Художники Андрей Бельды и Гиви Манткава близко знакомы не были, но наверняка пересекались на региональных выставках. Они принадлежали к одному поколению — Бельды родился в 1929-м, Манткава — в 1930-м, но их личности формировались в абсолютно разных условиях. Андрей Иченгаевич детство провел в небольшом нанайском стойбище Дондон, семилетку закончил в Найхинском интернате, художественное образование получил в Ленинграде. Колыбель Гиви Михайловича — древний Тбилиси, альма-матер — Тбилисская академия художеств. Но есть главное, что объединяет художников. Нанаец и грузин, они несли в себе культуру своего народа, и это знание так или иначе нашло отражение в каждой работе. И еще Дальний Восток, ставший в их творчестве местом силы, а спустя годы и местом памяти. Потому что благодаря многолетним усилиям сотрудников Краеведческого музея Нанайского района Хабаровского края в селе Троицком и Сахалинского областного художественного музея сегодня сформированы значимые по художественному наполнению коллекции этих мастеров.
Философ
Пожалуй, самая знаковая работа Андрея Иченгаевича Бельды — «Портрет проводника Арсеньева Гейкера Комбока». Большое полотно находится в собрании Дальневосточного художественного музея, изредка его можно встретить на городских и краевых выставках. У костра сидит седой старик и задумчиво курит трубку. Его окружают камни с древними изображениями и нанизанные на палочки рыбы, скорее всего, недавно пойманные. Если не отрываясь смотреть на холст, возникает ощущение пульсирующих, закручивающихся в спираль красок. При этом невероятно притягателен взгляд нанайского старца, в котором абсолютное знание об этом мире. Первоначально картина назвалась иначе — «Таежный философ», но по каким-то причинам позднее старик получил имя конкретного человека. И даже после этого не покидает ощущение чего-то магического: смотришь на картину и погружаешься в древнюю легенду.
В рисунке жизни Андрея Иченгаевича Бельды тоже немало легенд. Правда, их стали рассказывать уже потом, когда художника не стало. Например, как в детстве он разрисовывал глиняные стены домов в своем стойбище. Или как тайно бежал из отчего дома, чтобы уехать учиться в Ленинград, а за ним пустили настоящую погоню. Мазать красками по тряпке, говорила его мать, — недостойное занятие для настоящего мужчины. Так ли было на самом деле, но Андрей Иченгаевич мечту стать живописцем воплотил. Правда, с великими трудностями. В 1945 году поступил во Владивостокское художественное училище, но проучился всего два года и ушел из-за тяжелого материального положения. Вернулся в Найхин и устроился на работу завклубом, а в 1949-м благодаря поддержке известного советского ученого-этнографа, профессора Валентина Александровича Аврорина поступил в Ленинградское художественное училище при институте имени Репина. Через пять лет стал студентом Ленинградского института живописи, скульптуры и архитектуры им. И. Е. Репина, защитив в 1960 году под руководством Б. В. Иогансона дипломную работу — живописное полотно «Сдача пушнины». В студенческие годы Андрей Бельды попробовал себя в качестве литературного переводчика: перевел на нанайский книгу Сергея Розанова «Приключения Травки» и сборник русских народных сказок. Написал серию акварелей, и тогда же листы «Шаман», «В школу на собаках», «Девушка с книгой» приобрел Музей Арктики и Антарктики, а работу «Семья нанайцев» — Музей этнографии народов СССР г. Ленинграда. Пробыв в городе Петра почти одиннадцать лет и получив классическое академическое образование, живописец Андрей Бельды вернулся в Хабаровск и начал преподавать на художественно-графическом факультете педагогического института, посвятив ему в итоге почти 20 лет жизни.
Его называли первым нанайским профессиональным художником, и по этому поводу спустя много лет, когда Андрея Иченгаевича уже не было в живых, его ученик, а позднее коллега по худграфу Александр Петрович Лепетухин написал не без горечи: «Когда я просматривал список литературы, посвященной ему, убедился, что он стал своеобразным „экспонатом“, демонстрирующим достижения социализма среди коренных жителей Амура. Единственный нанаец-художник! Это был главный пафос всех публикаций. Очевидно, было в этом что-то обидное, потому что Андрей Иченгаевич был первоклассным живописцем, а не этнографической достопримечательностью. С ним считались, его вставляли во всякие сборники и газеты, но настоящей поддержки он так и не получил. Заказов на картины было мало. Для большинства коллег он был чужой. Может, в этом одна из причин, почему в ДВХМ нет его этюдов и картин. Кроме единственной, на которой он запечатлел образ старика, проводника Арсеньева Гейкера Комбока».
Правду сказать, советские публикации вообще отличались излишней высокопарностью, заштампованностью, и дело тут не только в этнографических особенностях нанайского живописца. К счастью, они давно забылись, а вот главные свидетели жизни и таланта художника — его картины — остались.
Пятнадцать лет назад, когда Андрея Бельды давно не было на этом свете, Григорий Ходжер, его близкий друг на протяжении всей жизни и тоже из числа «первых» (его называли первым нанайским писателем-романистом) опубликовал пронзительный очерк «Пустое ружье Андрея Бельды». И какие-то вещи в судьбе Андрея Иченгаевича стали понятнее, а что-то и добавилось к уже известным легендам. В детстве во время игры Андрей случайно нажал на спусковой механизм ружья и застрелил мальчишку-односельчанина. Страшная, нелепая случайность, из-за которой его проклял отец. Так ли все было на самом деле, сейчас уже не разобраться. Быльем поросла жизнь в небольшом селении Дондон. Давно Амур смыл с песчаного берега, а дождь — с глиняных стен ветхих домиков рисунки нанайского мальчика. Остались фотографии, на которых Андрей Бельды пишет картины, встречается с друзьями, путешествует. Вот студенческая, где юноша лепит большую снежную голову сказочного богатыря. Внизу выведено — «Сосновый Бор», а на обороте ровным почерком: «Папе и маме от сына. Эту снежную голову богатыря я слепил. Вадик, Ванечка, Ирочка, когда я приеду, мы слепим такую же». Столько нежности в этих простых строчках...
Фотографии тоже часть коллекции Краеведческого музея Нанайского района Хабаровского края в селе Троицком, так же как и биография художника, написанная рукой его жены Елены Матвеевны Ялогир. Сегодня музей обладает наиболее полным собранием работ своего земляка. Это живопись на холстах, картоне и оргалите, наброски и эскизы на альбомных листах. Прежде чем собраться в одном месте, они жили своей жизнью в домах друзей и знакомых Андрея Бельды, в школах и клубах Нанайского района, в семейном архиве художника. Коллекция собиралась по крупицам много лет. Первые работы начали поступать в конце 1970-х, спустя десятилетие вдова художника передала в дар эскизы, документы и фотографии, какие-то картины удавалось разыскать и закупить. Сотрудники краеведческого музея в селе Троицком считают, что творчество Андрея Бельды интересно и актуально всегда. К сожалению, их выставочные площади ограничены, и пока нет возможности сделать постоянную экспозицию его работ. Но время от времени проходят небольшие выставки, посвященные той или иной грани наследия художника, например портрету. За свою не очень долгую жизнь Андрей Иченгаевич создал целую галерею портретов земляков, и значительная их часть хранится в Троицком. На холстах и картоне широкими свободными мазками они писал нанайских мальчишек и молодежь, учителей, сельских активистов, бабушек. Есть в этой коллекции портрет старого солдата, запечатлены писатели Григорий Ходжер и Андрей Пассар.
Художник улавливал характеры, прорисовывал судьбы, но автопортретов не делал. Возможно, они просто не сохранились. Удивительно, но в конце жизни внешне он стал напоминать того самого старика — «Таежного философа». Тем, кто знал Андрея Иченгаевича лично, он запомнился скромным, по-настоящему интеллигентным человеком, абсолютно не способным на агрессию. Лишь однажды, по воспоминаниям Григория Гибивича Ходжера, сказал в сердцах кому-то из обидчиков: «Тебя будут знать, пока ты живешь, а я буду жить, пока не истлеют мои картины!» И попал в точку.
Островитянин
В середине 1950-х на Сахалин приехал молодой грузин Гиви Манткава. И, как потом справедливо говорили, стал для островной культуры бесценным кадром. Выпускник Тбилисской академии художеств, где учился на театрально-декорационном отделении у известных мастеров В. И. Шухаева, К. Б. Санадзе, И. И. Габашвили, С. С. Кобуладзе, он успел поработать ассистентом художника на киностудии «Грузия-фильм». И вот даже не край земли, а далекий-далекий остров. После Грузии он стал для Гиви Манткавы второй родиной. Потому что именно здесь сформировался Мастер, чья палитра и владение художественными жанрами оказались поистине безграничными.
Известен афоризм «от Манткавы»: «По рождению грузин. Место жительства — Сахалин». Он был жизнерадостным и позитивным, и не случайно его работы сравнивают с грузинскими тостами — они такие же сочные, эмоциональные, глубоко философские.
«Творчество заслуженного художника России Гиви Михайловича Манткавы — явление исключительное уже потому, что число исключений в обстоятельства его творческой биографии больше, чем закономерностей». Так начинается посвященная ему книга, которая в течение многих лет скрупулезно готовилась к выходу в свет в издательстве Южно-Сахалинска научным сотрудником Сахалинского областного художественного музея Натальей Бржезовской. Но еще дольше — более четырех десятилетий — сотрудники двух областных сахалинских музеев собирали коллекцию произведений выдающегося островного художника. Сегодня только Сахалинский художественный музей обладает более чем 160 экспонатами, среди которых ранние живописные композиции Манткавы конца 1960-х — начала 70-х годов, эскизы к его крупным и наиболее известным произведениям, акварельные и графические серии, автопортреты. В этой коллекции отражены жизнь художника, творческие поиски, постижение смыслов, проникновение в глубинную суть островной земли и его коренных жителей нивхов. Грузин Гиви Манткава стал одним из тех, кто открывал миру остров Сахалин, добавляя в этот портрет новые штрихи, прорисовывая неизвестные ранее образы.
Итак, в 1956 году 26-летний Гиви Манткава устроился на работу в Сахалинские художественно-производственные мастерские, и уже через год на областной выставке появились первые работы молодого художника. Вот как об одной из них — «Рынке» пишет Наталья Бржезовская: «В первые годы на Сахалине творчество Гиви Манткавы несколько сковано академической инерцией. Гиви осваивает скорее сюжет, чем характер, угадывая черты незнакомой суровой земли. Дерзкая творческая мечта, обращенная к далекому острову в океане, где художник хотел искать пусть трудной, но своей судьбы, наполняется реальным содержанием. К историко-бытовым сахалинским приметам 1950-х годов обращено полотно „Рынок“ (полотно принадлежит дочери художника). Художник с большим интересом исследует островную экзотику. Живописная картина восточного по характеру рынка представляет собой одно из первых сахалинских впечатлений начинающего художника».
Но куда делась «академическая инерция», когда наступило время «шестидесятников»! Гиви Манткава погрузился в яркий, захватывающий эксперимент, создавая принципиально новые работы. В их числе «Танец», «Восточный мотив», «На вершине», «Тойохара», которые сегодня находятся в коллекции Сахалинского художественного музея. К этому же периоду относится увлечение графикой. Художник оформляет книги, выходящие в Сахалинском книжном издательстве: «Соленые брызги» В. Санги, «Сахалинская повесть» В. Канторовича, «Письма идут месяц» Ю. Леонова, «Жизнь тревожит». Талант художника замечен, и вот уже в Хабаровске, Владивостоке, Москве появляются литературные издания с иллюстрациями Манткавы, а крупные российские газеты и журналы публикуют репродукции его работ. И еще он создает пронзительную графическую серию «Сахалин в прошлом и настоящем».
В 1965 году в журнале «Смена» вышла статья писателя Владимира Канторовича, посвященная сахалинскому грузину: «Гиви Манткава создал серию рисунков „Сахалин в прошлом и настоящем“, сделал грузинские зарисовки. Рисунки его интересны, живописны, исполнены глубокого смысла, очарования. Пишет он большей частью черным по белому, пером или тушью, и все-таки его „Охотское море“ представляется нам сверкающим, озаренным ярким солнцем. Манткава вообще оптимист: вот вывернулся из тоннеля и катит по „Чертову мосту“ жизнерадостный и по-своему величавый поезд. И в самом деле, величественное это зрелище — железная дорога в горах, да и вообще красив современный Сахалин, преображенный трудом человека. А когда мысль художника обращается к мрачному прошлому острова, к каторжному Сахалину, про который говорили: „Кругом — море, в середине — горе“, — Манткава рисует обобщенную, символическую фигуру одинокого, отчаявшегося „Бродяги“ и в этом рисунке фигура мастерски завершает пространственную композицию».
Гиви Манткава очень много работал, на его счету огромное число выставок самого разного масштаба — областных, зональных всероссийских, а в 1987-м прошло большая персональная выставка на его родине в Тбилиси. Любил путешествовать, а вернувшись, наполнял холсты и бумагу впечатлениями от севера Сахалина, Молдавии, Испании Италии, США. Он был стопроцентным творцом и никогда не рвался вверх по карьерной лестнице. В Союз художников СССР его приняли лишь в 1971 году, хотя к тому времени он уже был человеком мира, чье творчество шагнуло далеко за пределы далекого острова. В 1982 году присвоили звание «Заслуженный художник РСФСР» (позднее он стал членом ассоциации изящных искусств ЮНЕСКО), а спустя семь лет Гиви Михайлович Манткава возглавил Сахалинскую организацию Союза художников РСФСР, став ее первым председателем. Жаль, что его жизненная дорога оказалась не слишком длинной.
В 2003 году в сахалинских газетах появились некрологи: «Случилось непоправимое — ушел из жизни выдающийся представитель сахалинской земли, талантливый художник и человек удивительной скромности Гиви Михайлович Манткава. Искусство Манткавы было жизнеутверждающим. Он писал и великолепные пейзажи, и натюрморты, и жанровые картины. Они стали украшением многих коллекций России, Японии, США, Кореи. Одно из полотен сахалинского художника приобрел президент Финляндии. Самые обыденные дела, вроде ловли и сушки рыбы, под его кистью преображались в события. Теперь островная жизнь лишилась своих самых ярких красок...»
С того печального дня прошло уже много лет, но живописные и графические работы жизнерадостного грузина продолжают удивлять, радовать, дарить позитивную энергию. Они находятся в музейных собраниях Хабаровска, Красноярска, Владивостока, Тбилиси, в частных коллекциях России, Украины, Грузии, Латвии, Франции, Финляндии, Японии, Республики Корея. Благодаря семье Гиви Михайловича в Южно-Сахалинске открылась «Галерея Гиви Манткавы», которая ведет широкую выставочную деятельность. Многое делают в этом направлении и музейщики. В 2011 году в Дальневосточном художественном музее состоялась выставка «Юг — Северу». Для Хабаровска она стала первой масштабной встречей с островным художником — около 80 работ Гиви Манткавы из коллекции Сахалинского областного художественного музея, Хабаровской картинной галереи им. А. Федотова и ДВХМ.
Если кому-то придется побывать в Южно-Сахалинске, загляните в гостиницу «Рыбак». Там в холле на стене висит картина — небольшое рыбацкое судно спешит к причалу. Сюжет незатейлив, но для творчества Манткавы знаковый. Это его последняя работа. Художник закончил ее и через несколько дней ушел из жизни. К другому причалу. Семья Гиви Михайловича подарила этот холст гостинице «Рыбак», чтобы он встречал гостей и передавал им частичку любви к острову Сахалин, которая 47 лет наполняла сердце художника-островитянина.
Елена ГЛЕБОВА
В материале использованы репродукции работ А. И. Бельды из коллекции Краеведческого музея Нанайского района Хабаровского края (пересъемка Алексея Мартынца) и репродукции работ Г. М. Манткавы из альбома «Гиви Манткава в коллекции Сахалинского областного художественного музея» (г. Южно-Сахалинск, 2005)
