Словесница Искусств

Для многих, и для меня в том числе, Лидия Александровна Хусаинова — знаковая фигура в музыкальном мире российского Дальнего Востока. Фортепианный педагог столь большого масштаба, энциклопедически образованный музыкант живет и работает в детской школе искусств № 1 г. Амурска.

Осмысливая свой путь, прихожу к мысли, что встреча с ней была для меня судьбоносной и, думаю, неслучайной. Общение с такой личностью драгоценно, в том смысле, что оно позволило увидеть себя в отражении ее крупного мировоззрения. Человек ведь есть зеркало для другого. Если личность человека велика, то зеркало его души обладает увеличительной силой: ты видишь себя в перспективе собственной судьбы.

Сейчас понимаешь, что пианизм — это не просто движения пальцев, а музыка не есть просто искусство звука. Играть на рояле и быть музыкантом — разные вещи. Быть музыкантом — это, в первую очередь, быть человеком. А исполнительство на рояле — это способ существования души. Самый восхитительный из возможных способ вырвать свою сущность из цепких объятий обыденности. Великие композиторы Бах, Бетховен, Чайковский и многие другие открыли и зафиксировали в нотной записи потрясающее разнообразие человечных форм существования души. В звуках их музыки, тайну сочетания которых знали только они, сама правда о смысле бытия. Они высказали блистательные музыкальные мысли о взаимосвязи материальной жизни и пространств души, об оправданности земного человеческого существования творчеством... Кто читал роман Германа Гессе «Игра в бисер», поймет меня. Осознание того, что пианизм и вообще музыкальное исполнительское искусство находится в чрезвычайно широком контексте культуры, пришло после прочтения именно этого произведения. Но я не смог бы провести аналогию между своей исполнительской жизнью и идеей романа, если бы во мне изначально не был бы заложен определенный музыкантский фундамент, на основе которого я начал мыслить по-другому.

Умение рассуждать широко, находить подобия в разных областях человеческого знания, в науке, литературе, живописи и, прежде всего, в музыкальном искусстве внедрила в мое сознание учитель по классу фортепиано в музыкальной школе Лидия Александровна Хусаинова. Две ее короткие жизненные сентенции ясно запечатлелись в юношеском сознании: «Все — разное» и «Все — подобно». Увеличительная «оптика» этих емких фраз настроила на иное восприятие мира, дала толчок к пониманию цельности мира и взаимообусловленности его частей.

Судьба любого призванного музыканта — это существование в мифической внутренней идеальной Касталии, о которой мечтал Гессе. Его «игра в бисер» — изящная головоломка сферы духа, погружающая игрока в глубины познания мира. Суть игры сводится к тому, чтобы найти и продемонстрировать общее основание для нескольких, казалось бы, несовместимых «этажей» знания. Первоначально эту тождественность манифестировали музыка и математика. Сыграть, например, произведение И. С. Баха — это все равно что раскинуть партию в бисер — в фуге много математического. По сути, обе эти сферы в своем слиянном намерении выявляли гармонию космоса и души человека. В зависимости от эпохи из элементов духа собираются различные представления о мире и душе. Для музыканта это наилюбимейшая категория партий: доказать существование души посредством звуков.

Первая ступень мастерства игры в бисер (для музыканта) — провести параллель, аналогию между музыкой и иной сферой; вторая — вывести аналогии к другим темам; последняя — свести заявленные темы к Единому через импровизационную увязку с многообразием мира и души.

Пример воображаемых «разыгрываемых» партий:

• Мажоро-минорная система музыки → периодическая система элементов Менделеева → теория аффекта.
• Символика баховского языка → нотная графика (геометрия) → нравственные постулаты Канта.
• Додекафония → формальная логика → теория хаоса (энтропия).
• Теория лада → электромагнитное взаимодействие → психология бессознательного.

Совсем недавно я листал газету «Дальневосточный Комсомольск» за 1958 год в поисках информации о начале строительства Амурска. И случайно обнаружил две статьи, в которых упоминается ученица ЦМШ Комсомольска-на-Амуре Лидия Хусаинова. Приведу две цитаты.

«Самым ярким было выступление отличницы музыкальной школы ученицы 7 класса Лиды Хусаиновой (класс М. Б. Берлин). В концерте она исполняла одну из самых задушевных пьес Э. Грига „Весной“. Лида сумела воспроизвести чудесный мир образов природы, созданных композитором. Успех Лиды Хусаиновой — результат не только ее музыкального дарования, но и плод большого труда». «Учитывая проявленные Л. Хусаиновой большие музыкальные способности, усидчивость и увлеченность, с которой она на протяжении ряда лет их развивала под умелым руководством лучшей преподавательницы школы Б. М. Берлин, педагогический совет единодушно рекомендовал ей поступление в музыкальное училище».

Бронислава Моисеевна Берлин не просто прекрасный педагог с великолепным образованием, но и музыкант, обладающий знаниями непосредственной пианистической традиции. Берлин училась в Ташкенте и позже в Московской консерватории у Григория Гинзбурга. Работала в Гнесинском училище до тех пор, пока не уехала в Комсомольск-на-Амуре вслед за мужем, которого командировали на судостроительный завод. В августе 1958-го Лидию Хусаинову снабдили рекомендациями и направили в Москву для поступления в Гнесинку. В советское время всерьез заботились о талантах: если отправляли, значит, было основание. Значит, Бронислава Моисеевна, осознавая свою преемственную связь с легендарным учебным заведением, считала своим долгом таким образом определить судьбу начинающего музыканта. Она обеспечила безусловно талантливой ученице возможность поступить в училище.

Лидию Хусаинову зачислили в класс Софьи Викторовны Девенишской, ученицы самой Елены Фабиановны Гнесиной, и она получила фортепианную школу из первых рук. Окунулась в атмосферу, которую определяли большие музыканты: А. Алексеев, Г. Гинзбург, М. Фейгин, Е. Либерман, Т. Гутман, другие и, конечно, Елена Фабиановна. В студенческой жизни Лидии происходили и совершенно неожиданные мимолетные встречи, вносящие свой вклад в формирование души. Случайно столкнуться с Д. Шостаковичем или А. Гольденвейзером (а ведь он общался с Л. Н. Толстым и С. Рахманиновым) и посмотреть в их глаза — это ли не воспитание чувств? Ходила на концерты великих пианистов и получала неоценимый слуховой опыт: «как должно звучать». Однажды в зале им. Чайковского слушала выступление В. Софроницкого: лучше него никто не играл Скрябина.

Попасть на высококлассные концерты было трудно, но в советское время студенты посещали концерты бесплатно — просто проходили и всё: билетеры их пропускали. Много слушала живьем С. Рихтера. Вспоминает впечатление от его личности и артистического обаяния: «Слушаю и перестаю себя ощущать». А концерт Юдиной! Осталось яркое воспоминание о том, как Мария Вениаминовна перед выступлением подошла к краю сцены, поклонилась, потом села за рояль, нашла в кармане платок, достала очки, протерла, надела на нос. Играла она сонату Белы Бартока! Впервые в России! Юдина была страстным пропагандистом новой музыки. Кстати, это произведение она однажды играла в концертном зале Хабаровской филармонии, что не понравилось, насколько я знаю, местной фортепианной «элите». Музыка Бартока сложна по языку, но, безусловно, талантлива. Московская публика более благосклонна и терпелива. После последних звуков Юдина встает, подходит к краю сцены и обращается в зал: «Мне кажется, вы не поняли? Послушайте еще раз!» Исполняет снова. Потрясающий пример служения искусству.

Благодаря Лидии Александровне годы моей учебы в музыкальной школе были периодом настоящего общения с Музыкой. Школа располагалась в 1960–70-е годы в самом старом каменном здании Амурска. Для погружения в музыку педагогическому процессу не нужно ни заискиваний, ни «развлекаловки» — ничего уводящего от сути в сторону. Для работы только стул и фортепиано — все! Даже частые перебои с электричеством не помеха. Когда отключали свет, а мои уроки стояли в расписании последними, Лидия Александровна доставала свечу, которая всегда лежала в столе, и урок продолжался: столько, сколько нужно. Уже на позднем автобусе я добирался домой. Понятно, что настоящий учитель никогда не будет считаться со временем: музыка за «суетливые» 45 минут не раскроет свои тайны. Подобная атмосфера способствовала раскрытию взаимосвязи музыки с внутренним и внешним миром. Интуитивно я эту связь понимал, но более чувствовал, чем понимал. Думаю, общая природа музыкальности в этом и состоит. Если тебе дано видеть подобия в разнообразных явлениях жизни, то легче найти и свой путь в искусстве. Точнее, тебе только и место, что в искусстве. Искусство играет исключительно подобиями. Геометрические подобия — первое приближение к пониманию искусства. Но только тот, кому суждено стать музыкантом, способен услышать подобия в сочетаниях звуков. Слухом измерить и сравнить не только природные явления, но и человеческие чувства. А в пропорциях звуковых соотношений уловить нравственные коллизии романов Т. Манна или Г. Гессе. Эти интеллектуальные романы ХХ века раскрывают фаустианскую тему. Особенно отчетливо — в знаковом именно для музыкантов сочинении Манна «Доктор Фаустус», которое продолжает традицию интерпретаций немецкой средневековой легенды о докторе Иоганне Фаусте.

Тема «сделки с чертом» своеобразно преломлена и в творчестве Ф. М. Достоевского. Его романы сложны не только для чтения, но и для понимания. Лидия Александровна считала, что еще и опасны. Поэтому всегда повторяла: «Достоевский — но в меру». Были разговоры о Раскольникове и братьях Карамазовых. Встреча Ивана Карамазова с чертом эмоционально насыщеннее, как мне кажется, чем беседа композитора Адриана Леверкюна с тем же чертом в романе Манна. Достоевский психологически более убедителен. Это и опасно. Опасно явлением смердяковщины, иллюстрирующей возможность преступить черту дозволенного. Образ младшего брата — Алексея Карамазова, послушника при святом старце Зосиме, преподносился как пример правдивой диалектики жизни: без познания мира человеческих страстей святости не бывает. Алексей должен пойти в мир и, только познав его, вернуться в скит. Диалектические законы — тот общий знаменатель, который помогал, образно говоря, решать партии «игры в бисер».

Действие диалектических законов Лидия Александровна распространяла и на фортепианный процесс. Помню корректировку закона диалектики о переходе количества в качество: только качественное (!) количество (качественные занятия на инструменте) может перейти в качество. Ведь только вдумчивая игра (пусть, просто тренаж, но — качественный), способна накопить нужное количество слухового материала, которое скачком перейдёт в новое качество. Философские подходы к пианизму расширяли горизонты восприятия. Демонстрацией умения видеть саму суть вещей, было, например, «философское» рассмотрение стула: смысл стула исчерпывался наличием трех опор и горизонтальной плоскости. А любое пианистическое движение осмысливалось ею через процесс «переливания» весовых ощущений из пальца в палец и подкреплялось изречением Гераклита: «Все течет, все изменяется». Проводились параллели с романом «Война и мир», цитировались стихотворения А. С. Пушкина, строфы романа «Евгений Онегин», произведения Б. Пастернака, в том числе знаменитое стихотворение «Быть знаменитым некрасиво». А одно стихотворение Н. Заболоцкого вывешено в ее классе № 11 и всяк входящий волей-неволей читает:

Не позволяй душе лениться!
Чтоб воду в ступе не толочь,
Душа обязана трудиться
И день и ночь, и день и ночь...

Ученики ее класса намертво запоминали, что лень — самая большая человеческая страсть, нельзя допустить, чтобы она тобой овладела. С ленью нужно бороться. Упоминались книги из далеких областей: Н. Карамзин «История государства Российского», Е. Тарле «Наполеон», В. Ленин последние письма и «Материализм и эмпириокритицизм». Для Лидии Александровны философский труд Ленина был ценен тем, что в нем тот дал определение материализма и высказал мысль, что вселенная так же неисчерпаема, как и атом. Мне была знакома теория строения атома, поэтому тезис о бесконечной познаваемости материи был несложен. Заодно и взаимоотношение тоники и доминанты, как тяготения, аналогичного электромагнитному, тоже было понятно. «Алгоритм мыслительных операций в науках один и тот же», — говорила она. Удивительно, но Лидию Александровну и сейчас интересует вопрос, когда в научном сообществе будет решено, что есть электричество, гравитация и магнетизм. Третий закон Ньютона упоминались на каждом уроке. Феномены противодействия сил и всемирного тяготения были общим местом. Они иллюстрировали музыкантский исполнительский процесс, связанный и с движением пальца, и с мелодическим интонированием, и с гармоническим тяготением. Помимо этого, в пианистической технологии находились параллели с законами строения кристаллических атомных решеток. То есть диалектика статики, прочности, с одной стороны, и упругости, текучести, с другой, проецировалась на конструкцию кисти руки. Когда проблема звукообразования на фортепиано, связанная с кистевыми движениями, требовала знаний классической механики, то возникала полемика по поводу высказывания Архимеда о точке опоры: «Дайте мне точку опоры, и я сдвину Землю». Этот любимый тезис Лидии Александровны подтверждал возможности «механики» руки.

Такого энциклопедического подхода к музыкальному образованию я ни у кого не встречал. В подавляющем большинстве случаев параллели с физикой заканчивались на «действии» закона Ома. Энциклопедический обзор в ее подходе к музыке, более чем удивителен. Принцип делать отсылки в различные сферы знания стал примером для моего мышления. В стройности гармонии уже много позже мною находилась красота периодического закона Менделеева. Ведь закон — это не просто таблица, в которой собраны элементы, а принцип повторяемости свойств элементов. Свойства зависят от строения атома! Так же в музыке: свойства лада определяются его внутренним устройством.

Безусловно, основной акцент в фортепианном классе Лидии Александровны Хусаиновой делался на музыке как таковой, и особенно русской: Чайковский, Рахманинов... До сих пор музыка Чайковского: Первый фортепианный концерт, опера «Пиковая дама» (мы сравнивали исполнение партии Германа двумя большими артистами Г. Нэлеппом и В. Атлантовым) будоражит мое воображение. Ее любовь к «русскости», понимание причастности к великой русской культуре передалось и ученикам. Она нередко повторяла слова П. И. Чайковского: «Я до страсти люблю русский элемент во всех его проявлениях. Я русский в полнейшем смысле этого слова».

Заканчивая школу, я соглашался с тем, что надо направить все усилия на одну задачу: сосредоточиться на профессиональной отделке выпускной программы, позволяющей поступить в училище искусств. Действовал закон Ома: чем больше ограничений (меньше «распыления» и больше сопротивления), тем ярче сила исполнения музыкальных произведений. К концу 10-го класса встала дилемма: выбрать музыкантский путь или научный. Параллельно я закончил заочную физико-математическую школу при НГУ и получил рекомендацию для поступления в университет. Все (семья, школа), конечно, ждали именно этого. Надо сказать, что Лидия Александровна Хусаинова делала очень мудро. Она готовила меня к поступлению в училище, давая возможность самому решать, куда идти, но одновременно поддерживала намерение лететь в Новосибирск для поступления на химико-биологический факультет. Благодаря ей, оказавшись на жизненном перепутье, я получил равные возможности для выбора своей судьбы: быть ученым-химиком или музыкантом. Я, безусловно, поступил так, как посчитал нужным, но профессионализм и талант учителя обеспечил возможность важного для меня выбора.

Выбрав путь, нужно продолжать «бить в одну точку». Так она говорила мне не раз. Удержаться в этом направлении нелегко. Мало «бить в одну точку». Чтобы это похвальное действие не превратилось в битье головой о стену, нужно уметь «создавать себе обстоятельства», попав в которые уже легко идти вперед и, что важнее, не иметь возможности «увильнуть» от достижения поставленной цели. Это трудно, но правильно. «Жить трудно» — ее емкий афоризм, поясняющий, что каждому дано испытание по его силам. А если ставишь себе высокую цель, то это значит только то, что ты способен ее достичь.

Древняя эзотерическая мудрость гласит: «Что вверху, то и внизу. Что внизу, то и наверху». Необходимо добиться чуда единства. Все было создано созерцанием единства, все порождается единством, претерпев определенные изменения". В ней заключены духовные основания игры в бисер, о которых писал Герман Гессе. Принцип игры, действительно работающий в Музыке, раскрывает связь с Единством мира и, что самое главное, призывает добиваться этого Единства в своей Деятельности.

В юбилейный год хочется пожелать Лидии Александровне Хусаиновой здоровья, душевного спокойствия, творческого настроения. Ее ученики всегда думают о ней и очень благодарны за те драгоценные уроки жизни и фортепианной игры, которыми она щедро нас одарила.

Владимир БУДНИКОВ