Словесница Искусств

Величайший немецкий художник и гуманист эпохи Возрождения Альбрехт Дюрер представлен в ДВХМ двумя гравюрами: «Прогулка» (1496–1497 гг.) и «Св. Варфоломей» (1523 г.). Обе работы поступили в ДВХМ из Музея изящных искусств (ныне Государственный музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина) в 1931 г.

«Прогулка» — одна из тех прекрасных гравюр, которые неизменно привлекают к себе внимание ценителей искусства благодаря технике исполнения и загадочному сюжету.

Что касается исполнения, то «Прогулка» выполнена в технике гравюры на меди. Стоит отметить, что до Дюрера гравюра на меди в Нюрнберге не была распространена, и с данной техникой молодой художник познакомился в Кольмаре у братьев Шонгауэров во время своего первого путешествия. Гравюры на меди привлекали Дюрера тем, что художник сам режет рисунок на медной доске, а не зависит от мастерства резчика, кроме того, он опирался на опыт работы с металлами, полученный в ювелирной мастерской отца. Первые практические шаги в гравюре на меди Дюрер предпринимает в середине 90-х годов XV века («Аллегория смерти», «Морское чудовище» и т. д.), в числе первых работ и «Прогулка».

Гравюры на меди в силу своей дороговизны и изящного исполнения, передающего все нюансы рисунка, были рассчитаны на узкий круг образованных людей и ценителей искусства, поэтому тематика гравюр весьма разнообразна. Мифологические, аллегорические и бытовые сюжеты преобладали над религиозными. Религиозные композиции Дюрер предпочитал делать в ксилографии, т. к. они были рассчитаны на широкие круги покупателей и некоторые из них приобретали огромную популярность, как, например, «Апокалипсис».

Сюжет «Прогулки», на первый взгляд, незамысловат: молодая бюргерская пара в богатых костюмах прогуливается за городом, на заднем плане виден сельский пейзаж и дерево. В таком виде гравюра находится в ДВХМ и представляет собой жанровую сцену без какой-либо смысловой нагрузки. Однако в оригинале из-за дерева выглядывает Смерть с песочными часами над головой. На музейном экспонате от нее видны лишь правая нога и часть развевающегося плаща. С утратой данного фрагмента теряется и заложенный автором глубокий философский смысл сюжета. Без него невозможно понять, почему так задумчивы лица молодых людей. Особый смысл приобретает и безрадостный пейзаж, навевающий какую-то безнадежную тоску, куст травы с острыми и сухими листьями, безвольно гнущийся под ветром, и прямо-таки «булгаковское» засохшее дерево, на котором «так и тянет повеситься». Все напоминает о временности бытия. Виднеющееся вдали селение как будто отгорожено от молодой пары фигурой Смерти, вселяет острое чувство одиночества и оторванности от мира.

Тема гравюры перекликается со стихами современника А. Дюрера Себастьяна Бранта из книги «Корабль дураков»:

Честь, знатность, юность, денег власть —
Перед тобой должны все пасть,
О смерть! Все смертно, что живет,
Всему наступит свой черед.

Молодость и богатство только усиливают впечатление тщетности мирской суеты и напоминают грешным обитателям земли слова Спасителя: «... говорю вам: удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Небесное» (Мф. 19.24). Не эти ли слова дамокловым мечом висят над самонадеянными щеголями? Так зачем зовет юноша жестом свою спутницу с мрачным лицом, если глумливая смерть неумолимо отсчитывает отпущенное время? Разве что за индульгенцией?

И все же, почему столь часто обращается художник к образу смерти? Ведь «Прогулка» — лишь одна из многочисленных работ Дюрера посвященных теме «Memento mori». Достаточно вспомнить ряд знаменитых работ — шокирующую своей откровенностью «Аллегорию смерти», одну из «мастерских» гравюр «Рыцарь, Смерть и дьявол» и серию гравюр «Апокалипсис», а также менее известные работы — «Смерть и общество за столом», «Рыцарь и Смерть», «Смерть и ландскнехт», «Memento Mei» и т. д.

Какие причины побудили художника обратиться к этой теме? Чтобы понять, необходимо рассмотреть несколько основных причин. Конечно, логично искать причины в личной жизни. Как известно, в семье Дюрера-старшего из восемнадцати детей до зрелого возраста дожило только трое. Так что со смертью художник столкнулся в раннем возрасте.

Но скорее всего причины кроются в менталитете средневекового западного человека. Ранняя смертность, непрекращающиеся войны и особенно эпидемии чумы (этой теме посвящен рисунок «Memento Mei») вызывали у средневекового человека патологический религиозный страх смерти и адских мучений. Но самое ужасное заключалось в том, что в Западной Европе этот панический страх приобретал характер массовой истерии. Иначе не назовешь умопомрачение, охватившее все слои населения в ожидании прихода Антихриста и наступления Страшного суда в конце первого тысячелетия, а затем ожидание конца света в 1033 году. С поглощенностью темой смерти связано и быстрое распространение веры в чистилище — «третьего загробного мира», в XIII веке его существование было официально утверждено папой Иннокентием IV. Вера в чистилище должна была компенсировать религиозный ужас, вызванный представлениями о том, что души после смерти отправляются непосредственно в рай или ад. Отсюда невиданное распространение индульгенций (например, покровитель Дюрера епископ Альбрехт Бранденбургский приобрел «отпущений грехов» на 39 245 120 лет) и популярность так называемых посмертных месс, которые должны были сократить время пребывания души в чистилище.

В XV веке после череды опустошительных эпидемий чумы страх смерти достиг своего апогея. Этот страх нашел свое отражение в изобразительном искусстве в качестве так называемых «La danse macabre» — «Плясок смерти». Появившееся во Франции слово «macabre» (погребальный, жуткий), по мнению Й. Хейзинга, суммирует все представления о смерти в позднем Средневековье. Сущность слова «macabre» имеет более глубокий и скрытый смысл, нежели его русский перевод. Изображенные танцующие скелеты и разлагающиеся тела — это не смерть и не мертвецы, а «мертвое Я», двойник живого человека. В таком случае «macabre» — это скорее ощущение постоянного незримого присутствия смерти. Так воплощается средневековый страх смерти, который по выражению датского философа С. Кьеркегора: «...никогда не отпускает — ни в развлечениях, ни в шуме повседневности, ни в труде, ни днем, ни ночью». В католическом восприятии смерти совершенно отсутствуют лирические мотивы, свойственные другим религиям, — лишь высокий и чистый ужас.

Как ни странно, но Реформация только усилила религиозный страх, добавив к нему и чувство одиночества, чему способствовал распад общины церковной, ремесленной, крестьянской. По мнению Э. Фромма: «Протестантизм и кальвинизм обратились к чисто патриархальному духу Ветхого завета и устранили материнский принцип из своих религиозных представлений. Материнская любовь церкви и Богородицы не простиралась больше на человека. Он предстал одиноким перед серьезным и строгим Богом, чьей милости мог добиться только благодаря абсолютной покорности». Страх перед одиночеством заставлял людей сбиваться в коллективы, порождая в будущем отвратительные химеры западной цивилизации — шовинизм, расизм и фашизм.

Об усилившемся страхе говорит не поддающаяся рациональному объяснению «охота на ведьм». Причудливые фантазии и суеверия, свойственные народной религиозности (эти представления отражены в гравюрах Бальдунга Грина) выплескивалась в жуткие вспышки паники и насилия, бродившие по Европе подобно Черной Смерти, освещая сумерки Средневековья кострами мракобесия.

Постоянное присутствие в жизни человека образа смерти и грядущих адских мук вызывали большой спрос на гравюры с тематикой смерти. По-видимому, эти ощущения и передавались художниками, остро улавливающими настроения современников. Неудивительно, что к теме «Memento mori» обращаются многие выдающиеся современники Дюрера: Ганс Гольбейн-младший, Бальдунг Грин, Урс Граф, не говоря о кошмарных видениях Иеронима Босха.

Так возможен ли выход из порочного круга отчаяния и вселенского одиночества перед лицом неизбежной смерти? Скорее всего ответ можно найти в жизни и творчестве самого Альбрехта Дюрера. Глубокая религиозность Дюрера, осознание греховной сущности человека заставляла художника творить во имя Господа Бога, прилагая знания лишь как средство для воплощения духовных потребностей: «Ибо ложь содержится в нашем знании, и так крепко засела в нас темнота, что, следуя ощупью, мы впадаем в ошибки» (А. Дюрер).

Гравюра «Рыцарь, Смерть и дьявол», которая, по одной из версий, является осмыслением трактата Эразма Роттердамского «Руководство христианского воина», показывает путь освобождения, на котором только вера позволяет рыцарю, поглощенному своей устремленностью к некоему высшему идеалу, не обращать внимания на козни дьявола и преодолеть страх перед навязчивым образом смерти, ибо его девиз: «Non est fas respicere» («Нельзя оглядываться»).

В заключение статьи стоит напомнить лаконичную и проникновенную эпитафию Вилибальда Пиркгеймера: «То, что было смертным в Альбрехте Дюрере, покоится под этим холмом». Да, упокоился ремесленник Альбрехт в земле имперского города Нюрнберга, оплаканный сварливой и жадной женой, друзьями и верными учениками. В прах обратилось тело мастера, выручавшего за свои красивые поделки унылый перечень фунтов, гульденов, пфеннигов и прочей нумизматической дряни. Но в веках живет дело художника и гуманиста, заставляя нас, смертных, задуматься о несиюминутном, в который раз обращаясь к отчаянию крылатой женщины в «Меланхолии», к решимости Рыцаря и умиротворенности святого Иеронима.

Сергей МЕХОВЩИКОВ, научный сотрудник ДВХМ
Хабаровск

Литература:

1. Зарницкий, С. В. Дюрер / С. В. Зарницкий. — М. : Молодая гвардия, 1984. — 351 с. — (Жизнь замечательных людей).
2. Кара-Мурза, С. Г. Манипуляция сознанием / С. Г. Кара-Мурза. — М. : ЭКСМО, 2003. — 830 с. — (История России. Современный взгляд).
3. Либман, М. Я. Дюрер и его эпоха. Живопись и графика Германии конца XV и первой половины XVI в. / М. Я. Либман. — М. : Искусство, 1972. — 240 с. ил.
4. Львов, С. Л. Альбрехт Дюрер / С. Л. Львов. — М. : Искусство, 1977. — 302 с. : ил. — (Жизнь в искусстве).
5. Монтер, У. Ритуал, миф и магия в Европе раннего Нового времени / У. Монтер. — М. : Искусство, 2003. — 288 с.
6. Нессельштраус, Ц. Г. Альбрехт Дюрер / Ц. Г. Нессельштраус. — Л. ; М. : Искусство, 1961. — 226 с. : ил.
7. Хёйзинга, Й. Осень Средневековья. В 3 т. Т. 1. Исследования форм жизненного уклада и форм мышления в XIV и XV вв. во Франции и Нидерландах / Й. Хейзинга; сост. и пер. Д. В. Сильвестров; вступ. ст. и общ. ред. В. И. Уколовой; заключит. ст. и науч. коммент. Д. Э. Харитоновича; [Рос. акад. наук]. — М. : Прогресс; Культура, 1995. — 413,[2] с. — (Памятники исторической мысли).