Словесница Искусств

Огонь в культуре коренных народов Приамурья

Огонь — это жизнь. Без освоения этой грозной стихии человек так бы и остался видом слабых животных, специализирующихся на собирательстве, ареалом распространения которого стали бы тропики и субтропики. Огонь до сих пор вызывает у человека ужас и восхищение, чувство опасности и благодарность. «Чего может бояться все живое на земле?» — спросила подружек Гэюне — героиня одноименной нанайской легенды. Не могли они отгадать. Тогда она ответила: «Огня!»

Культ огня, представления о духе-хозяине огня — наиболее древние у всех народов мира. Нанайцы представляли огонь живым, могущественным, добрым и жадным одновременно. Амурские нанайцы назвали духа-хозяина огня Подя (произносится «Подзиа» с ударением на последнем слоге), уссурийские — Фадзя.

Духа-хозяина огня всегда угощали: как в жилом помещении через огонь очага, так и на промысле через огонь костра. «Очень часто, почти ежедневно, приносится огню жертва дома во время еды; обыкновенно старший в семье перед тем, как приняться за еду, отделяет от каждого кушанья крошечные порции и кидает в огонь; льют в огонь и напитки, особенно водку», — писал И. А. Лопатин. Во время таежного промысла охотник приступал к еде после угощения духа-хозяина огня в «ничтожных количествах» теми блюдами, которые приготовил для себя.

По свидетельству горинского нанайца В. М. Самара, охотник на месте промысла всегда делал угощение духу-хозяину огня (богу огня, по выражению информанта) Подя. Он варил рисовую кашу, заливал растительным маслом, комбижиром или рыбьим жиром. С собой охотник приносил водку. Сначала брызгал ее пальцем в огонь, потом бросал в него несколько кусочков каши, затем табак дамахи. Во время угощения охотник произносил свою просьбу духу с импровизированным текстом. Суть обращения сводилась к следующему: «Мы пришли к тебе, помоги нам». Охотники села Кондон до сих пор придерживаются этого обычая. Жертвоприношение, угощение духу-хозяину огня делает на месте охоты самый старший из охотников.

Подя можно было «угощать» едой, приготовленной из продуктов, добытых здесь же, на промысле, например рыбой: «Кя, Подя! Не обижайся, угощаю тебя чем могу, твоим же сомом».

Горинские нанайцы, выезжая на Амур для заготовки осенней кеты, после первого улова также совершали обряд угощения духа-хозяина огня Подя. Старики нагревали водку, разливали ее по маленьким рюмочкам итанги, «похожим на наперстки». После чего произносили произвольный текст примерно следующего содержания: «Кя, Подя! Не жалей нам своего добра, поделись с нами. Мы будем честны, как всегда, обманывать твоих слуг, живность твою не собираемся. Наживаться на обмане грех. Мы молимся за себя и особенно за наших неопытных добытчиков. Обманывать не станем. Кя, Подя!» Затем молившиеся обмакивали указательные пальцы в водку, брызгали на четыре стороны света со словами: «Кя, Подя, не забывай нас, не обижай!», и выпивали содержимое итанги. Во второй половине ХХ века ритуал общения с духом-хозяином упростился. Сначала Подя надо было водку поставить — с чайную ложку, можно 100 граммов. Затем ставили закуску: «Юколу, хлеб, кашу, лучок, черемши немного кладут в тарелочку рядом с кружкой». После этих приготовлений обращались к Подя, говорили так: «Кя, Подя! Дай мне соболя!» или: «Подя, ты мне в этом году дай много соболей, и я не пожалею. Всегда, когда буду пить, тебе налью». М. З. Бельды говорил на рыбалке: «Кя, Подя, дай рыбу мне, много не надо. Мне хватит полмешка карасей и четыре сазана». Он макал в стакан с водкой указательный палец правой руки и брызгал 2–3 раза в разные стороны, потом ел сам. Постоявшую минут 15 водку можно было выпить самому или с напарником поделить. Если костер вспыхивал при попадании в него капель водки, кусочков еды, это означало, что Подя «принял угощение». Как уточнил сикачи-алянский нанаец В. В. Бельды, «много лить в костер водки нельзя, пьяным будет Подя». На каждой стоянке, ночевке, где разжигали костер, делали угощение Подя — сугди. Ульчи не говорили вслух свою просьбу к хозяину огня, мысленно просили удачу, хорошей погоды.

По свидетельству нанайки Т. А. Бельды, говорить о Подя вслух было нельзя — соромбори, обсуждать нельзя. Дух огня не только способствовал успеху на охоте и рыбалке.
Т. А. Бельды рассказала как типичный один случай, произошедший с ее дедом и бабкой. Они ездили на Эморон ловить рыбу. Дед ловил, бабка обрабатывала, заготавливала. Они уже собрались ехать домой, когда установилась безветренная погода. Дед обратился к Подя, «водки побрызгал, на коленях попросил ветра домой доехать. Пока поели, собрали вещи, заготовленную рыбу, подул легкий ветер. Они поставили парус, поехали. Добрались до дома, и ветер прекратился».

По представлениям коренных народов Приамурья дух-хозяин огня мог находиться в гнилом дереве. Прежде чем срубить такое дерево, к нему обращались с объяснением необходимости его рубки и просьбой к духу-хозяину огня покинуть это дерево.

Нанайцы считали Подя хозяином муравьев. За осквернение муравейника Подя якобы наказывал человека нагноением глаз и нарывами на теле и лице.

Как выглядел Подя в представлениях нанайцев? В ответ на этот вопрос М. З. Бельды рассказал следующую легенду. В старину люди поехали на охоту, обнаружили много следов соболей, поставили ловушки, а добычи нет. Легли спать. Старший из охотников увидел сон. В месте костра в аонга ходили маленькие люди — сантиметров 7–12 — и ворчали: «Ничего поесть нет, ничего не кинули». Охотник проснулся, поняв, что это были Подя. Он запретил своим товарищам идти на охоту и предложил совершить моление. После совершения моления старший охотник опять увидел сон. В нем около костра бегали маленькие (около 7 см) и очень маленькие (примерно 1,5 см) человечки, много человечков (человек 15), радовались, танцевали даже. С тех пор Подя кормить стали. Другие охотники не видели подобный сон. О величине Подя говорит и такая характеристика, данная М. З. Бельды: подя — «такой маленький народ, им много не надо: с одной капли захмелеют».

Многие нанайцы представляли Подя древним стариком с многочисленной семьей. Неосторожные или провокационные действия человека могли убить детей Подя.

В одной из легенд, записанной в селе Джуен от Киле Тунки, Подя был женского рода — эктэ подя. Она жила под землей и вышла замуж за человека. Однако жили они врозь (жена — в земле, муж — в лесу), их брак был бездетным, но богатым — «всего было в достатке».

Особый интерес имеют сведения И. А. Лопатина о представлениях нанайцев, касающихся внешнего вида и одежды духа огня: «Этого духа огненной стихии гольды представляют в образе дряхлой, сгорбленной старухи в красном халате». По мнению И. А. Лопатина, словом Фадзя нанайцы называли собственно огонь, а его духа считали женского пола и именовали Фадзя-Мама. По информации исследователя, так же представляли духа огня нивхи.

На современном этапе среди нанайцев бытует также мнение, что в прошлом нанайцы Подя в конкретном виде не представляли, это абстрактный образ.

Мифологический образ духа-хозяина огня распространен у всех тунгусо-маньчжуров. В одних мифах это пожилая женщина, в других — пожилой мужчина. По мнению кандидата филологических наук Н. Б. Киле, более древним является женский образ хозяйки огня, живущей под землей на сухих и высоких местах и избегающей болот, марей, кочкарника. С переходом от материнского рода к отцовскому образ Подя изменился, приобрел вид пожилого мужчины, хозяйка же огня стала считаться женой или вовсе была вытеснена.

В нанайской мифологии не существует универсального духа-хозяина огня. В образе Подя обобщены представления нанайцев о множестве духов огня, «живших» в границах той или иной территории. Конкретный дух Подя якобы «не выходил» за пределы своих владений, границами которых были речки и мари, непреодолимые для него препятствия. По легендам, этим пользовались иногда некоторые нанайцы, обозлившиеся на духа огня за неудачи на промысле. Они варили кашу, «приглашали» Подя с семьей угоститься, переворачивали котел с горячим содержимым в огонь, котел раскалывали. После этого сразу же покидали это место, бежали за марь, за речку, чтобы Подя «не догнал». Дух огня будет искать обидчика, врага, пока не накажет, но может и не найти. Однако, в целом, нанайцы верили в справедливость Подя.

Неудачи на промысле нанайцы объясняли наказанием Подя за нарушение закона тайги и охоты. Они верили, что сильный духом человек (редкий среди людей) мог бороться с Подя, победить его и сделать послушным себе, как собаку.

В обращении с огнем у нанайцев имеются разные запреты. Согласно одному из них нельзя втыкать в землю острые предметы, чтобы не поранить Подя. Традиция запрещала «резать» пламя костра ножом, втыкать нож в костер. Такое поведение считалось проявлением неуважения к хозяину огня, за что он наказывал. «Заболеешь», — сказала А. А. Самар. В сборнике «Нанайский фольклор» границы данного запрета расширены: нельзя втыкать в землю любой заостренный предмет. Прежде чем рубить корень в тайге или кочку, охотники вслух предупреждали: «Пудя, пудя, убери ноги, как бы тебя не поранить». Нельзя было плевать в огонь: оскорбишь духа огня — заболеешь — «все губы опухнут». Нельзя было вылить из котелка кипяток, не предупредив: «Пудя, пудя, убери ноги, как бы не ошпарить». Более того, запрещалось тушить костер водой: «Грех, дуэнтэ энуни — таежная болезнь, опухнешь», только землей. Детям нельзя было играть с огнем, разжигать его, тушить. Запрещалось после поедания мяса медведя дуть на огонь. Поэтому вечером после такой трапезы огонь в лампе не задували, как обычно, а подворачивали фитиль.

В костер, домашний очаг нельзя было бросать огрызки. Это обидит духа-хозяина огня. Традицией запрещалось бросать в огонь мусор. По свидетельству информанта
С. Н. Оненко: «Какая грязь в старом нанайском доме?! Пол глиняный. Его водой затирали. Нанайская грязь — это береста, стружки, солома — их можно в костер». Но нельзя было кидать в костер стружки из колыбели, стружки от роженицы, стружки, использованные женщинами как прокладки (так же считали и ульчи). Их выносили на улицу, выбрасывая с особыми словами. Стружки-прокладки зарывали в землю. Запрещалось перешагивать через огонь, костровище — соромбори, заболеешь — «что угодно заболит». Нельзя было бросать в огонь кости, где бы то ни было. Нанайцы считали, что за подобное «угощение» Подя обидится и не даст добычи. Когда рубили сухие сучья, чтобы подбросить в огонь, нанайцы говорили примерно следующее: «Подя, Подя, убери ноги, а то я тебя пораню». Они предупреждали Подя, когда выливали из котелка оставшийся невыпитым кипяток. Запрещалось перешагивать через головешку или кострище и даже наступать на старое пепелище, особенно детям. По свидетельству К. М. Бельды, Подя наказывает человека, наступившего «на огонь чужого человека». Информант был уверен, что хромает именно потому, что, идя на охоту, он наступил на костровище. Нельзя было перешагивать и дрова, брошенные в костер, — нога заболит.

Нельзя было рубить топором большие, длинные поленья, уже лежавшие в костре, разделывать на них мясо. Запрещалось играть головешками или шевелить угли острой палкой. Нарушение запретов приводило к заболеванию человека-нарушителя. У него могла опухнуть голова, на глазах и теле появлялись нарывы, человек якобы мог даже умереть. Таково было наказание духа-хозяина огня. Вместе с тем среди охотников бытовали и рациональные объяснения поведенческих запретов в отношении костра и огня вообще. Так, ороч
Г. Е. Акунка, информант С. В. Березницкого, запрет трогать костер, шевелить поленья, головешки объяснил следующим образом: «Если при ночевке в тайге будешь трогать костер, то искры из него прожгут палатку, одежду и вообще можно сгореть». Орочи назвали духа-хозяина огня Пузя, Пудя или Тава эзэни. Чаще всего они представляли его в виде старика или четы стариков Пуза и Пуза мамачан’и. Как рассказывали орочи пос. Снежный и Датта, Пузя (они уточняли, что она душа огня, ханя огня) — это «худая старуха, живущая в любом огне — очаге, костре, зажженной спичке и т. д. Она постоянно мерзнет и хочет есть, поэтому в костер необходимо подкладывать дрова, кидать кусочки мяса и брызгать водку. Муж этой старухи (дух-хозяин муравьев) Икта адзани живет в гнилушках и муравейниках. У него в подчинении находится дикий кабан. Если охотники потревожат муравейник или, проходя мимо него, плохо скажут о диких кабанах и свиньях, то кабан узнает об этом и расскажет духу-хозяину огня, а тот накажет провинившихся: сперва у них воспалятся глаза, а потом по всему тему появятся незаживающие язвы.

Хорские удэгейцы называли духа-хозяина огня Тоо пузани. Они считали, что владыка огня находится в очаге, костре или там, где раньше горел огонь. Удэгейцы верили, что Тоо пузани всегда возле человека, «ведь человек на огне готовит себе поесть».

Иманские удэгейцы называли духов-хозяев огня Пуза мама и Пуза одо — старуха и старик, бабушка и дедушка, верили, что у них есть дети. Духов-хозяев огня угощали. Из первой рюмки спиртного указательным пальцем левой руки обязательно брызгали трижды в разные стороны по капле водки и говорили: «Это тебе, Пуза-бабушка. Это тебе Пуза-дедушка, чтобы мне жить хорошо было». Чтобы угостить духов растительным маслом, набирали его в рот и брызгали в огонь.

У удэгейцев также были запреты, связанные с огнем, например, через костер нельзя прыгать, мочиться нельзя в костер и рядом с ним. Нельзя втыкать острые предметы в костер. «Ондо — грех, нельзя. Поранишь Подя. Заболит то место, где поранил Подя», — пояснила смысл данного запрета В. Т. Кялундзюга. Муж В. Т. Кялундзюга заливал угли костер водой из чайника. По словам Валентины Тунсяновны, так делали уже в наше время, а раньше убирали недогоревшие ветки от углей. Пока собирались, угли прогорали. Землей костер никогда не забрасывали.

Нивхи считали, что грех трогать огонь ножом или топором: он якобы мог рассердиться и послать болезнь, например заболят глаза, появятся чирьи, золотуха или нога вспухнет.

Крупный российский исследователь культуры эвенков Г. М. Василевич писала об отношении эвенков к огню: «Значение огня проходит красной нитью через всю жизнь тунгуса. Огонь охраняет тунгуса от злых духов, и тунгус один в лесу никогда не ляжет спать без костра... Не только на промысле, но и дома, каждый охотник считает своей обязанностью, перед тем как начать есть мясо, накормить огонь с обращением... Огонь, вернее хозяин огня, все слышит и чувствует. Зря бросать или втыкать в землю около огневища нож или острый предмет нельзя — на промысле огонь не будет гореть. Кровь или воду с кровью нельзя выливать около огня — хозяин обидится и в следующий раз не пошлет зверя или птицу. Потрескивание огня во время каких-либо разговоров или споров говорит о том, что надо предпринять обратное. Автор была свидетельницей, когда охотник собравшийся на промысел, услышав такое потрескивание, разделся и в этот день на охоту не пошел. Бульканье огня ... (разговор огня) по утрам предвещает хорошее, по вечерам — плохое. Шипение огня означает хорошее предзнаменование для охотника, говорят: »... бабушка шикнула, много зверя добудем«. Последнее замечание эвенкийского охотника свидетельствует, что эвенки представляли духа огня женщиной.

Эвенки верили, что нельзя перешагивать пепелище. По словам Т. В. Даминовой, она всегда обходит пепелище до сих пор. Нельзя топтать огонь, нельзя плевать в огонь. Одёкит, грех.

Старики эвенки слушали костер. Они специально заготавливали хорошие дрова, протапливали и слушали звуки огня после ужина. «Чук-чук-чук» — пикнет в костре три раза, надо стадо идти проведывать, волки оленей разогнали. Пиканье костра могло предвещать чью-либо болезнь или перелом ноги. «Или заболеет, или ногу сломает. Пиканье — поверье», — говорил нам П. Н. Сабрский.

По традициям эвенов в костер никогда нельзя плевать. Когда костер гасишь, в центре должен остаться сухой участок (информант показала кольцо из пальцев). Костер разжигают в местах, где нет сквозняка.

По утверждению негидалки А. Е. Трубы, во рту болячки появятся, если будешь плевать в огонь, женские болезни разовьются, если через костер перешагнешь. Топтать нельзя костер, как выразилась информант, тоже что-то плохое будет, заболеешь. В огонь самое лучшее бросали: «Если пьем, обязательно нальем, если едим, обязательно бросим кусочек еды в костер». Л. А. Сайгушева говорила: «Перед тем как кушать, надо поделиться с костром. Он тебя кормит, обогревает. „Тоого ду!“, т. е. „Дай костру!“. „Тоо“ — огонь. Кусочек хлебушка отломить, ложку еды бросить, немного водки капнуть».

«Нельзя топтать огонь, нельзя ругаться на огонь. Зачем? Он нас кормит, греет. Как на него будешь ругаться? Острые предметы в огонь тыкать нельзя. Нельзя перешагивать через костер, между ногами нарывы появятся», — говорила М. К. Охлопкова.

О. П. Гульчаева рассказывала, что ей всегда говорили старшие: «Не плюй в огонь — на языке болячка выступит. Не наступай на огонь, ты его оскорбляешь, тоже болячка выступит. Не бросай острые предметы в огонь, ему будет больно. При нем (огне) нельзя было маты гнуть, говорить нехорошие вещи. Сикать на огонь нельзя, между ног выскочит болячка. Вообще огонь обижать нельзя, обидится».

От негидалки А. П. Надеиной услышали мы легенду, связанную с обычаем кормить огонь. «Два человека пошли в лес. Один говорит: „Надо дать огню, попросить удачи, хорошо чтобы было в лесу“. Другой ответил, мол, зачем это делать, не надо. И не дал огню. Легли они спать у костра. Утром просыпается охотник, который дал огню, видит, выпал снег, товарища рядом нигде нет. Пошел по следам. Шел-шел, дошел до ущелья. Видит, ноги торчат. Второго охотника задавило, только ноги торчат. Одяви. Когда находишься в лесу, всегда надо дать огню — тоого ду».

Огонь и дух-хозяин огня почитаются коренными народами Приамурья до настоящего времени, правда, нередко можно ощутить некую фамильярность в обращении с ним. Некоторые наши информанты использовали в своих рассказах о духе-хозяине огня уменьшительно-ласкательное «Подяшка».

Татьяна МЕЛЬНИКОВА,
кандидат исторических наук, главный хранитель Хабаровского краевого краеведческого музея им. Н. И. Гродекова
Фото автора

Информанты:

1. Афанасьева Ульяна Васильевна, эвенка, 1936 г. р., с. Вятское.
2. Бельды Владимир Владимирович, нанаец, с. Сикачи-Алян.
3. Бельды Константин Мактович, нанаец, 1935 г. р., с. Троицкое.
4. Бельды Михаил Зоросович, нанаец, 1930 г. р., с. Джари.
5. Бельды Раиса Алексеевна, нанайка, 1946 г. р., с. Найхин.
6. Гульчаева Ольга Петровна, негидалка, 1954 — 2003, с. Владимировка.
7. Даминова Таисия Викторовна, эвенкийка, 1946 г. р., пос. им. П. Осипенко.
8. Дигор Ксения Ивановна, нанайка, 1915 — 2002, с. Кондон.
9. Дункай Иван Иванович, удэгеец, 1952 г. р., с. Красный Яр.
10. Дявгада Николай Николаевич, с. Богородское.
11. Киле Антонина Сергеевна, нанайка, 1929 г. р., г. Хабаровск.
12. Кимонко Дмитрий Викторович, удэгеец, 1960 г. р., с. Гвасюги.
13. Кялундзюга Валентина Тунсяновна, удэгейка, 1936 г. р., с. Гвасюги.
14. Куту Таисия Родионовна, ульчанка, 1955 г. р.
15. Малюга Татьяна Николаевна, эвенкийка, пос. им. П. Осипенко.
16. Надеина Анна Порфирьевна, негидалка, 1916 г. р., с. Владимировка.
17. Оненко Светлана Николаевна, нанайка, 1955 г. р., с. Сикачи-Алян.
18. Охлопкова Мария Кузьминична, эвенкийка, 1926 г. р., с. Владимировка.
19. Сабрский Павел Николаевич, эвенк, 1941 г. р., с. Тополево
20. Сайгушева Людмила Антоновна, негидалка, 1940 г. р., пос. П. Осипенко.
21. Самар Анна Александровна, нанайка, 1918 г. р., г. Комсомольск-на-Амуре.
22. Самар Вениамин Михайлович, нанаец, 1945 г. р., с. Кондон.
23. Самар Любовь Федоровна, нанайка, 1954 г. р, с. Гвасюги.
24. Самар Юлия Дмитриевна, нанайка, 1938 г. р, г. Комсомольск-на-Амуре.
25. Серова Зоя Ивановна, нанайка, 1939 г. р., с. Нижние Халбы.
26. Труба Александра Егоровна, негидалка, 1947 г. р., с. Владимировка.

Литература

1. Бельды, М. Две матери одного сына: нанайс. сказка / М. Бельды // Красное знамя. — 1991. — 29 окт.
2. Березницкий, С. В. Мифология и верования орочей / С. В. Березницкий. — СПб.. Петерб. востоковедение, 1999. — 208 с.
3. Березницкий, С. В. Религиозные и рациональные аспекты в верованиях и обрядах коренных народов Дальнего Востока / С. В. Березницкий // Культура Дальнего Востока России и стран АТР: Восток—Запад. — Владивосток, 1997. — Вып. 3-4. — С. 61–64.
4. Березницкий, С. В. Этнические компоненты верований и ритуалов коренных народов Амуро­Сахалинского региона / С. В. Березницкий. — Владивосток: Дальнаука, 2003. — 486 с.
5. Василевич, Г. М. Некоторые данные по охотничьим обрядам и представлениям у тунгусов / Г. М. Василевич // Этнография. — 1930. — № 3. — С. 57–67.
6. Гейкер, В. И. Акашины берега: повесть, легенды, сказка / В. И. Гейкер; пер. с нанайс. — Хабаровск: Кн. изд­во, 1990. — 144 с.
7. Кондо, К. Наши гиляцкие суеверия / К. Кондо // Тайга и тундра. — 1930. — № 2. — С. 149–157.
8. Кялундзюга, В. Т. Кялундзюги­Симонова словарь удэгейского языка / В. Т. Кялундзюга, М. Д. Симонов. — Стеншев, 1998. — Т. 2. — С. 426–938.
9. Лопатин, А. И. Гольды амурские, уссурийские и сунгарийские / А. И. Лопатин. — Владивосток, 1922. — 370 с.
10. Нанайский фольклор: нингман, сиохор, тэлунгу. — Новосибирск, 1996. — 478 с.
11. Ходжер, Г. Г. Амур широкий: роман. Кн. 1: Конец большого дома / Г. Г. Ходжер. — М.. Совет. Россия, 1975. — 320 с.
12. Ходжер, Г. Г. Вещун: роман / Г. Г. Ходжер // Дал. Восток. — 1989. — № 9. — С. 3–42.
13. Ходжер, Г. Г. Непроглядные сумерки: роман / Г. Г. Ходжер. — Хабаровск: Кн. изд., 1991. — 512 с.
14. Чадаева, А. Я. Кондонский дневник / А. Я. Чадаева // Дал. Восток. — 1979. — № 3. — С. 138–145.
15. Чадаева, А. Я. Сказки Дачи Удинкан / А. Я. Чадаева // Дал. Восток. — 1989. — № 9. — С. 141–149.
16. Шаньшина, Е. В. Мифология первотворения у тунгусоязычных народов юга Дальнего Востока России: (опыт мифологической реконструкции и общего анализа) / Е. В. Шаньшина. — Владивосток, 2002. — 156 с.