Во все времена русский народ имел свои обряды и традиции, независимо от сословия, будь то казачество или крестьянство. Так исторически сложилось, что жителями станицы Казакевичево к концу XIX века стали переселенцы не только из Забайкалья, но и с Украины и из Белоруссии. Из прежних станиц, селений наши казаки привезли свой жизненный уклад, который был практически одинаков. До последнего года существования казачества каждый его представитель придерживался своего семейного уклада, причем с первого момента своего появления на новой, неизведанной земле к середине XIX века — в 1857 году. Будучи православными людьми, они молились, просили благословения у Бога, чтобы он даровал им благоприятное для жизни пристанище. По приезде казаки сразу же принимались ставить новые дома, которые возводили исконным казачьим способом. Надо было правильно поставить жилища, расположить все постройки так, чтобы семье было удобно. Плотницким мастерством казак владел чуть ли не с детских лет и имел в нем толк и разумение. При закладке дома придерживались определенных правил. После того как место под дом было расчищено, размечено, выложен первый венец сруба, выкопаны ямы для столбов, работу приостанавливали. Хозяевам следовало узнать, счастливо ли оно. В выкопанные ямы всыпали зерно, клали по целушке хлеба, ставили в сосудах воду. Было добрым предзнаменованием, если все оставалось неприкосновенным. Если же сосуд был опрокинутым, то обращались тайком к местной ворожее. Не исключено, что, выкопав ямы под столбы, будущий хозяин проверял, нет ли в почве близко к поверхности воды. В таком месте дом действительно ставить нельзя. Инструменты, которыми пользовались плотники, составляли нехитрый арсенал, и их было немного. В основном все инструменты ковались в местной кузнице или закупались в купеческих лавках. Знали казаки и качество дерева, из которого строили дома. У каждого хозяина, на чердаке или под навесом находился лес, предназначенный для досок. Строевой лес рубили в ближайшей тайге, доставляли на телегах или сплавом до своего двора. Затем ошкуривали, тесали топором и сушили. Высохшее бревно расщепляли вдоль ствола на нужные по толщине доски или дранки. В расщеплении бревна на доски помогали различные колья, которые попеременно вставлялись в расщелину бревна. Потом доска обтесывалась плотницким топором, ровным с одной стороны. Смотришь на сохранившиеся старинные дома и диву даешься мастерству и умению казаков. Всю избу от подклета до конька крыши сложит без единого гвоздя такой мастер-плотник. Железная ковка гвоздей в станицах была очень дорогой. Гвозди при возведении сруба использовали в самых редких случаях. До сих пор старинные дома, которым скоро исполнится сто пятьдесят лет, невозможно без усилий во время разборки раскатать по бревнышку. Крышу в первые годы клали широкой необтесанной дранкой. Доски плотно пригонялись одна к другой. Покрытие крыши менялось через определенное время. Во время сильных проливных дождей она разбухала, коробилась, и части досок ломались, требовали ремонта. Крышу обязательно дополнял водосток, по которому стекала осадочная вода. Каждый дом казака или крестьянина украшался деревянной резьбой. На крыше красовался конек. Ему отводилась роль громоотвода. Сколько было в станице домов, столько и разных отделок, деревянных украшений. Ныне старинные деревянные дома притягивают взгляд почерневшей от времени, но интересной работой, резьбой по дереву. Фронтон крыши называли челом. Насколько оно было красивым и ухоженным, настолько о хозяине судили как о мастеровом, хорошем умельце. На конце причелин и полотенец имеется круглая розетка — символическое изображение солнца. В этих символах, ставших древней и прочной традицией, просматриваются отголоски далеких времен, когда славяне поклонялись могучему и доброму божеству Ярилу — Солнцу. Причёлок (фронтон) тоже гордость имеет. Равносторонний треугольник из чисто струганных сосновых досок. Сначала его старательно покрывали олифой, затем грунтованной краской, чтобы не потемнел от непогоды. Посередине фронтона вырезали небольшое окошечко. Над ним филеночка с кружевным рисунком. Маленькая такая веселенькая безделушка, но добавляет всему ансамблю своеобразную красоту. В верхнем углу причёлка, словно ласточкино гнездо, лепится солнце с отходящими от него в разные стороны небольшими лучами. На самом острие причёлка ставится конек. Ноги у него в полете, хвост по ветру. Несется во времени сказочным Сивкой-Буркой добывать хозяину счастье. Кто из хозяев желает конька, а кто и петушка, по своему вкусу и мастерству.
В летнюю жару затененные ставнями окна сохраняли в доме прохладу, а зимой предохраняли от холода. Для дома ставни имели практическое значение. Мастер старался оформить их так, чтобы они имели привлекательный и ухоженный вид. Под скатами кровли и на крыльце, на фронтонах красовались искусно вырезанные подзоры — резные доски. Дом построен. Но прежде чем поселиться, хозяева символически впускали в него домового. Судя по рассказам и воспоминаниям, домового старались взять с собой с прежнего места жительства. Обычно обряд приглашения домового проводила пожилая женщина. В старом доме брали лапоть, в него ставили стопку со спиртным, самогоном, винной наливкой, клали хлеб, ставили в поддувало печи и звали домового с собой. Его убедительно просили последовать за семьей на новое местожительство. Затем лапоть прикрывали холстиной. Съестное оставляли в поддувале, а лапоть уносили с собой или увозили. Считалось, что без домового не было благополучного жилья на новом месте. Кроме рубленых деревянных домов, на первое время строились дома-мазанки. Для них строители на четверть вкапывали столбы в ямы, плотно утрамбовывали землю кольями у основания. Столбы над землей возвышались на сажень с четвертью. Между столбами в два ряда делались из тальника плетни, а промежуток заваливался сырой с резаной соломой глиной. Женщины вместе со старшими детьми месили глину в яме с водой. Крышу крыли наскоро дранковыми досками. В таком доме-мазанке переселившиеся семьи казаков жили первую зиму. Рядом строили добротный рубленый дом с большой русской печью. Конечно, какой дом без печи? Она во все времена являлась и является ныне средоточием всей семейной жизни. Сложив печь, печник обязательно проведет свой законный ритуал первой топки. Во время топки печник волновался, как поведет себя печка. Ведь можно сложить печь, в которой будет сгорать большое количество дров, а тепла, необходимого для дома, не будет. А то дымить начнет по каким-либо причинам. Недоделки устранялись сразу. Растапливать печь тоже надо умеючи. На растопку шли заранее приготовленные и высушенные дрова. В жерло печи их укладывали колодцем, подсовывали сухую бересту, лучину, а затем поджигали. Печь в старину являлась гордостью для каждого станичника. Изба без печи не изба. С нею связан был весь домашний быт от рождения до самой смерти. Моя бабушка Пелагея Николаевна вспоминала о русской печи так: «На печи все богачи». Сохранились ее воспоминания о значении для семьи русской печи. Она обогревала, в ней готовилась пища, сушилась мокрая одежда, здесь устраивали парную, если не было бани. И, конечно же, спали на полатях, расположенных рядом. В старину считалось верхом гостеприимства, если гостя укладывали спать на печи. Пелагея Николаевна часто вспоминала свою русскую печь. Очень сожалела, что здесь, на Дальнем Востоке, куда занесла ее нелегкая судьбина, клали немного другие русские печи. Тепло той печи из ее белорусского босоногого детства сохранилось в сердце на долгие годы как частичка родной Белоруссии. Впрочем, и в нашей станице были свои мастера печных дел. Это мастерство переходило казакам по наследству, от мастерового отца к сыну. В первые годы возведения станицы мастеров-казаков на некоторое время отстраняли от несения служебной повинности. А в дальнейшие годы желающие поставить в новом доме русскую печь уважительно ожидали возвращения мастера со службы. Детство многих казаков и крестьян нашей станицы прошло возле русской печи. «Бывало, нагуляешься на улице, намочишь одежду, а зимой она от мороза и пара тела колом встает, вбежишь в дом, а мама тут же загонит скорехонько на печь для прогрева тела от простуды. Пригреешься, даже вздремнешь, а через какое-то время чувствуешь бодрость во всем теле, — вспоминала Мария Ивановна Стан. — На улице зимой мороз трещит, вьюга рвет кроны деревьев у дома, а у печи уютно, тепло и спокойно. Нежишься и слушаешь бабушкины рассказы о былом, ею придуманные сюжеты сказок, истории. Прячусь всем телом под лоскутное одеяло, а сама прошу бабушку рассказать, что там было дальше. Тепло, неповторимые, особые запахи от печи имеют для нашего поколения огромное значение. Все, что исходило от печи — это для нас запах родного дома, счастливого уголка моего детства, овеянного спокойствием, здоровьем и миром».
Огромное практическое значение в старину имел порог. У всех народов к порогу особое отношение. С ним связано много суеверий, традиций. Немногие из них дошли до наших дней. Любой дом в деревне не строится без высокого порога при входе в дом. Прежде всего порог является защитником от проникновения в зимнее время стужи при открывании дверей, защищает полы от охлаждения. Существовало поверье, что у порога обитают духи предков. Потому-то и боялись в народе потревожить их покой: ступить ногой или сесть на порог. Ведь по древним обычаям под порогом хоронили покойников, отсюда поверье, что через порог нельзя ни здороваться, ни прощаться, чтобы не прогневить духов. Эта традиция сильна до сих пор. В станице, несмотря на достаточное количество воды (река, горные ручьи), рыли общественные и личные колодцы, вода в которых считалась чистой. Колодцы строили по старинным обычаям. Для начала изучали слои почвы, водоносная она или нет. Копали шурфы и наблюдали, насколько поднимается в них вода. Лишь после этого приступали к строительству. Первые колодцы были вырыты в усадьбах Шереметевых, Каменщиковых, Астафьевых и Сычевых. По воду к ним могли прийти все желающие. Хозяева следили за состоянием колодцев, регулярно чистили и подправляли сруб. Колодец находился у кузницы и при церкви. При церкви, у сторожки, колодец использовался для церковных нужд. Он поил жаждущих прихожан до тех пор, пока существовала церковь. Когда церковь в Казакевичево разрушили, некому стало следить за церковным колодцем. Сейчас его нет, стерт с лица земли. Но хозяева, жившие рядом, отмечали, что на этом месте постоянно появляется на поверхности вода. Сегодня там сад, и растущие в нем садовые деревья благодатно пользуются питательной влагой. О казачьем и крестьянском столе говорили в старину так: «Празднику честному — злат венец, а хозяину — многие лета!» В станице, как и повсюду в России, кухня имела элементы христианской культуры и связана была с семейно-бытовыми традициями. Они начинались от великих постов, целого набора Спасов, торжественных ритуальных встреч: весны, Семика, троицких торжеств. Много радости, благочестивых обычаев дарил когда-то людям праздник Рождества. Старые, пожилые казаки учили малых ребятишек ладить святую звезду. У казачат много времени уходило на то, чтобы обстругать и выскоблить добела длинный шесток, смастерить золотые лучи, украсить их. По старинке святым делом для мальчиков было нести эту звезду. Для этой цели выбирали крепкого и доброго мальчишку, заступника всей детворы. Ведь группе детей надо было обойти все дворы в станице, прославить всех хозяев и хозяек, обсыпать зерном на долгий век, на счастье, на благополучие в доме и здоровье всех живущих в нем. При этом исполняли колядки. Рождество всегда встречали весело. На улицах жгли костры, чтобы скорее прибавилось света и тепла. В домах пекли пряники в виде фигурок зверей и птиц. По улицам ходили компании ряженых, одетых в различные костюмы и маски, изображающие животных и птиц. Ряженая молодежь колядовала большими группами, пела под окнами песни, поздравляя хозяев и желая им хорошего урожая и благополучия в следующем году. За это парней и девчат одаривали подарками, чем-либо съестным, ватрушками, шанежками. Распевали колядки на разный манер. Все зависело от запевалы и заводилы среди наряженной и красиво убранной в праздничные платья, душегрейки и тулупы толпы. С шутками и весельем запевали короткую колядку: Пришла Коляда накануне Рождества. В эти дни девушки гадали поздно вечером на суженых и пытались узнать свою судьбу. В полночь бросала каждая что-либо из обуви, чтобы определить, в какой стороне живет ее суженый. Вечером накануне Рождества в домах, где хозяйка была на сносях, наступало тревожное ожидание. По бытующему поверью, ожидали того, кто первым войдет в дом. Если первым войдет мужчина, то родится мальчик, если женщина — девочка. При этом говорили: «Ну вот и наступит у нас бабье царство». Такое поверье относилось и к домашним животным: если корова отелится бычком, то у свиноматки будет больше хряков. Еще страшней оказывалось поверье в магию сапога, когда кинутый девицей сапог падал носком к воротам. Это значило, что вековать ей одной всю жизнь. Колядовщики материально поддерживали несчастливицу, исполняли песню в ее честь, хвалили достоинство и ум.
Рождественских поверий существовало много, но не все полезные и нужные дошли до наших дней. Например, если в семье был малыш, то рождественским утром отец водил его по сусекам с зерном. Мальчонку одевали всей семьей. В великоватый полушубок, обязательно в дедовскую папаху. Мать опоясывала полушубок богато расшитым пояском. Дед натягивал ему на ноги сапоги или валенки. После традиционного по поверью одевания отец мог вести его в амбар, где мальчик узнавал о самом главном богатстве семьи — о количестве собранного с поля урожая зерновых. Таким образом у казачат воспитывались навыки сбережения семейного добра, уважения к родительскому труду. Роль бабушек и дедушек, под присмотр которым вверялись дети, довольно велика, так как именно в этом возрасте познается, что нельзя, а что можно дозволить одному ребенку, а запретить другому. Этим требовательные и ласковые мудрецы открывали заветные дверцы в ребячьих душах и вкладывали в них добрые понятия о земле-кормилице, о небе и о многом другом жизненном, исподволь дополняя свои рассказы нравоучительными примерами послушания. Все знания о повадках зверей и птиц передавались от деда к внуку. Именно дедушка славился в семье как отменный охотник и рыболов. Места, где росли ягода-малина и грибы, знала бабушка. Учила она, как нужно ухаживать за домашними животными. Зима, с ее трескучими морозами да метелями, была детишкам особенно по душе. С утра до вечера катались они с горок на санках, досках и лыжах. Есть хочется, щеки огнем горят, пальцы в сырых варежках изрядно замерзли, и уже иголками покалывает пальцы, а домой метлой не загонишь, калачом не заманишь. В январе не упускали солнечных дней. Девушки, молодые хозяйки, выносили на улицу и развешивали по заборам, расстилали на снегу постели, матрасы, половики. Крепнущее солнце передавало свою силу, очищало постель от недугов, болезней. Девушкам от матери передавались навыки по наведению порядка и чистоты в доме. «У матери была одна забота — не встала бы в доме работа», — такой поговоркой отмечали они свою занятость. Особой традицией у женской половины в зимний период было мытье половиков. Половики, тканые дорожки, что расстилались в избе для тепла ног, красоты и уюта, нуждались в стирке. Проходили зимние святки, половики становились затоптанными. В зимнее время женщины и девушки спешили к проруби на реке мыть тканые дорожки. При этом не только всласть поработать, но и себя показать. «Никогда не забывалось, что ты в люди выходишь», — вспоминала о своем девичестве старожилка Екатерина Тимофеевна Зелинская.
В январе наступали рождественские и крещенские морозы. Они олицетворяли собой пик зимы. Крепчали морозы, бушевали снежные метели. Казаки, крестьяне и другой люд к таким морозам тщательно готовились. Наносили в холодные сени и под прикрытия дрова для печи, чтобы их не заносило снегом. Постоянно на лучину припасали сухие поленца дров. В морозные дни старались топить дровами из жарких пород деревьев — березы например, запасались в лавке керосином. В морозные дни даже коты жались спиной к печи. И хозяева отмечали по их поведению, будет ли крепчать мороз. Если кот жмется да катается, значит, будет холодно и ветрено. В питьевые кадки старались больше наносить воды — про запас. Заботились и о домашних животных. Заранее нанашивали копны сена на крышу сараев, уминали его. Набитые сеном крыши служили и как дополнительный обогрев помещений для скота, а в метель хозяин всегда мог снять копенку сена с крыши. Такие способы приготовления к морозам накрепко вошли в жизнь сельского жителя. Сохранились в жизни и крещенские обряды. В Крещенье в станице к проруби шел крестный ход с прихожанами, чтобы освятить воду. Она в день Крещения была признана самой чистой, живительной и оздоровляющей. Станичники набирали ее в чистые емкости и несли домой, сбрызгивали все углы в доме от всякой нечисти, омывали больного, новорожденного, пили ее. Кто знает, если бы не сильная вера в чудодейственные силы природы, наверное, народ и не придавал бы крещенской воде такого значения. В советское время Крещенье как православный праздник широко не отмечалось. Но все же старенькие бабульки говорили вслух, что именно сегодня великий православный день — Крещенье. И как много лет назад с вечера кто-нибудь из них долбил небольшую лунку, заботливо прикрывал ее веточками ели, чтобы в полночь прийти к проруби и набрать святой крещенской воды. Набирали воду крадучись, тайком от соседки, но порой внезапно встречались с ней на тропинке у лунки. Вера в таинственную крещенскую воду не изменилась, народ пользовался ею, не только сохраняя православные обычаи, но и руководствуясь принципом: «Наберу, не помешает, а при случае вдруг да и поможет». Русского человека не переделать. То, что он традиционно исполняет, что приносило пользу его предкам, он повторяет с надеждой большой пользы для себя. Как говорят в народе, у февраля два друга — метель да вьюга. У него несколько названий: снежко, сечко и бокогрей. Наиболее холодное время этого месяца народный календарь метит сретенскими морозами, с которых исстари земледельцы вели счет весенним сельскохозяйственным работам. От сретенских морозов отсчитывалось время весенней вспашки и посевных работ. В межсезонную для полей февральскую пору в станице вся жизнь сосредотачивалась в избах, на подворье. Казаки, свободные от служб, занимались домашним хозяйством, промыслами. С большим темпераментом, искренностью, энергией и озорством начинались и проходили в станице красочные праздники Масленой недели — проводов зимы. В эту пору все жители России объединялись одним общим праздником. Повсюду устраивались коллективные игры, забавы, катания на санях, санках. По улицам ходили веселые и озорные ряженые, собирались на борьбу молодые парни — «стенка на стенку» и взятие снежной крепости. На Масленицу ставили или вмораживали в землю столб с веревкой, крепленный наверху, чтобы сделать аттракцион «гигантские шаги». Или ставили карусель. Масленую праздновали всей станицей. Три дня шумел народ. Гармонист наигрывал мелодии, казачата скакали на необъезженных жеребятах, и все спешили на уличный бой, который чаще проходил стенка на стенку у церкви. На тройках запряженных коней с колокольцами молодежь каталась по улицам и по дорогам на льду. На третий день по обычаю казаки и вся молодежь устраивали осаду снежной крепости. Здесь желающие могли показать свою молодецкую удаль, умение и сноровку. Крепостную стену строили заранее из глыб снега, затем поливали ее водой, чтобы сделать неприступной. На высоком месте атаман станицы вывешивал флаг. Призом за взятие флага были шапка или сапоги. Захватить флаг мог только самый смелый и ловкий. Эта потеха имела у молодых казаков большое значение. Ведь именно там, на стене, их старания могли заметить старейшие казаки, атаман и гости станицы, да и девушки на выданье. Казаки к этому мероприятию готовили лошадей, опробовали на крепость сбрую, подковы. Парни делились на «верхних» и «низовских», там, на снежной стене, им придется схватиться в борьбе за флаг.
В последний день Масленицы, Прощеное воскресенье, готовили куклу-Масленицу. Для этого накануне к одному дому сходилась молодежь со всей станицы и делала чучело. В ход шли ржаные обмолоченные снопы, старая одежда, плошки, кочерга. Из моркови ладили нос, головой служило ведро. Его повязывали ярким цветастым платком. Вместо волос крепили кудельки шерсти от распущенных носков, в которые вплетались ленточки. После проводов Масленицы в каком-нибудь доме мать, бывало, выговаривала дочери: «Опять батистовая-то кофточка на кукле уехала». Разукрашенную куклу прятали от людских глаз во дворе или амбаре. А утром к дому подкатывали сани с яркой попоной, на передок усаживали Масленицу. Кучер гикал, и лошадь, повинуясь вожжам, рысью устремлялась на другой конец станицы за околицу. За Масленицей бежала ватага ребятишек, в виновницу торжества летели снежки, сыпались шутки, смех. А Масленица, в одной руке с дырявой сковородой, в другой — с румяным большим блином как бы улыбалась провожающим. По дороге поезд с Масленицей останавливали радивые хозяйки и угощали всех блинами. И лишь когда в небе появлялась первая звезда, возок подъезжал к месту гулянья. На ровном месте заранее приготовляли три возка соломы и веток. По верованию пожилых людей, в соломе таилась буйная сила, которая способна поднять плодородие земли. Сжигание чучела в соломе было необходимо, чтобы растительная сила, зола обнаружила себя летом в злаках. Существовало поверье: ясно виден огонь от церкви — год будет хлеборобным, в стойле будет много скота. Масленицу устанавливали на вершине стога, который окружали все присутствующие. Когда огонь охватывал стог и Масленицу, раздавались радостные возгласы в честь красавицы весны, победившей злую зиму. В кругу хоровода пелись здравницы в ее честь, чтобы скорее приходила и не задерживалась в пути. Весну закликивали песенными закличками — веснянками. В них упоминались жаворонки, дети их звали: «Прилетите, несите здоровье, унесите зиму!» Пелось о весне, чтобы она прикатилась «на жердочке», потому что весной станичники начинали жердить шесты, которые были разбросаны по всему огороду, и городить прясла. После сожжения все расходились по домам есть вволю блинов с приправами и соленьями. Казаки-украинцы на Масленицу готовили традиционные вареники с разной начинкой. Обычай требовал, чтобы праздничный стол на Масленицу был особенно изобильным и разнообразным. Отмечали в станице и другой красочный, уже весенний праздник — Вербное воскресенье. С древних времен живет поверье о расцветающем, полном силе дереве, передающем здоровье, силу и красоту всем, кто коснется гибких и ласковых на ощупь веточек цветущей вербы. В этот день станичники выходили на улицу, шутливо постегивая при встрече друг друга. В особенности малорослых ребятишек «для полного здоровья», приговаривая при этом: «Как вербочка растет, так и ты расти». Подростков, шутя стегали вербой по ногам и приговаривали: «Вербы хлест, бей до слез». О целебном свойстве цветущей вербы известно давно. Так, горящей веточкой окуривали жителей, больных лихорадкой. При зубной боли рекомендовали пожевать несколько цветочков. Цветущие ветки скармливали домашним животным в надежде, что они будут расти здоровыми. На первый выпас, на Егорьев день, скот выгоняли вербными веточками. Сорванные по весне вербные веточки хранили в доме весь сельскохозяйственный год, потому что с вербой связывали плодородие земли и хороший урожай. Сейчас принято сознавать, что и этот праздник возвращается в наш быт. Детишки, зная приговорку, смело стегают друг друга вербой. По воспоминаниям старожилов, выяснилось, что у них даже в начале XXI века остались традиции Чистого четверга. Кого ни спроси из пожилых о значении Чистого четверга, все одинаково отвечали, что этот прекрасный обычай существует в последний четверг перед Пасхой. Святость и торжество этого дня в последнюю неделю Великого поста связаны с множеством поверий, различными приметами и действиями. Они защищали дом и все хозяйство на весь год. Накануне Чистого четверга вечером заносили в дом мешок с зерновым хлебом, на него клали ломоть печеного хлеба и соль в солонке и ставили все это под икону на лавку. Зерно, очищенное таким способом от скверны, можно было высыпать в закрома. Считалось, что весь год будет достаток в доме. Когда в первый день выгоняли скотину на пастбище, то давали ей съесть печеный четверговый хлеб — тогда в течение года не было ее пропажи. Целебную четверговую соль использовали для лечения всех членов семьи. Соли немного клали на язык, чем останавливали расстройство живота. Солью с медом натирали поясницу больным с прострелом при радикулите. Отправляясь в дальнюю дорогу, соль брали с собой во избежание несчастий. Чтобы лошади были чистыми и здоровыми, в четверг их чистили и чесали. Бытовало поверье, что в Страстной четверг утром ворон купает своих птенцов в реке и нужно поторопиться, чтобы опередить его. Многие станичники в Чистый четверг ходили чуть свет умываться на ручей Шереметева, чтобы оздоровиться и уберечься от сглаза и злых духов. До рассвета хозяйки набирали воду из колодца для четвергового умывания всех членов семьи. В Чистый четверг варили овсяный кисель, выносили в миске на улицу и просили: «Мороз, не морозь на кисель овес! Киселя поешь — нас потешь». Верили в примету: если в четверг мороз, то под кустом овес. Суббота была великая, красильная. В этот день красили яйца, пекли куличи, готовили пасхальное угощение. В ход шли березовые листья, чабрец, луковая шелуха. Все это клалось в чугун и вместе с яйцами ставилось в печь. На Пасху яиц варилось и красилось много. Ими христосовались не только взрослые, но и смышленые подростки — устраивали состязания, чье яйцо самое крепкое. В этот день в церкви шло праздничное пасхальное богослужение. Перезванивались на колокольне колокола, призывая станичников. Служба в церкви в этот день была величавой и красивой — благовест колокола, песнопение символизировали приход праздника — Светлого Христова воскресенья. Многое ныне отошло в прошлое и стало достоянием памяти пожилых жителей. Но обычай красить на Пасху яйца пережил все исторические коллизии. Другой, важный у казачества традиционный праздник — в честь святого Николая, покровителя крестьян. Изначально он был покровителем рабочего скота и в жизни крестьян имел первостепенное значение. Без него и урожай не соберешь. Да и надежда выбиться в люди связана со скотом в доме.
Святого Николая просили уберечь лошадей от диких зверей, послать табунам здоровья и приплода. Ни Николу зимнего в каждой семье станичника устраивали праздник. В каждом доме к нему готовились тщательно. Варили брагу, различные напитки, настойки, пекли пироги. Каждому жителю хотелось показать свои труды за лето: что он и зерно заготовил, и лошадь найдет в своих закромах овес. Хозяйка, с рассветом почистив дом, пекла пироги, чтобы порадовать своих домашних. На Николин день по станицам ходили, собирая милостыню, многие нищие и крестьяне, не собравшие за лето урожай. Считалось, что в этот день нужно жертвовать, делиться и давать взаймы многим страждущим. К Николину дню припасали копейку, чтобы широко почтить святого: принести дары к его образу, оделить нищих и на людях встретить праздник в достатке, как и подобает народному обычаю. Приметы народного календаря широко укоренились и почитались. На вопрос, рассказывали ли бабушки о том, как на Троицу завивали березку, отвечали: «А как же, и березку завивали. Невесты венки плели, и Троицу справляли обязательно с костром, шутками и прибаутками». В настоящее время все сельчане знают обычай: до Троицы надо успеть на огороде высадить всю рассаду, тогда она хорошо примется и даст отличный урожай. К июню относились не только внимательно, но и ответственно. Июнь — скопидом, урожай копит весь год. Но пословица утверждает: «Хвали урожай, когда в сусек засыплешь». Поэтому казаки, как и все земледельцы, не разгибали спины — от утренних и до вечерних сумерек. Трудились, строго придерживаясь правил народного календаря, который как бы подгонял хлебопашцев успеть за лето убрать урожай как зерновых, так и овощей. Так, на Казанскую, праздник в честь иконы Казанской Божьей Матери, 21 июля, начинали жать рожь. «Пока колос в поле — трудись в поте», — и трудились до седьмого пота. В поле выходили очень рано. Встречающиеся по дороге напутствовали: «Пусть Бог поможет». Магическое значение имели несколько сжатых первых колосков, с которыми связывались надежды на будущий урожай. Когда в августе сеяли озимую рожь, то клали семена от первой жатвы. Срезав первые колосья пшеницы или овса, затыкали за пояс — им придавалась целебная сила отводить боль в спине во время работы. Последний сноп старались приносить домой как символ окончания жатвы. Август называли «густарем» или «разносолом». Он может угостить всем, что растет в поле и огороде. Этот месяц — «щедровик», на всю зиму всяческих запасов запасет, словно знает, что у зимы рот велик. Отмечали по календарю наступление Ильина дня. В народе говорилось, что в этот день до обеда лето, а после обеда осень. «С Ильина дня ночь длинна, а вода в реке холодна». Купанью в реке приходил конец, потому что «олень копыто замочил». 12 августа жители Казакевичева связывали с будущим урожаем ржи. Далее по народному календарю наши жители жили по разным Спасам. «Хлеб и вода — казацкая еда». Этой пословицей определялась роль хлеба на столе станичников. Он символизировал крепкий домашний очаг, гостеприимство и хлебосольство. Не все переселившиеся семьи казаков в первые годы были хлебосольными. Не было достатка до того времени, пока они не распахали достаточное количество десятин земли под пашни. Много времени и сил ушло на каждую сотку отвоеванной у леса земли. Раскорчевка леса не простое дело, а требующее умения, терпения и физического здоровья. Приходилось всем изрядно попотеть на раскорчевке и набить на руках кровавые мозоли. Не все казаки устремились в первые годы корчевать лес и распахивать. Многие из них надеялись на обещанную государством помощь. Но со временем поняли, что она не улучшит жизнь, если сами не возьмутся за соху, кирку и лопату. Через три-четыре года в окрестностях станицы были раскорчеваны достаточные площади под посев зерновых и огородных культур. С успехом пользовались они землями на Большом Уссурийском острове, где земли не требовали большой раскорчевки. Надо было выбирать возвышенные места на релках, чтобы в период наводнений они не затапливались. Зажиточными казаками Пешковыми, Костиными, Шереметьевыми, Гусаковыми и другими на острове были заняты большие площади под огороды и сенокосы. Ими были выстроены заимки, на которых кто-то постоянно проживал. Станичники старались тщательно собирать урожай. Знали по первым бедственным годам, как трудно жить без собственного хлеба. Высушенный в помещении амбара хлеб казаки именовали овинным, а на солнце — сыромятным. Обмолоченное зерно хранили в амбарах россыпью или закладывали по сусекам и закромам. Для станичника заготовка мучного запаса была наипервейшим делом. Зерно из закромов насыпали в рогожные мешки и везли на мельницу. Мололи зерно, когда управлялись с огородными работами и свободного времени становилось больше. Хозяин, оценив собранный урожай, принимал решение, сколько ему надо перемолоть зерна в муку, а сколько продать. Большим подспорьем в питании на долгую зиму являлись также и овощи. Муку получали не только из зерна пшеницы, ржи, ячменя, но и из гречихи. Из овса, толченного в ступе, получалась мука, которую называли толокном. Из него, разведенного водой, молоком или квасом с добавлением соли, готовили блюдо толокнянку. Ее ели с большим удовольствием как взрослые, так и дети. Выпечка хлеба требовала от хозяйки определенного опыта и мастерства. В ее квашне постоянно находилась закваска. Готовая, она долго служила для своевременной выпечки хлеба. Ею пользовались при выпечке блинов и выделывания кваса, она заменяла в те годы дорогостоящие дрожжи. В голодные и неурожайные годы чего только ни подмешивали в муку — любую съедобную травку, которая оказывалась под рукой. Траву толкли в ступе, замешивали на воде, затем добавляли в тесто разными пропорциями — для вкуса. Хлеб из такого замеса называли «зельником». «Как уродится лебеда, то уже и не беда», — говорили старики, познавшие на своем веку не один бесхлебный год. «Не беда что во ржи лебеда, а та беда, что ни ржи и ни лебеды» — народная мудрость, тоже характеризующая тяжелые времена. Лебеду как полезную питательную травку использовали во многих семьях и как добавку к муке, и в приготовлении первых блюд. За это она и получила народное название «травы-мученика». В быту у станичников существовало множество «хлебных» правил, которые отражали трепетное и бережливое отношение к хлебу как к основе питания. Хлебные крошки сметались хозяйкой в ладонь и использовались по своему назначению, ни в коем случае не выбрасывались. Хозяйки придерживались приметы не начинать новой ковриги, пока не съедена прежняя. В противном случае нищета могла прийти в дом. Хлеб никогда не лежал на голом столе и не прикрытым салфеткой. Во время обеда хлеб резали по ломтям во время трапезы столько, сколько может съесть член семьи. С малых лет дети росли в бережливом отношении к еде и хлебу. Трапезный стол занимал почетное место в красном углу под образами. Перед едой хозяйка расстилала скатерть, члены семьи осеняли себя крестом, читали краткую молитву. Под образа садился глава семьи, по его правую руку рассаживались мужчины, с левой стороны находились женщины. Обязательно ели два раза в день: в пять-шесть утра завтракали, обедали вечером, с закатом солнца. В промежутках ели что придется, пили квас, съедали постную лепешку, простоквашу, пили чай. В голодный год с появлением первых трав, используемых в пищу, пекли «ладки» — что-то вроде блинов из сеченого щавеля. Варили «путчу» — подобие каши из собранных в огороде «скублей», темно-серых зернышек щавеля. «Как больно мне, повидавшей много горя и голодных людей, видеть валяющиеся куски доброго хлеба на обочине дороги. Хорошо, если птицам скормят, а то могут просто недоесть и бросить», — сокрушалась старенькая жительница села Мария Ивановна Стан. Зимней пищей служили щи из квашеной капусты, различные каши, вареный картофель, сдобренный маслом. Чай пили из самовара, который являлся символом достатка в семье казака. Чай из самовара, да еще угольного, считался одним из лучших напитков. При расспросе старожилов, был ли в их семье самовар, получала всегда утвердительные ответы. Во время чаепития он ставился в центр обеденного стола таким образом, чтобы хозяйка могла наливать чашки и подавать членам семьи и гостям. На стол ставился самовар с кипяченой водой. Особый смысл придавал чаепитию приготовительный процесс. Ведь фраза «поставить самовар» означала накипятить в нем воду со всеми операциями. Лучшим считался чай, поставленный на сухих еловых шишках, сосновых лучинах, приготовленных заранее. Самовар был самым уютным в хозяйстве предметом. Семейные постоянно наблюдали, как тоненько подпевает себе самовар в начале работы, как сопит, пыхтит, требует внимания в конце, как смешит, показывая на своих боках искаженные людские лица. Испокон веков чай умели готовить из самых различных трав и растений. Особенно широко использовали высушенные листья смородины, малины, липовый цвет, мяту. Чай пили чаще без сахара или с медом, чтобы чувствовать аромат душистых и целебных трав. Для сельских жителей Покров день — один из самых важных осенних праздников, связанный в народной традиции с завершением сельских работ и началом зимы. Пограничное положение праздника Покрова между осенью и зимой обозначало день, по которому определяли погоду на предстоящую зиму, потому что для сельского жителя важно, насколько сурова будет зима. Соответственно примечали: «Какова погода на Покров — такова и зима». Или: «Откуда ветер на Покров, оттуда начнутся морозы». На Покров земля впервые покрывается снегом, в этот день мороз начинает властвовать. Но выпавший снег быстро таял, на дорогах слякоть, а для станичников важно было как можно скорее установить санный путь. Он накрепко устанавливался, спустя шесть недель после Покрова. Эта примета была важна для ездовых казаков, возивших почту. Им приходилось гнать лошадей буквально по бездорожью, выбирая проходимые места. Ожидали с нетерпением этот праздник молодые люди и просватанные девушки. Покров считался «покровителем свадеб» и девичьим праздником. В этот день обычно молодые устраивали гулянье и вечерку. Удачливой считалась та девушка, которая на Покров получала от суженого подарок. С этого дня женщины подольше засиживались с рукоделием — прядением, вязанием, ткачеством, вышиваньем и шитьем. Говорили: «Зазимье пришло — засидки привело». В день Покрова старались совершить ряд охранительных действий. Женщины сжигали старые соломенные постели. Они верили, что в этот день данный ритуал очистит постель от дурного. Набивали душистой соломой матрасы и из гигиенических целей. На Покров сжигали пожилые люди старую изношенную обувь и одежду. Казаки соблюдали традиции и обычаи при рождении ребенка в семье. Это событие приносило не только радость в дом, но и свои обязанности, особенно в нравственный климат семьи. Исстари повелось почитать обычай, когда женщина «в бремени» шила специальную рубаху для мужа, якобы наделенную оберегом, ритуальной символикой. Муж обязательно надевал ее на покос, чтобы пропотеть в ней. Не стирая, рубаху клали в сундук, чтобы отцовский дух не сглазили до самого крещения ребенка. После крещения ребенка в церкви новорожденного заворачивали в отцовскую «духовную» рубаху. Если родится мальчик, то считалось, что будет здоровый и работящий, а девочка богатой станет, выйдет удачно замуж. Почти те же цели преследовал обряд кормления. В дом, где родился новорожденный, посторонние не могли входить три дня. У ребенка срезали локон волос и клали у образов, чтобы предохранить дитя от лукавого святостью божьих ликов. Ребенка качали в люльке. Чаще это были люльки, подвешенные за железный крюк в потолке выступающей матицы. Богатые казаки заказывали люльки-качалки у плотников. Чаще такие люльки дарили новорожденному крестные отцы. Воспитательный процесс начинался с пеленок. Вначале это были колыбельные песни бабушек или мам. В них пелось о том, что пока ребенок в колыбельке, но уже имеет имя и фамилию достойного отца, который на службе и в походах не забывает о новорожденном, о том, что его любят и желают, что когда он вырастет, то обязательно станет таким, как его отец или мать. Дети во все времена чем-то играли. Ни один ребенок не вырос без игрушек. В основном были игрушки, сделанные кустарным способом дедушкой или бабушкой. Зажиточные покупали игрушки в лавках торговцев. Среди немногочисленных игрушек дети больше играли глиняными свистульками и погремушками. Свистульки делали в виде разных ярко разукрашенных птиц. Многие дети казаков везли в новые края свои игрушки, пряча их в карманы пиджаков и за ворот рубахи. Им тоже хотелось, как и родителям, увезти из родной хаты самое дорогое — игрушки, но мать, собирая вещи, все почему-то откладывала их в сторону. Говорила, что веса и так много. Подростки сами определяли судьбу своих игрушек — оставлять их или нет. Поэтому и прятали в укромных местах свое самое сокровенное — игрушку. Среди них были сипелки, грематушки, куклы и матрешки. Мастерового, который лепил из глины игрушки, называли «лепило». На новом месте мамы в немом изумлении восторгались находчивостью своих детей. Подростки любили играть в русскую лапту, в чижика, прятки, кости. Детей воспитывали постоянно и последовательно, по установившимся традициям семьи и общества. Воспитательный процесс был длительным. Чувство осознанной необходимости помогать родителям по хозяйству впитывалось детьми с молоком матери. Дети просто не представляли для себя иной роли, чем та, которая возлагалась домашним бытом. Если проследить разделение труда в казачьей семье, то после родителей вклад дочерей был более ранним и значительным, чем у мальчиков. К семи годам девочки умели полоскать белье. Работа эта трудоемка даже для взрослой женщины. Девочки кормили рогатый скот, могли доить коров, коз, прибрать в избе. А к девяти годам умели уже вышивать, прясть, приобщались к узорному ткачеству и, конечно же, готовили пищу. Мальчики в пять лет пасли птицу, в шесть-семь — домашний скот, ухаживали за лошадьми. Как тень ходил сын за отцом, куда бы тот ни шел, что бы ни делал. Наблюдал за отцом и сызмальства перенимал трудовые навыки, оказывал посильную помощь. С десяти лет мальчишки умели управлять лошадьми, запрягать их в сбрую и скакать верхом. С этих лет они приобщались к традиционным местным ремеслам, мастерили вещи, необходимые в хозяйстве. Умели точить и править косы, серпы, ножи, плести нагайки. Водили лошадей во время пахоты, работали на сенокосах и жатве зерновых, помогали заготавливать дрова и ходили с отцами на охоту, умели стрелять. Верна в те времена была крестьянская поговорка «Чему в десять лет научишь, то через десять лет получишь». От воспитания детей зависело, будет ли у родителей впереди обеспеченная старость. Все описанные традиции и обряды тесно связаны с жизнью и бытом станичников, впитывались с молоком матери и были путеводителями в жизни каждого из них. Традиции и обряды являлись отдушиной в их нелегкой казачьей жизни. Сохранились они ныне в памяти старожилов села. Благодаря словоохотливым бабушкам мы можем по крупицам составить понятие об образе жизни в годы казачества. Нынешнее поколение жителей села благодарны М. И. Стан, М. И. Сучковой, А. И. Коваленко, П. Н. Зуевой, Е. К. Зелинской, И. И. Михайловой, Е. П. Черновой, Н. П. Соснину и многим другим, кто, несмотря на возраст и перенесенные невзгоды, поделился интереснейшими историями из своей жизни. Наталья МИЛУШОВА, |
|||
|
|