Словесница Искусств

С самых древних времен нанайцы тесно связаны с живой природой. Лес, тайга, реки, озера всегда были для них одушевленными существами, которые, по поверьям, способствовали удачному промыслу охотника, рыбака, а также людям в любом деле. И все же порой удача на охоте отворачивалась от промысловика, и никакие ухищрения не помогали. В таких случаях нанайцы считали, что к охотнику пришли коцали.

Проделки таежных духов

Коцали (коцалин, коцалико) — это духи, мешающие охотничьему или рыболовному промыслу. Они представляли собой паняны родственников (даже жены или детей охотника), близких людей, знакомых или товарищей. По-нанайски панян — это тень (душа) человека. Панян, как и сам человек, может ходить, навещать знакомых, друзей хозяина, места, где хозяин бывал когда-то или часто бывает. В отличие от самого человека, то есть своего хозяина, паняны в качестве коцали могут пошалить, пошкодничать, хотя сами хозяева этих панянов не имеют в голове ни единой мысли вредить охотнику. Желая успехов и удачи охотнику, отправившемуся в тайгу, жена и дети своими мыслями (независимо от их воли) мешают ему. Паняны уходят в тайгу за теми, о ком думают люди, чаще всего вредят промыслу и лишь иногда могут сопутствовать удаче.

По словам моего отца, известного к Хабаровском крае охотника Макто Бельды, и других охотников, с кем мне доводилось промышлять вместе или по соседству, коцали могут перевоплощаться в животных — в собак или свиней, в птиц — сов или кур, в других существ. По представлениям охотников, они ходят вместе с ними по путикам (промысловая тропа охотника), проверяют охотничьи снасти — капканы, самострелы дэнгурэ или другие настороженные орудия охоты. В редких случаях коцали остаются возле капканов и других ловушек, отпугивают крупных и пушных животных от ловушек лаем, хрюканьем, гиканьем сов или голосами других птиц.

Почему нанайцы связывают коцали с образами собак, свиней, сов, кур? В нанайском языке названия этих существ связаны со словами, обозначающими что-то недоброе. Например, слово инда (собака) начинается с буквы и, с которой также начинается и нанайское слово
иламо — стыд. Есть даже такая поговорка: «Постыдишься, когда останешься ни с чем». Нанайское название свиньи — олигиан. Слово оркин тоже начинается с буквы о и означает буквально — плохо, плохое, нехорошее. Если ночью охотнику приснилась свинья, то днем у него произойдет что-то неприятное. Эта примета проверена многими поколениями охотников, причем сбывается она не только на промысле, но и в быту. Слово оксаран означает сову, но по своему звучанию близко к названию свиньи. По представлениям нанайцев, в сове заключен злой дух.
Курица — чико. Это слово начинается со слога чи, и с него же начинается слово чила (чилахан), означающее следующее — не может, не получается, неудача.

Коцали может принимать образ домочадцев: жены, детей или других родственников. Поэтому, когда охотник находится на промысле в тайге, домашним запрещается часто его вспоминать и говорить вслух об отце, муже и вообще об охотнике и его промысле. Кроме того, в то время, когда мужчина отправился на охоту, домочадцам нельзя скандалить и ругаться. По словам охотников, домашние склоки гулом отдаются в ловушках таежника, да так, что ни одно животное не может подойти к ним близко.

Возникновение представлений о коцали обусловлено, вероятнее всего, тем обстоятельством, что у охотника порой наступала длительная полоса неудач, и если никакие рациональные действия не помогали, он воспринимал ее как результат воздействия каких-либо духов, отпугивающих от него удачу. И тогда охотник начинал делать различные изображения, чтобы мешающие ему духи могли войти («прыгнуть») в них. По словам охотников, появление на промысловом участке коцали ощущается достаточно явно: проявляется в сновидениях как самого промысловика, так и тех, с кем он охотится, сказывается на поведении животных, на действиях самого охотника.

Обряд изгнания коцали

Охотник, почувствовав воздействие коцали, как бы между прочим начинал изготавливать из травы, соломы, гибкой древесной коры или тонких веток с хвоей небольшие фигурки каких-либо животных, птиц или людей (чтобы отогнать духов коцали, охотники в основном делали только колечки, а остальные фигурки — собачки, совы и др. — просто подразумевались). Для придания формы, очень приблизительной, фигурки обвязывались нитями, этой же травой либо тонкими полосками луба дерева. Когда подготовка заканчивалась, охотник, словно невзначай, открывал дверь палатки, зимовья или другого временного жилища или выглядывал в окно (при его наличии), делал вид, что удивляется увиденному, и восклицал: «А-та-та... Эй, найсал исихачи биэсину! Гудиэлэ, дёнгомариа дичичитэниэ...» Это означало следующее: «А-та-та, к нам люди прибыли! Бедненькие, соскучились и пришли в такую даль...» После этих слов охотник «узнавал» среди прибывших гостей многих знакомых, родственников и домочадцев и с восторгом называл их по именам. Среди гостей могли быть не только односельчане, но и знакомые из других сел. После приветствий охотник приглашал всех в жилище попить чаю, побыть с ним и другими охотниками, побеседовать.

Разговаривая с прибывшими, охотник расставлял фигурки (сэвэнов) перед собой. Беседа с «гостями» касалась самых разных тем: о дальнем пути на промысловые угодья, о малом количестве зверей и, соответственно, пушнины, о житье-бытье дома и т. д. В общем, обычная беседа нечаянно встретившихся людей. Во время разговора охотник изредка произносил: «Цовал-л-л...» Это слово означает бесконечный гомон беседующих людей, и произносилось оно для того, чтобы духи «прыгнули» в свои изображения, то есть одушевились. Беседуя с «гостями» и произнося «цовал-л-л», охотник мог даже угостить их табаком. Он сам сворачивал самокрутки с махоркой, прикуривал их или трубки с самосадом и предлагал покурить — ставил перед сэвэнами.

Беседа могла длиться 5, 10 или 15 минут, чтобы «гости» поверили в добрые намерения охотника. Потом он неожиданно брал приготовленный заранее прут или метлу, которой подметается жилище, и начинал бить сэвэнов, кричал и ругал незваных гостей, которые вредят и мешают охоте: «Пуйк! Пуйк! Пуйк, энимбэри катовани най ваицайвони коцангимари дахачису! Ам-м-м, чицунь-чицудюэни дякасал, хадён тавондоани ода сиосимеанмари дигилэй усэлтэвэ пунгнэчису! Эй, ангмадиари сумиэлкумэри, оцоанмари коцалисутань! Пуйк! Пуйк, хэмэнусу, хэм хаднгосо! Энимбэри катовани ная дахачису!»

Произнося слова «Эй, ангмадиари...» — «этими ртами...», охотник брал висящие на прутике колечки из узких полос коры дерева, своим острым ножом разрезал их на куски и выбрасывал на улицу. Эти действия символизировали разрезание ртов коцали. Не переставая колотить сэвэнов, охотник хватал их руками и выкидывал на улицу, приговаривая: «Пуйк, пуйк!» («Вон, вон отсюда!»). Всю труху от разлохматившихся сэвэнов он выметал на улицу, не забывая при этом отметить, как «убегают» незваные гости: «Гэ, сойгол тутугуэлмэ! Пооктани дохолочи гурундэ бирэ, поактани цортокочимари тутугуэсилкэ. Гэ, улэн такасома, сакпорини!»

Если среди коцали были жена, любимая женщина или дети, охотник собирал фигурки, которые их символизировали, заматывал в какую-нибудь тряпку или ненужную одежду, связывал и клал куда-нибудь, где не пришлось бы их часто задевать и трогать, чтобы не тревожить. Когда промысел заканчивался, охотник обязательно должен был освободить фигурки из тряпки и положить в укромное место. Считалось, что таким образом охотник освобождал души своих домочадцев, и теперь они могут уйти домой.

Если же охотник забывал освободить фигурки и уходил, оставив их связанными, то, по представлениям нанайцев, люди, чьи души остались невыпущенными, могли заболеть. Возможен был даже летальный исход, если охотник не вспоминал о своих «пленниках» и не возвращался в то место, где спрятал фигурки, чтобы их «освободить».

После совершения описанного здесь обряда у охотника наступала удачная полоса. К слову, я испытал это и на своем небогатом охотничьем опыте.

Все виды коцали по-нанайски называются най тини (разговорный вариант) или най тайни (литературный вариант), что в дословном переводе означает «рук человеческих дело».

«Хавол-хавол» — закружилась голова

Среди коцали есть еще один вид най тини, называемый хаволи (хаволин). Он относится к разряду коцали в том случае, когда души думавших об охотнике и его добыче людей коцали хаволин вселялись непосредственно в души зверей. От этого дикие животные становились очень чуткими и осторожными, замечали малейшие изменения в тайге, улавливали запах охотника и настороженных ловушек. Более того, они словно чувствовали точное местонахождение капканов, самострелов и других охотничьих приспособлений и обходили их.

В этом случае охотник брал одну из разделанных, без шкурки, тушек пойманных ранее пушных животных (как правило, тушки без шкурок охотник складывал в одном месте), отрезал ей голову, брал кусочек мягкой проволоки и обвязывал голову зверька следующим образом: пропускал проволоку сбоку от клыков верхней челюсти и через нос заматывал ее концы. На голове животного получалась своеобразная уздечка. К проволоке охотник привязывал прочную нить, второй конец которой закреплял на коротком прочном пруте. Нить использовалась потому, что во время исполнения обряда изгнания коцали проволока могла переломиться. Держа в руках прут, охотник садился перед горящим очагом, начинал передвигать голову зверька по полу в разные стороны, выводил ею круги в разных направлениях, приговаривая при этом: «Хавол-хавол, хавол-хавол...», что означало: «Закружись-закружись голова, забывая о любом страхе». После этих слов охотник заводил разговор с раскручиваемой головой как с живым животным. Мол, ты, зверек, стал очень чутким и осторожным из-за того, что в тебя вселились коцали, ты видишь их глазами, слышишь их ушами, чуешь их обонянием, поэтому ты так далеко и обходишь мои ловушки. Повторяя «хавол», охотник продолжал разговаривать с быстро раскручиваемой головой зверя, насыпал на земляной пол (в противном случае на жесть или в какую-нибудь посуду с низкими бортами) горящие угли и быстро водил по ним. При этом говорил следующее: «Чтобы твоя голова закрутилась, перестала бояться, забыла об осторожности, чтобы бежала без страха, не чуя ног к капканам, чтобы глаза не видели нарушенных следов на снегу, чтобы твой нос больше не чуял никаких посторонних запахов, чтобы от горящих углей стянуло кожу на твоей голове, и от этого ты стала боязливой и, как мотающаяся голова, на поводке шла ко мне».

Обряд хаволи продолжался минут пять-десять, но не больше. Через некоторое время охотник мог его повторить. Окончательно завершив обряд, он убирал прут с привязанной головой животного куда-нибудь далеко от своей постели или непосредственно под постель.

После проведения обряда поведение зверьков действительно менялось, и, независимо от засевших в них коцали, пушные зверьки начинали попадаться в ловушки.

Константин БЕЛЬДЫ
с. Троицкое Хабаровского края

На фото: коцали из коллекции ХККМ им. Н. И. Гродекова
работы К. М. Бельды