, как будто не видел их с детства в стране, где половина населения — потомки африканских рабов? Не мог же гений написать строки ради красного словца и рифмы.

На самом деле его бразильский крейсер — это шлюпы «Надежда» и «Нева», а лейтенант с художественным даром, вероятнее всего, Фаддей Беллинсгаузен, участвовавший в экспедиции.

Макар РатмановВо время пятинедельной стоянки в порту Дестеро старые некачественные шлюпы пришли в негодность, потребовалось полностью сменить мачты на «Надежде» и заново загерметизировать корпуса. Использовалось местное красное дерево, так что в дальнейший путь корабли вышли «полубразильскими». Пребывание русских совпало с карнавалом (святками), и офицеры наблюдали те самые «циничные африканские танцы», которые описали в дневниках. Экспедиция проходила оба мыса — Горн и Доброй Надежды, которые безуспешно штурмовал голландский капитан-призрак, и конечно, моряки вспоминали о легенде. Альбомы с камчатскими гейзерами зарисовывали на пленэре при трехразовом посещении полуострова, с гейшами познакомились в Нагасаки, куда «Надежда» доставила дипмиссию Резанова. Но самое интересное, что злые проделки творил не орангутанг, а упомянутый Федор Толстой, о чем можно судить по мемуарам его двоюродной племянницы Марии Каменской.

Крузенштерн купил на одном из тихоокеанских островов орангутанга, намереваясь привезти в Петербург. Толстой сразу оценил ум и ловкость «лесного человека». Однажды он напоил священника Гедеона до упаду, а когда тот очнулся, то обнаружил, что его окладистая борода приклеена, стоит сургучовая печать, а граф уверяет, что сделал это орангутанг, и ломать печать нельзя, она-де императорская. Бедному священнику пришлось резать бороду, что чревато серьезными санкциями.

Во втором случае Толстой научил примата расплескивать чернила и привел в каюту начальника экспедиции. По возвращении с берега Крузенштерн увидел, что орангутанг с увлечением рвет его документы и заливает чернилами. Мария Каменская передавала эти истории со слов дяди, который наслаждался своими злыми проделками. Может, и привирал, но Северянин наверняка их знал.

А почему именно Беллинсгаузен? Рисовали, музицировали, галантно общались с дамами все офицеры. Лейтенантами начинали плавание шестеро, многие впоследствии стали знаменитостями (например, Макар Ратманов и братья Отто и Мориц Коцебу), а сам Фаддей Фаддеевич был мичманом и получил повышении уже в пути. Но он считался лучшим картографом экспедиции и имел неординарные способности к живописи. Барышня из стихотворения Северянина на поверку выходит не просто кисейной, а весьма образованной и начитанной. Почему романтичной девушке Серебряного века, жившей во Владивостоке и наблюдавшей приход «Баии», не влюбиться именно в «российского Колумба», открывателя Антарктиды? Как Марине Цветаевой — в генерала Тучкова-четвертого.

Настоящие друзья

Василий ГоловинПочти все строки стихотворения «Генералам двенадцатого года» в полной мере можно посвятить вице-адмиралу Василию Головнину — воину, ученому, госдеятелю, настоящему вальтерскоттовскому герою, пережившему удивительные приключения.

Уже в 14 лет в чине гардемарина на корабле «Не тронь меня» он участвовал в трех морских сражениях Русско-шведской войны 1790 года, и тут же был награжден медалью. Хотя родственники советовали юноше заняться устройством все более разорявшегося после ранней смерти родителей имения, он предпочел учебу, войну и путешествия. К 20 годам обошел всю Балтику, неоднократно побывал в Англии и Норвегии, затем участвовал в высадке русского десанта в Голландию, получил чин лейтенанта и особое доверие командующего эскадрой вице-адмирала Макарова. В 1801 году император Александр I отправил в Англию большую группу молодых моряков на обучение, в том числе Головнина, с разрешением служить во флоте «владычицы морей». На британской службе лейтенант участвовал в нескольких битвах, включая осаду Тулона. Проявил себя не только храбрецом, но и флотоводцем, написав несколько книг и дельных замечаний, поэтому именно он стал командиром шлюпа «Диана», отправлявшегося в новое кругосветное путешествие. Первым помощником он назначил друга по морскому кадетскому корпусу Петра Рикорда.

Фердинанд ВрангельПредполагалось, что «Диане» на все про все хватит двух лет, как «Надежде» и «Неве». Головнин в июне 1807 года не думал, что вернется в Петербург только через семь лет, оказавшись в жерновах большой политики, человеческих амбиций и безответственности.

Тогда же, в июне, Александр I заключил с Наполеоном унизительный Тильзитский мир, Россия присоединилась к континентальной блокаде. В ответ Англия бомбардировала Копенгаген, что вызвало большое возмущение в Петербурге. Когда «Диана» стояла в Портсмуте, в воздухе витало предчувствие войны между Россией и Англией, поэтому Головнин через посольство добился получения паспорта о том, что его шлюп является сугубо гражданским и направляется в далекие океаны с исследовательскими целями. По британским законам такие суда не являлись военной целью. Лейтенант собирался повторить путь капитана Крузенштерна и достигнуть Камчатки, обогнув Южную Америку, к тому же в пути он не знал, что война уже началась. Сильные шторма у мыса Горн не пустили экспедицию в Тихий океан, пришлось идти через южную Африку, которая уже несколько лет была владением Англии. Вот там-то в апреле 1808 года англичане и задержали «Диану». Губернатор Капской провинции желал знать, каким образом дата выдачи паспорта мира — 1 ноября 1807 года — совпадает с объявлением войны (это случайность), не являются ли русские каперами, и заявил, что до выяснения обстоятельств «Диана» никуда не поплывет.

Николай БошнякНаходясь в непонятном статусе то ли пленников, то ли интернированных, то ли постылых гостей, не имея возможности содержать корабль и экипаж, восемь месяцев Головнин ожидал ответа из Лондона, а он так и не пришел. На самом деле, и губернатор, и лорды адмиралтейства руководствовались шкурной логикой «как бы не пришлось платить из своего кармана». Согласно призовому праву, содержание пленников полностью оплачивается победителем. А если кабинет не утвердит решение о захвате русских, то губернатор или лондонские лорды должны компенсировать затраты из личных средств. Все понимали, что война с Россией ненастоящая и ненадолго, боевые действия ведутся неохотно, завтра все может кардинально измениться. А русским морякам от этого было только хуже. Головнин тщательно изучил ветра и течения в порту и в мае 1809 года под покровом ночи совершил на «Диане» побег.

Скептик может сказать, что англичане отреагировали вяло, не преследовали и вообще надеялись на этот шаг. Но ведь если бы русский лейтенант не решился на побег и оставался на рейде в окружении больших вражеских кораблей, никто его не упрекнул в трусости. Головнин рискнул и выиграл.

Федор ЛиткеИстория его следующего плена — в Японии два года — поразительна тем, что не стала основой ни единого знаменитого романа в любом жанре: историко-приключенческом, детективном, психологическом, ориенталистском, поэтическом. Главные же ее антигерои — упоминавшийся камергер Резанов, офицеры Хвостов и Давыдов, их корабли «Юнона» и «Авось» — наоборот, получили свою порцию романтической славы в поэме и мюзикле. Разозленный неудачной дипмиссией, подражая голландцам с англичанами, Резанов приказал Хвостову и Давыдову наказать строптивых японцев, отбыл в Петербург и умер по дороге. «Юнона» и «Авось» совершили практически пиратские рейды на поселения на Сахалине и Кунашире, захватили четырех японцев, сожгли дома и продовольствие и обрекли многих на голодную смерть зимой (нападение на Сахалин произошло осенью). Спустя шесть лет, в июле 1811-го экспедиция Василия Головнина проводила гидрографические изыскания на южных Курилах, ничего не зная о действиях соотечественников. В качестве мести японский правитель Кунашира заманил Головнина, двух его офицеров, четырех матросов и переводчика-айна Алексея в свое поселение и захватил в плен (это место отмечено на карте — пролив Измены между Кунаширом и Хоккайдо). В тогдашних условиях это означало навсегда.

Степан МакаровНо у Василия Михайловича друг с кадетских времен был не чета ревнивому и честолюбивому Лисянскому. Благородство души, верность дружбе, патриотизм, самоотверженность — это все про Петра Ивановича Рикорда, впоследствии спасителя Камчатского края, член-корреспондента Петербургской Академии наук, национального героя Греции, пионера морского минного дела, защитника Кронштадта в Крымскую войну, генерала при Особе Его Величества. Ради освобождения друга Рикорд был готов начать первую русско-японскую войну, но решил дело долгими дипломатическими и нравственными усилиями.

Сам же Головнин в плену, счастливо завершившемся 7 октября 1813 года, произвел огромное впечатление на японцев, и многие важные сановники считали честью назвать его другом. Вернувшись домой, он из собственных небольших средств назначил единовременные пособия всем матросам, бывшим с ним, а одному платил пожизненный пансион. Тому самому, с которым произошел драматический эпизод в плену. Через несколько месяцев после захвата русских перевезли в тюрьму города Хакодате, и Головнин организовал побег, надеясь на близость моря. Моряки блуждали по незнакомой местности девять дней, были истощены голодом, и один из матросов стал подговаривать убить руководителя, как виновника их бед. Силой характера, с одним ржавым гвоздем в руках Головнин подавил бунт, и матросы повалились в ноги: «Батюшка Василий Михайлович, прости нас! Умрем с тобой!» Головнин простил зачинщика на всю оставшуюся жизнь.

Преемственность

Евфимий ПутятинВо втором кругосветном путешествии Василия Головнина на шлюпе «Камчатка» (1817–1819) мичманами служили два молодых любознательных эстляндских аристократа — барон Фердинанд Врангель и отпрыск древней фамилии Федор Литке. Оба смотрели на своего именитого командира как на морское божество, но имели и собственные планы на жизнь. Первый получил свой шанс (с рекомендации Головнина, высоко оценившего таланты юноши), возглавив экспедицию по следам Дежнева — от устья Индигирки до Колючинской губы на Чукотке. После публикации отчетов Врангеля узнали во всем научном мире, и он успешно продолжил свои исследования. Второй также внес огромную лепту в изучение дальневосточных и северных вод, стал воспитателем великого князя Константина Николаевича и одним из основателей Русского географического общества.

Николай ШкотЭкспедициями Врангеля, Литке, Головнина, Беллинсгаузена в то время бредили все воспитанники Морского кадетского корпуса, ведь начальником у них был сам Иван Федорович Крузенштерн. Мечтали о загадочном Востоке и кадеты Евфимий Путятин и Геннадий Невельской (с разницей в 10 лет). Путятин первую кругосветку совершил под командованием Михаила Лазарева, сподвижника Беллинсгаузена, участвовал в 18 военных кампаниях, перешел на дипломатическую службу. Для дипломатической миссии в Китай в 1852 году избрал корвет «Америка» под командованием капитан-лейтенанта Николая Шкота, который впоследствии стал одним из основателей города Владивостока.

Геннадий НевельскойКогда Невельской после училища попал служить в эскадру Литке, то сумел произвести на одного из своих кумиров должное впечатление, благодаря чему был назначен руководителем Амурской экспедиции 1849–1855 гг. Детская мечта сбылась: Невельской закончил дело Крузенштерна и доказал, что Сахалин — это остров. Начальником Николаевского поста из столицы тогда же перевели весьма энергичного и инициативного лейтенанта Николая Бошняка, лучшего кандидата на то, чтобы на собаках исследовать западный берег Сахалина. Что Бошняк и исполнил, заодно исключив этот остров из территориальных претензий Китая, так как выяснил, что власти Поднебесной здесь никогда не было.

Воспитанником Морского кадетского корпуса числился и Степан Макаров, хотя первой его alma mater стало новое Николаевское морское училище, где будущий знаменитый ученый и флотоводец вырос. Империя росла и крепла, и одного гнезда для всех птенцов было мало. К началу XX века белых пятен на карте почти не осталось, а с экспедициями Руаля Амундсена и Роберта Пири к обоим полюсам эпические времена географических открытий завершились. Началась гонка не вдаль, а вверх и вглубь.

Дмитрий БАЛЬБУРОВ