Творчество Владимира Николаевича Уфимцева (1948–1991) воспринимается жизнью иной эпохи. С его портретов на нас смотрят люди: они не суетливы и не высокомерны, их не поместить на обложки глянцевых журналов, их чувства, их характеры не имеют никакой связи с настоящим.
Для художника комфортных времен не бывает. Единственное, что волнует и тревожит совесть, что художники, проживающие далеко за Уралом, часто обречены на забвение. Исключение — художники Якутии, в отношении к ним и со стороны власти, и со стороны искусствоведов есть уважение и понимание. Увы, на Дальнем Востоке в послереволюционной России нет и не было коллекционеров, катастрофично малое число художественных музеев, галерей, которые могли бы полно составить собрание современников, включая творчество художников-дальневосточников. Нет и перспектив достойного издания монографий и альбомов, которые могли бы в полной мере раскрыть и познакомить с наследием изобразительного искусства. Как правило, в определенные моменты вспоминают о культуре и искусстве для восстановления уважения к нации и для самосознания, что живем мы не только на огромной территории, где немереное богатство природных ресурсов, что главное богатство этой территории все-таки люди. И в самом деле, имея в запасниках картинной галереи имени А. М. Федотова маленькую толику того, что создано мастерами кисти и резца, художниками-дальневосточниками, приходишь в восторг и начинаешь осознавать: те, кто рядом с тобой жил, создали образцы произведений, достойные по уровню любого музея. И есть доказательства тому! В 1960–80-е годы экспозиция художественного музея была построена таким образом: от знакомства с иконами северных писем зрители переходили в раздел светского искусства XVIII века, где находились портреты эпохи Елизаветы Петровны, Екатерины II, затем знакомились с XIX веком — Тропининым, Маковским, Репиным, далее — Серебряный век. Советский период был представлен Петровым-Водкиным, Крымовым... и, наконец, естественным образом экскурсанты переходили в раздел искусства Дальнего Востока, где висели полотна Федотова, Цивилёва, Шахназарова. Уровень полотен дальневосточников ни у кого не вызывал сомнений, поскольку все эти вехи изобразительного искусства России неразрывно связаны между собой. Тем самым воспитывалось уважение к творцам-современникам как создателям духовной культуры. Для чего еще человек живет? Другой пример: что же бросились вывозить в 1990-х годах иностранные туристы из «просветленной» России, конкретно с Дальнего Востока? Предметы искусства, большей частью живопись, графику, скульптуру.
Поэтому в последнее время при общем плаче о скудости российских талантов уходят в небытие удивительные пласты творчества, которые могли бы составить гордость любой нации. Кто же в 1990-е годы задумывался о такой «малости» как наследие художника Владимира Николаевича Уфимцева? К Уфимцеву судьба была неблагосклонна, ему было отведено совсем немного, сорок два года. Сейчас можно только гадать, как сложилась бы его творческая жизнь. Блестящий портретист мог бы замечательно справиться с любыми капризами заказчика. Нет, Уфимцев и капризы заказчика — вещи несовместные. С другой стороны, я все больше убеждаюсь, что минувшее время недоразвитого социализма давало возможность именно творцам типа Уфимцева свободно парить над ним. В связи с этим приходят на память строки из «Маленьких трагедий» Пушкина — «бездельники свободы». Это об Уфимцевых. Никто в мастерскую не врывался и не требовал писать ходоков у Ленина. Поэтому писалось неспешно, без суеты, с перерывами для шумных встреч с друзьями по кисти, поклонницами, с моделями, которые затем появлялись среди портретных образов современников.
Владимир Уфимцев родился 8 ноября 1948 года в г. Николаеве на Украине. Его биография обычна для человека, живущего в советский период нашего отечества. Мать Евгения Сергеевна Уфимцева — доктор-фтизиатр, отец Николай Николаевич Уфимцев — военный. Познакомились родители художника на фронте. Владимир Николаевич окончил Одесское художественное училище им. М. Б. Грекова. Был призван в армию. Демобилизовавшись, так и не сняв гимнастерку, приехал поступать в Московский государственный художественный институт имени В. И. Сурикова, преодолел внушительный конкурс и поступил. В институте еще два года ходил в защитной гимнастерке, оттого сокурсники звали его «пехотой».
Из его выпуска 1977 года пять человек получили распределение на Дальний Восток, Уфимцев — в город Хабаровск. Со слов Владимира, более изворотливые сокурсники сделали так, что вместо них он оказался в Комсомольске-на-Амуре, в городе обманутой мечты, так в шутку называли этот город жители Дальнего Востока. Молодые выпускники столичных художественных институтов, к которым относился Уфимцев, получали все, чтобы, не отвлекаясь на бытовую суету, творить: квартиру, мастерскую, заказы. Произведения без особых препятствий проходили выставкомы и демонстрировались на всех выставках и вернисажах вплоть до всесоюзных. Постоянное участие в художественных выставках сулило быстрое членство в Союзе художников СССР, что, в свою очередь, гарантировало блестящую возможность работать на творческих дачах — в Крыму, Прибалтике, Подмосковье, на Байкале. И эти блага были платой за огромные расстояния от Москвы и зимние температуры. Художникам, живущим в Ярославле или Витебске, Владимире или Калуге, таких привилегий приходилось добиваться годами, десятилетиями. Исключениями были яркий талант или случаи, когда находились сильные покровители. В реальности далеко не все выпускники столичных вузов оправдывали надежды. Нам известен печальный список художников, волей судеб заброшенных на эту огромную, загадочную, так и непокоренную ими территорию. Многие из них не оставили ни доброй памяти, ни следа в изобразительном искусстве Дальнего Востока. Но есть те (к ним относится Владимир Уфимцев), которым многочисленные потомки будут благодарны, они включены в достойный список, называемый наследием.
Уфимцев не обладал снобизмом и напористостью столичного художника, точнее выпускника столичного вуза, чувствующего превосходство над «аборигенами». В лице Уфимцева Хабаровский Союз художников получил профессионала и был заинтересован в нем. Его картины, портреты, пейзажи легко преодолевали выставкомы любого уровня и демонстрировались на вернисажах зональных, республиканских, всесоюзных выставок. Также без особых затруднений в 1982 году он стал членом Союза художников СССР. Конечно, официального признания в виде звания «Заслуженный художник РСФСР» или иных наград в те регламентированные времена ожидать ему не следовало — образ жизни не соответствовал. Часто некоторые художники тратили много сил на исполнение так называемой халтуры, объясняли — ради хлеба насущного, тем самым растрачивали «души прекрасные порывы». Другие, как Уфимцев, выбирали опасный образ жизни, который не сулил долголетия — неустроенный быт с шумными застольями, где можно было освободиться от тяжести нахлынувших чувств. Отчего самые неординарные таланты России выбирали последний вариант? В этом заключалось ощущение свободы? Или это была форма протеста? Вспоминается крылатая фраза дальневосточного корифея живописи: «Выпил с утра — и свободен целый день». Казалось бы, за столь бурную короткую жизнь (сорок один год), успеть много невозможно. Но посмертная выставка художника Владимира Уфимцева свидетельствовала об огромном творческом наследии — пейзажи, натюрморты, портреты. Поэты, студенты, геологи, писатели, друзья и знакомые... Портрет как жанр требует не только высокой профессиональной подготовки. Художник всегда ставит задачу создать конкретный образ, если для него модель является только причиной, в таком случае важным становится изобразительное решение. Валентин Серов своему неудовлетворенному заказчику часто говорил: «Я рад, что Вы похожи на мой портрет». Почему портреты Уфимцева так привлекательны и всегда вызывали у зрителя восхищение и уважение к художнику? Видимо потому, что не писал заказных портретов, среди его портретируемых нет значительных персонажей, коими по статусу в ту пору являлись Герои Социалистического Труда, так же как ныне депутаты, официальные лица. Герои его портретов, прежде всего, интересны духовной жизнью, это психологически разные портреты его современников. Умение чувствовать человека, его характер давало художнику возможность выявить ту черту, которая становилась главной. В мужских портретах это помогало создать цельный образ, наполненную смыслом жизнь. Но «особенно люблю писать женщин и цветы, самое тонкое и сложное, трепетное и хрупкое, что развивает чувства и интуицию». В его женских портретах свет души отражается в лицах героинь, ведь без отблеска внутренней жизни не бывает портрета. «Современница» — портрет в технике масляной живописи. При всем блеске внешней красоты художник ставит задачу сосредоточиться на чувствах и состоянии души портретируемой. Поражает филигранная пластическая точность портрета, завораживает игра света и тени, здесь он использует технику гладкого письма и лессировки. В портрете «Девушка в белом» при всем независимом характере изображаемой модели художнику еще важно передать ее близость к природе. Поэтому он использует манеру импрессионистического письма, и фоном для модели служит естественная среда — роскошная зелень сада. Жанр портрета для Уфимцева еще и причина испытать себя. Он тренировал себя в разнообразнейших техниках: темпера, масляная живопись, акварель, сепия, сангина, карандаш... Любил редко используемый дальневосточными художниками карандаш, наверное потому, что в карандаше легко обнаруживается слабость профессиональной подготовки. Чтобы стать известным, Уфимцеву было достаточно выполнить в карандаше серию женских портретов. В них чувствуется рука маэстро, они созданы восхищенной и нежной душой. В портрете жены Светланы автору важна изящная линия, в другом — «Женщина в чалме» — работа светотенью, которая дает возможность выявить тонкость натуры. К сожалению, портретов, выполненных карандашом, сохранилось немного, а те, что остались, плохо хранились. Как правило, наследники дорожат тем, что легко продается, что на взгляд обывателя более ценно.
Свободное владение техниками, манерами обращало внимание и вызывало уважение не только у зрителя, но прежде всего у коллег-художников. Уфимцев испытывал себя в раскрытии разных секретов живописи, когда не грех было вспомнить и старых мастеров. Отсюда появились очень разные по манере натюрморты — «Ветвь черемухи», «Букет сирени», «Ландыши». Художник поднимал пласты традиций прежних веков, изучая технику старых мастеров, проверяя ее опытом нового времени, новой жизни. Художник может изучать любые стилевые и образные системы, может обратиться в далекое прошлое и даже что-то заимствовать у своего соседа по мастерской — все это его личное дело. Решает то, чего он добился в итоге.
По диплому Владимир Николаевич Уфимцев — художник монументальной живописи. Но его обходили заказами, относящимися к произведениям монументального искусства, — выполнить роспись или мозаику. Такие заказы давали художнику удовлетворение не только в плане творческом, они еще и хорошо оплачивались. Увы, бороться за них Уфимцев не умел, не обладал нужными свойствами характера. Часто к выполнению росписи или мозаики допускались художники, не имеющие никаких на то оснований. Жаль, советское монументальное искусство Дальнего Востока периода 1970–80-х годов зачастую не отвечает понятию вечности.
Тайну внутренней жизни художника раскрывают автопортреты. Несмотря на небрежное отношение к своей персоне, Уфимцев создал их более десяти: в масляной живописи, в акварели, в гуаши, в карандаше. В автопортретах трудно лицемерить, поэтому нередко именно в них художник на себя более всего похож. Вот автопортрет, где Уфимцев в белой блузе, с вьющимися волосами до плеч, здесь он ассоциирует себя со старыми мастерами. Автопортрет, созданный в карандаше, представляет его декламирующим лицедеем. В «Автопортрете с каталогом» он с большой иронией и даже с некоторым сарказмом запечатлел нетленное желание каждого творца остаться в вечности. Автопортрет «Заходите в гости» более соответствует его привычкам и внешним данным — небольшого роста, громкий, чаще подшофе. По приезде в Хабаровск еще можно было наблюдать некоторую продуманность в его одежде, каким он возвращался, точнее грузился в Комсомольск, трудно сказать. Каким его можно было увидеть? Не это главное в жизни художника. Все-таки его основная жизнь остается на холсте, в камне, металле. Именно об этом можно было зачастую слышать в рассуждениях за чашкой с «чаем» интеллигенции семидесятых. И в обществе существовала убежденность, что художник, поэт, актер — каста избранных, потому им позволялась немного больше, чем простому обывателю. Минувший ХХ век — век ученых, поэтов, писателей, художников, актеров, и именно к ним относились с пиететом.
Разве можно нетвердой рукой создать такие сложные по форме и погружению в человеческий характер портреты, как «Девушка в голубом», «Портрет художника С. Н. Золотарева», «Портрет писателя Коренева»? Картины «Плачущие яблоки», «Гимнастки»? Блестящее владение, рисунком, техниками и различными манерами письма давали ему возможность свободно воплощать творческие замыслы. «Плачущие яблоки» — картина посвящена памяти поэта Семенова. Высокая вертикаль неба, на его фоне мольберт. Главное изображение картины — 27 яблок, со слов автора, они символизируют членов Комсомольской организации Союза художников СССР, на тот момент их было именно столько. Яблоки в качестве аллегории, они разные: есть большие красные, есть едва заметные, есть подгнившие, но самое зеленое и кислое — он, Уфимцев. Картина немного печальная, и в то же время красивое, манящее и бесконечное небо создает возвышенное чувство. Вот так пронзительно смог передать художник чувство долга и предназначение поэта и ощущение, увы, быстротекущего времени.
«Мое самое социальное полотно — «Интердевочка», — шутливо говорил Уфимцев. «Интердевочка» Уфимцева изображена в виде куриной тушки на фоне бесконечно лазурного неба. В 1987 году эта небольшая работа имела только ассоциацию с зарубежными поставками куриных тушек, которые спасали население страны СССР. Веселый, ироничный художник усмотрел в куриной тушке обнаженность легкой и красивой жизни, поскольку кредо жизни той поры — «заграница нам поможет». Уфимцев не страдал снобизмом, его не преследовало желание создать нечто неординарное по форме и неформальное по замыслу. Он был профессионалом, поэтому его не мучили ущербные мысли потрясти обывателя. Он также не вымучивал замыслы больших тем, которые, как правило, рождались под негласным официальным заказом. Например, темы, касающиеся больших строек, особенно грандиозной стройки БАМа, или тема изменений в жизни малочисленных народов при советской власти. Без таких тем в творчестве нельзя было рассчитывать на большие гонорары и присвоение званий.
Также для него, родившегося в теплом, ласковом климате, не явилось сложным поразиться размахом дальневосточной природы. Она восхищала: художник восторгался высоким небом, удивительными пространствами и необычной природной архитектурой. Уфимцев не ставил перед собой задачи повторить стереотип сурового края: передать сопки, скалы, отроги — пространства Дальнего Востока. Федотов единственный из тысячи художников, кто смог этот масштаб передать талантливо, мощно. Владимир Николаевич создавал дальневосточный пейзаж через фантастические закаты, высокое небо и дальние сопки, через весенние проталины, прибрежные заросли осоки, тишину наступающего утра. Он создал сотни пейзажей, где поэтически тонко переданы временные нюансы, существующие в природе. Какие замечательные пейзажи он оставил нам! «Тишина», «Сумерки», «Весна», «Голубое утро». В свои учителя и старшие друзья он выбрал Алексея Федотова, в нем видел не только мастера, но человека, который мог бы его понять. Оба были сильными живописцами, на этом и заканчивается их творческое сходство. Объединяло отношение к искусству, образ жизни и надетая маска немного шута — художника, махнувшего на любые привилегии, кроме общения с «братьями по разуму» — художниками, артистами, друзьями... С теми, которые о себе в шутку говорили: «Не имею даже выходного костюма, поскольку исключен случай получения почетной грамоты».
В 1990-е годы о коллекционировании говорить было сложно. Музеи поддержки со стороны государства не имели, основными покупателями изобразительного искусства были нахлынувшие иностранные туристы. Из Страны Советов опять в основном вывозились предметы искусства. Тем не менее устроители персональной выставки Уфимцева попытались максимально пристроить произведения художника отечественным любителям искусства. И нашлись те, кто при всеобщей эйфории от пресловутых видеомагнитофонов, телевизоров, кухонных комбайнов, подержанных машин имели понимание и чутье, что произведения художника Уфимцева — несоизмеримо более ценное.
Посмертная выставка художника Владимира Николаевича Уфимцева состоялась в 1993 году в выставочном зале Союза художников г. Хабаровска, когда в изобразительном искусстве все, что связывалось, не дай бог, с методом реализма отрицалось и считалось ущербным. На выставке Владимира Николаевича Уфимцева не было ни малейшего ощущения, что ее автор, проживший всю сознательную жизнь в государстве под названием Союз Советских Социалистических Республик, был несвободным. Видимо, прав был Александр Сергеевич Пушкин, что для творца более всего важен личный суверенитет. Чтобы быть свободным или хотя бы, как часто бывает, казаться таковым, не обязательно создавать вопреки чему-то или кому-то. Уфимцев выразил состояние своей души в пейзажах, свое отношение к жизни, к долгу художника — в картинах; что ценил и уважал в людях, отразил в портретах. И в портретах Уфимцева, где живут и дышат его современники, главная портретная концепция и мерило всех вещей — человечность.
Татьяна ДАВЫДОВА
