Словесница Искусств

Если идти берегом Амурского лимана от поселка Пуир до Макаровки (это Николаевский район Хабаровского края), ровно на половине пути вас встретит Белая гора. Именно так называют местные жители каменистую сопку, поросшую кедровым стлаником, с вершины которой прямо к соленой воде лимана словно бы стекает водопад белых камней. Говорят, что Белую гору хорошо видно даже с противоположного берега. А там, как известно, остров Сахалин.

Покой Белой горы время от времени нарушают путники. То макаровские ребятишки за хлебом в Пуир отправляются, то пуирские род-ственники решают навестить своих в Макаровке. Дорога, если не особо спешить, занимает часа два, что по здешним меркам совсем немного. Иногда на влажном песке можно разглядеть медвежьи следы: лесные жители тоже идут по своим маршрутам. Вода выбрасывает на берег причудливые камни, и на их глянцевой поверхности просматриваются пейзажи, похожие на те, что окружают тебя в данный момент. Или таинственные письмена, в которых, быть может, сама природа зашифровала легенды здешних мест. Например, о Белой горе.

На семи ветрах

Белая гора разделила когда-то амурский берег на две половинки. В Пуире жили нивхи (сегодня, конечно, население смешанное), в Макаровке — переселенцы из российских губерний, Мордовии и Белоруссии. Надо сказать, что никто не ходил со своим уставом в чужой монастырь, а как-то гармонично дополняли друг друга. Скажем, в Макаровке выращивали картошку, а нивхи с Пуира и ближайших островов обменивали ее на красивые покрывала, отрезы ткани. Об этом вспоминала Анна Ивановна Моисеенко, для которой Макаровка не только родина, но и самое красивое место на Земле. И хотя сегодня она живет в Пуире, ей хорошо знакома дорога от одной половинки Белой горы к другой.

Пуир, как и многие амурские селения, стоит прямо на берегу реки. Его необычное название в переводе с нивхского звучит как «сильный ветер», «место сильных ветров». Словом, на семи ветрах, что вполне соответствует действительности. Ветер в Пуире дует всегда, и такое ощущение, что одновременно со всех направлений. Но для местных жителей он так же естественен, как закаты и восходы над Амуром.

Пуир — поселок гостеприимный. Я вспоминаю теплый дом Натальи и Сергея Рудых, приютивших меня на время командировки. Поразила искренняя, непоказная любовь к родным местам. Сергей приехал в Николаевский район уже после службы в армии, а Наталья родилась в Пуире и, не считая нескольких лет учебы в Комсомольске-на-Амуре, жила здесь всегда. Человек творческий и активный, Наталья Рудая была автором и вдохновителем многих праздников, проходящих в Пуире, а в последние годы ее избрали на пост главы администрации поселка. Наталья Рудая — русская, но это не мешает ей хорошо знать жизнь и обычаи своих ближайших соседей-нивхов.

Я благодарна также Эмме Николаевне Кечиной, жительнице Пуира, мастерице, предоставившей для нашего журнала уникальные фотографии из своего семейного альбома, которым бы, наверное, позавидовал любой краеведческий музей. Низкий поклон Анне Ивановне Моисеенко, о которой я уже говорила в начале статьи, за ее уникальную память и любовь к северным народам. А также всем, кто щедро делился своими воспоминаниями.

Маленький рай Макаровки

Вторая половинка берега, разделенная Белой горой, — деревня Макаровка. Дорога, ведущая к ней, сплошь заросла крупным шиповником, и в начале лета аромат роз смешивается с морским воздухом. Здесь непривычно тихо, словно бы Белая гора запретила ветру врываться в Макаровку, а климат мягкий и благоприятный для сельского хозяйства. Правда, иллюзию рая разрушают пустующие дома. К сожалению, когда-то процветающая деревня попала в разряд вымирающих. Но ниточка пульса все равно пробивается. Не так давно зарегистрирована национальная семейная община, во время школьных каникул деревню наполняют детские голоса, а каждую весну в небольшой дом окнами на лиман приезжает старожил здешних мест бабушка Панак. Возвращается из городской квартиры дочери в любимые места и живет здесь вплоть до самых холодов.

Макаровке как славянскому поселению, наверное, около ста лет, а может, и больше. Нивхи жили здесь еще раньше, но, как рассказывала бабушка Панак своей дочери Марине, к слову, кандидату наук, преподавателю нивхского языка в Николаевском-на-Амуре педагогическом училище, маленькое стойбище стали одолевать злые духи, и люди покинули обжитое место. А вот русских и мордвы эти напасти не коснулись. Напротив, макаровская земля оказалась благодатной и плодородной. Впрочем, какие только события не происходили на этом отрезке берега Амурского лимана, каких только людей не было в здешних местах!

Бабушка Анны Ивановны Моисеенко рассказывала, что еще до 1920 года в Макаровке жил одинокий старый эстонец по фамилии Муц — бывший каторжанин. В 1920-х годах здесь находились японские военнопленные, строили дома-времянки. За мысом располагался их барак. Здесь же они ловили рыбу.

Макаровка 1930-х годов считалась селом крепким, благополучным, и об этом говорит тот факт, что нигде в ближайших окрестностях — ни в Пуире, ни на острове Байдукова и других небольших поселениях — не было школ. Только в Макаровке. Сюда привозили детей учить грамоте. В 1938 году в классе насчитывалось 60 ребят и на всех один учитель. Среди тех школьников была и наша Анна Ивановна Моисеенко. Ее отец во время Великой Отечественной работал председателем сельсовета, позднее — председателем колхоза. Он слишком много сил отдавал работе и завершил земной путь слишком рано — в 53 года. Анна Ивановна к тому моменту уже закончила педучилище (между прочим, она стала первой из Макаровки, кто получил такое образование, обычно четыре класса — и все), работала в Аяно-Майском районе, но после смерти отца вернулась в Макаровку к матери и младшим сестрам и братьям.

Макаровка была в основном русским селом, и только в 1952 году произошло объединение с нивхами, часть которых переселилась с острова Байдукова. Так переплелись два мировоззрения, два образа жизни, что, впрочем, не привело к растворению одной культуры в другой.

Бабушка Панак, к примеру, всегда жила по традициям своих предков. Даже когда ее стали называть на русский лад — баба Пана. Она родилась на острове Меньшикова (в те времена, конечно, название острова было нивхским), где сегодня остался только маяк. Еще маленькой ее увезли в село Коль-Никольск. Здесь она жила долго, осиротела и перешла на воспитание к деду с бабушкой. Во время войны работала в колхозе: рыбачила, сено косила. Приходилось очень трудно, хлебные карточки особо не спасали, да еще и рыбы в 1942 году как назло практически не было. Но ловили на море нерпу, и это здорово выручало. А когда война закончилась, стало легче. Правда, опять появились талоны — теперь уже на промышленные товары. В 1947 году бабушка Панак купила цинковую ванночку, в которой купала только что родившегося сына. Эта реликвия до сих пор хранится в ее старом макаровском домике, а бабушка Панак мечтает, что вот женится ее внук Андрей и будет купать в ней своих ребятишек.

Память Белой горы

Места на Нижнем Амуре и дальше по побережью вдоль Амурского лимана, где мне посчастливилось побывать, уникальны по своей красоте. Это подтвердят художники, кто приезжал сюда на этюды и чьей палитры порой не хватало, чтобы выразить истинный цвет неба и воды, передать ощущение ветра. И в центре этого пространства — Белая гора. С ней связано немало легенд и преданий, и все же такое чувство, что свои главные тайны она хранит где-то глубоко внутри.

Одна из легенд рассказывает о том, что когда-то очень давно в Белой горе жили нивхи. Она служила им надежной защитой от постоянных набегов воинственных айнов. Наука это тоже подтверждает: ученые установили, что еще в XII веке айны боролись за эти территории с нивхами, которые, не будучи кочевниками, не желали оставлять насиженных мест. Так вот Белая гора, по легенде, представляла собой что-то вроде подземного стойбища с прорытыми ходами. Как только наступал момент опасности, нивхи укрывались в сопке, причем дымоходы из подземных жилищ выводили далеко в тайгу, и со стороны казалось, что Белая гора просто окутана туманом. Айнские воины, таким образом, предполагали, что враг далеко, и попадались в ловко расставленные сети.

Анна Ивановна Моисеенко вспоминала, что в 1960-е годы неподалеку от Белой горы разбушевавшаяся природа выворачивала с корнями вековые деревья. Таким образом открывались большие пласты земли, где стали находить предметы нивхской культуры — черепки, наконечники стрел, посуду и прочее. Директор школы в поселке Пуир, человек, очень увлеченный краеведением, вместе со старшеклассниками специально отыскивал эти археологические редкости и даже сделал небольшой школьный музей. Эти экспозиции хорошо помнит и Марина Тэмина, дочь бабушки Панак, которая училась в пуирской школе уже в 1970-х годах. К сожалению, позднее уникальная коллекция древней нивхской культуры была утеряна: видимо, новый директор школы не слишком о ней радел.

Другие легенды Белой горы тесно связаны с сахалинской каторгой. По одной из версий, каторжники с Сахалина бежали зимой и укрывались опять же в Белой горе, где уже существовало тайное «стойбище» с его ходами. По другой версии, в этом укрытии беглых поджидали сами нивхи и, поймав каторжан, сдавали их властям за 25 золотых. Беглых называли варнаками (у аборигенов это слово ругательное), и потому сострадание и помощь исключались. Причем опять срабатывал эффект дымоходов: выведенные глубоко в тайгу, они создавали видимость пустынного берега. Ничего не подозревавшие беглецы попадали прямо в руки нивхов.

Не исключено, что эти легенды могут основываться на реальных событиях. И побег с острова Сахалин не такая уж невозможная вещь. Дело в том, что между Сахалином и районом нынешнего Де-Кастри проходил большой торный путь (сейчас мы бы назвали его «зимником»), который связывал аборигенов Приамурья и айнские племена. Об этой древней дороге, связывавшей Сахалин и Приамурье, впервые заговорил известный российский естествоиспытатель и путешественник Александр Федорович Миддендорф, составивший естественноисторическое описание Северной и Восточной Сибири и Дальнего Востока. В 1845 году он совершил большое и достаточно опасное путешествие к берегам Охотского моря и посетил низовья Амура.

Словом, много загадок, которые укрывает Белая гора. Но главное, что легенды, связанные с ней, — живые. Их рассказывают представители самых разных поколений, формируя таким образом уникальный пласт памяти. Возможно, именно он и питает корни Большого Древа здешних мест.

Елена ГЛЕБОВА
Хабаровск