Для пользы края
Время, когда святитель Иннокентий служил на Дальнем Востоке, было необычным в истории этого края. Оно составило целую эпоху — эпоху русских кругосветных путешествий и Великих географических открытий, присоединения к России приамурских земель, их изучения и освоения... Камчатский архиерей стал не только очевидцем всех этих событий, но и прямым их участником. Через его «труды и дни» прошла вся история огромного края со всеми своими невзгодами, проблемами и достижениями. «Ни одно событие из совершившихся в тех краях, — писал В. С. Завойко, — не обошлось без горячего содействия преосвященного Иннокентия: живым его словом, сердечным ободрением к делу, его заступничеством за справедливость».
В 1849 году Камчатский епископ снова побывал в Петропавловске. На этот раз поездка была недолгой, но очень важной по значению: «Причина, заставившая меня предпринять путешествие, была главная: видеться лично с генерал-губернатором, который писал ко мне и желал того».
Это был новый генерал-губернатор Восточной Сибири Николай Николаевич Муравьев, «человек с государственным смыслом», как называли его. В ту пору ему было сорок лет. Он родился в 1809 году в старинной дворянской семье, окончил Пажеский корпус, был участником нескольких крупных военных кампаний, за что получил немало боевых наград и чин генерал-майора. С 1846 года Муравьев служил тульским гражданским губернатором, с 1847-го — генерал-губернатором Восточной Сибири. Одним из главных его дел на этом посту стало возвращение Приамурья России. «Он был очень умен, очень деятелен, обаятелен как личность, — писал уже в 1862 году о Муравьеве князь П. А. Кропоткин. — Все необъятное левое побережье Амура и берег Тихого океана, вплоть до залива Петра Великого, были присоединены графом Муравьевым почти против воли петербургских властей и уже, во всяком случае, без какой-либо значительной помощи с их стороны».
В характере Муравьева была одна замечательная черта: он не предпринимал никакого дела без Божьего благословения, веря, что нет тех препятствий, которые бы он не преодолел, если будет на то воля Божья. И, конечно, знакомясь со своим новым обширным краем, генерал-губернатор хотел встретиться со знаменитым Камчатским архиереем, о котором был много наслышан.
26 июня 1849 года Иннокентий прибыл из Ново-Архангельска в Аян, но Муравьева здесь не застал: он проследовал на Камчатку через Охотск. «Я приехал в Аян с тем, чтобы узнать о решении перенесения кафедры в Аян и видеться с господином генерал-губернатором, который просил меня об этом, — сообщал Иннокентий в письме Н. Е. Лажечникову, — но ни того, ни другого не вижу и потому на днях отправляюсь в Америку и по пути зайду в Камчатку, где, быть может, увижусь с господином губернатором».
В Петропавловске они встретились. Муравьев провел здесь неделю и каждый вечер вел с Камчатским епископом «продолжительные беседы и совещания» (как вспоминал сотрудник генерал-губернатора Б. В. Струве). Сам генерал-губернатор в рапорте на имя императора отметил: «В Камчатке я имел счастье встретить епископа Камчатского и Американского преосвященного Иннокентия; поучительные беседы его со мной ознакомили меня с этими отдаленными странами».
К тому времени Андрей Николаевич Муравьев (родственник генерал-губернатора) уже познакомил их заочно. «...Вы желали бы, чтобы мы с Вашим племянником, Николаем Николаевичем, сошлись, — писал ему после этой встречи, в октябре 1849 года Иннокентий. — Желание Ваше исполнилось вполне. Мы расстались с ним как нельзя лучше, по крайней мере, мое сердце было и есть пред ним открыто совершенно. Я даже высказал ему и такие мысли, которые немногим можно открывать, и в отношении к нему я и тени сомнения не имею насчет чистоты его действий и его расположения ко мне».
Это была счастливая встреча людей, сумевших сразу оценить масштаб дел и личности друг друга. Много общего у них было: привычка к походной жизни, неприхотливость в быту, энергия, сила воли... Но прежде всего объединила их та дорогая обоим черта, которую сам Иннокентий называл «ревностью к благу Отечества». Служа небесному Отечеству, он никогда не забывал и о земном.
С первой встречи Н. Н. Муравьев и святитель Иннокентий стали опорой друг другу в их совместных трудах на Амуре. Но немало было сделано ими и для Камчатки. В ту пору это был совершенно заброшенный край с массой проблем, которые Камчатский архиерей, немало поездивший по этой земле, знал изнутри. Человек с государственным складом мышления, он никогда не замыкался лишь на церковных делах, его волновали многие стороны здешней жизни.
Прежде всего, конечно, положение северных народов: «прямо скажем, бедственное». Одной из причин этого был произвол торговцев, о чем Иннокентий часто писал: «Торгующие мелкие приказчики, разъезжающие по Камчатке, ...делают немало вреда в нравственном отношении и даже в самом быту камчадалов». Торговля на Камчатке носила меновый характер: коряки, камчадалы, тунгусы не знали ни реальной цены своей пушнины, ни стоимости товаров, которые им за нее давали, и потому становились жертвами торговых людей, не слишком обремененных понятиями о честности. Епископ не раз отмечал, что на Камчатке «почти нет ни одного жителя, который не имел бы на себе долгов».
«Люди богатеют всегда за счет ближних своих, — считал Иннокентий, — так что, чем более единицы богатеют, тем беднее делаются многие сотни и даже тысячи».
Известно, что после этой поездки в Петропавловск Н. Н. Муравьев уделил особое внимание положению северян и принял все возможные меры для их защиты. Говоря о Камчатке, генерал-губернатор писал: «Жители этой страны охотно обращаются в купеческих приказчиков и подторговцев для коммерческого преследования несчастных тунгусов, у которых они за бесценок выменивают дорогие звериные шкуры, развращая их и сами себя, оставляют большую часть из них в нищете, в долгах купцам и в недоимке казне. К возможному прекращению этого зла генерал-губернатором приняты все меры, которые только дозволены законом»1. Безусловно, немалую роль в этом сыграла и встреча с Камчатским архиереем, его рассказы о реальном положении северян (многие письма, рапорты, страницы путевых журналов Иннокентия говорят о его неизменной тревоге за свою бедствующую паству).
Сразу после встречи с Муравьевым, в сентябре 1849 года, Камчатский архиерей составил для него записку об улучшении торговли в Северо-Восточной Сибири, в том числе среди коренных северян. «Подобное дело совсем не мое, — писал он генерал-губернатору. — Но я русский и притом, смею похвалиться, не последний по любви к Отечеству, считаю за грех не высказать того, что может послужить к пользе его. В этих мыслях не ищите порядка и большой основательности... Это дело того, кто будет составлять проект, а я только хотел указать на те предметы, которые немногим известны и которые, по мнению моему, необходимы. Я не ищу славы себе, а пользы края».
Для пользы Камчатки епископ предлагал вплотную заняться и сельским хозяйством. Знание края и крестьянский опыт подсказывали, что здесь можно завести хлебопашество, скотоводство, «а последнее даже в огромном размере». «Вообще характер почвы Камчатки совсем не тот, что в Охотске, Якутске или в Америке, — писал Иннокентий. — На пути из Петропавловска до Милькова около 300 верст, можно сказать, нет ни гор, ни болот, ни непроходимых лесов, а повсюду трава; скот можно перегонять по всей Камчатке».
Святитель Иннокентий составил для генерал-губернатора проект развития скотоводства на Камчатке. «Совершенно согласен с мнением Вашего Высокопреосвященства о необходимости разведения скотоводства и лошадей в Камчатке и даже транспорт большого размера прошу у правительства, особенно для перевозки скота и лошадей», — писал ему на это Н. Н. Муравьев в феврале 1851 года.
С возникновением Аяна Охотский порт все больше терял свое значение. О необходимости переноса главного тихоокеанского порта в Петропавловск и других изменениях в транспортной схеме на северо-востоке страны Камчатский епископ еще в мае 1848 года писал так: «К устройству Аяна необходимо Охотскую дорогу закрыть и почтовые станции перенести на Аянскую дорогу, а в Аяне устроить казенные складочные магазины и почтовую контору, порт и город Охотск перенести в Петропавловск — и тогда пойдет как нельзя лучше».
Как справедливо заметил один из дореволюционных исследователей жизни Камчатского архиерея А. П. Сильницкий: «...Если дать себе труд проследить мысли, высказанные Иннокентием в его путевых журналах и множестве представлений Святейшему Синоду, и административные распоряжения Муравьева, то можно прийти к убеждению, что Муравьев, в его административной деятельности и частью политической, в значительной степени был вдохновляем мыслями Иннокентия».
Камчатка давно ждала людей, способных вдохнуть жизнь в эту богатую, но забытую землю. В планах Н. Н. Муравьева, которые во многом составлялись по предложениям Иннокентия, было развитие на Камчатке сельского хозяйства и ремесел, создание собственного китобойного промысла и защита морей от иностранных китобоев, прокладка грунтовых дорог, организация регулярного пароходного сообщения с материком, перенос главного порта в Петропавловск и многое другое.
Нужен был честный, деятельный человек, сумевший бы воплотить эти замыслы. И такого человека генерал-губернатору тоже подсказал Иннокентий. В Петропавловске Н. Н. Муравьев долго колебался в выборе военного губернатора Камчатки между командиром Охотского порта И. В. Вонлярлярским и начальником Аянского порта В. С. Завойко. Иннокентий, неохотно дававший советы в подобных случаях, неожиданно так горячо и искренне сказал: «За Лярского я и руки не подставлю, а за Завойко я постою обеими руками, всем телом и всей душою», что выбор был сделан. В 1850 году была образована Камчатская область, военным губернатором которой стал Василий Степанович Завойко.
12 июля 1850 года в Аян прибыл новый начальник порта А. Ф. Кашеваров. На другой день Иннокентий и Завойко вместе отправились из Аяна в Петропавловск: архиерей в очередную поездку по Камчатке, а Завойко — к месту своего нового служения. Они прибыли туда глубокой ночью 30 июля, и с 1 августа Завойко вступил в должность губернатора. 6 августа Иннокентий отслужил в Петропавловском храме литургию, после которой благословил первого губернатора Камчатки на добрую службу ради блага людей и края...
Весь август Иннокентий путешествовал по реке Камчатке, после него по тому же маршруту отправился Завойко в свою первую инспекторскую поездку.
«Василий Степанович ездил один, даже без казака; загонщиков не посылал и оттого видел житье-бытье камчадалов во всесущей красоте и наготе, — рассказывал Иннокентий в одном из частных писем. — Не ожидая его, камчадалики, да и крестьяне поживали, как бывало прежде, и оттого случалось, что их Василий Степанович заставал еще почивающими, хотя время было не очень-то рано, например, часов 11 или 10. Его поездка много сделала пользы; камчадалы трусливы и, надо отдать справедливость, к начальству послушны и стараются угодить. Теперь знают, что Василий Степанович может приехать к ним вдруг и неизвестно, с какой стороны, и любит деятельных...
Словом сказать, по всем частям в Камчатке началась деятельность и вместе с тем справедливость строгая. Команда и матросы не верят глазам, чтоб об них так стали стараться. Купцы сначала не понимали и думали, что стесняют их, когда прекратили им средства к непохвальным барышам; но когда увидели, что Василий Степанович дал строгий выговор городовому старосте за то, что он дозволяет заниматься торговлей в Петропавловске чиновникам и прочим, не имеющим на то права, они увидели, что, видно, пришло время справедливости. Дай Бог здоровья Василию Степановичу, он много добра сделает для Камчатки».
Святитель Иннокентий не ошибся. За четыре года на посту губернатора В. С. Завойко проявил себя как незаурядный администратор, при самых ограниченных средствах он сумел во многом изменить лицо Камчатки. При нем вырос и похорошел сам Петропавловск, были построены новые жилые и административные здания, казармы, склады, торговые лавки. Изменился и характер торговли: она была поставлена под надзор особого чиновника, который сообщал местным жителям цену добытых ими мехов и стоимость приобретаемых товаров.
Стало развиваться сельское хозяйство, на полуостров завезли 300 коров для раздачи местным жителям и создания первой скотоводческой фермы. Особое внимание Завойко уделял земледелию и каждой осенью проводил в Петропавловске сельскохозяйственные выставки. Важным итогом его трудов стали перенос Охотского порта в Петропавловск и укрепление обороноспособности города.
Но в 1854 году в жизнь Камчатки и ее губернатора вмешались события Крымской войны, которые остались одной из самых героических страниц в истории Дальнего Востока и вместе с тем вновь надолго остановили развитие полуострова.
«Благословляю и я»
Наступило время крупных дипломатических успехов на востоке страны, заселения Приамурья и его освоения, строительства первых городов и сел. Десять лет, прошедшие со дня открытия Невельским устья Амура, составили целую эпоху в истории края. И одной из главных фигур той эпохи стал Камчатский архиепископ Иннокентий, который, по образному выражению Муравьева, «крестил Амур», благословлял эту землю, ее первых жителей и ее первые храмы.
...В мае 1858 года у высокого амурского берега, заросшего вековой тайгой, на месте слияния Амура и Уссури, высадились солдаты 13-го Сибирского линейного батальона под командованием капитана Я. В. Дьяченко. Просто и буднично, под стук солдатских топоров, начал строиться пост Хабаровка — будущий центр Дальнего Востока город Хабаровск.
У самых истоков этого города стоял и святитель Иннокентий. По его благословению место под строительство Хабаровки и ее первого храма освятил священник из Благовещенска Александр Сизой. В приход его походной Николаевской церкви тогда входила и Хабаровка. 28 июня 1858 года сюда прибыл генерал-губернатор Н. Н. Муравьев-Амурский; в его присутствии отец Александр провел первый молебен в Хабаровке и освятил место закладки будущего города и храма.
«...По велению и благословению архиепископа Камчатского Иннокентия, я был послан с походной Николаевской церковью из Усть-Зейского поста в Восточно-Сибирский батальон № 13, до местечка, рекомого ныне Хабаровкой, — рассказывал Сизой. — Остановились недалеко от утеса на берегу. В это время прибыл сюда на своем катере и генерал-губернатор Восточной Сибири Николай Николаевич Муравьев, который, не медля, приказал расчистить небольшую площадку на среднем из холмов, на которых впоследствии расположилась Хабаровка. На этой площадке и совершено было благодарственное молебствие Господу Богу Триединому и освящено место для поселения. Исправив все требы в батальоне, я вернулся... в Зейский пост».
От Благовещенска до Хабаровки более 800 верст, и, конечно, для военных строителей нужен был свой пастырь. Уже в июле 1858 года Иннокентий направил служить сюда священника из Николаевска Константина Коллегова.
«Что касается места для отправления богослужения, — писал Иннокентий приморскому губернатору П. В. Казакевичу, — то на первый раз оно может быть избрано в казарме. Но если получится ныне или на будущий год построить там храм, то благословит Господь такое дело; благословляю и я построить сей храм во имя святой равноапостольной Марии Магдалины».
Первые богослужения, и верно, проходили в обычной солдатской казарме. Спустя годы известный хабаровский священник А. Протодиаконов рассказывал: «Первой заботой вновь прибывшего батюшки было — найти место для отправления богослужений. Командующий батальоном Я. В. Дьяченко любезно предложил отцу Константину одну комнату в казармах, наскоро построенных, которая и была приготовлена, убрана зеленью для отправления служб церковных. Трогательно было первое богослужение! Умилительное зрелище представляла группа усердно молящихся, закинутых судьбой в пределы Дальнего Востока. Вся юная Хабаровка, тогда еще ничтожная по количеству населения, собралась к первому служению. Горяча, искренна была молитва каждого... Смутное в то время понятие об Амуре, предполагаемые случайности заставляли „едиными устами и единым сердцем“ взывать к Творцу Вседержителю о помощи. Первое служение благотворно подействовало и на отца Константина, который с сердечной радостью увидел всю свою паству в горячей восторженной молитве, обнаружившую лучшие свои душевные качества».
С благословения Иннокентия жители (они же и строители) Хабаровки возвели часовню. «В 1859 году была закладка храма, правда, небольшого по объему, зато славного по усердию жертвователей и строителей», — писал А. Протодиаконов, которого можно назвать первым историком хабаровских храмов.
Часовню заложили на склоне горы у амурского берега — на том самом месте, которое освятил и где провел первый молебен А. Сизой. Построили часовню в тот же год, построили с душой и на славу. Многие отмечали красоту этой часовни, послужившей для первых жителей церковью: «Взор путешественника, вступающего сюда с Амура, с особенным удовольствием устремляется влево и останавливается на небольшом, но изящном здании церкви Божией, с зеленой крышей».
Поначалу Хабаровка входила в приход походной Николаевской церкви, и ее первых жителей еще в июне 1858 года исповедовал, причащал, наставлял Александр Сизой. В 1859 году открылся самостоятельный приход, где и служил Константин Коллегов. В августе 1861 года его сменил Павел Прокопьевич Громов (скорее всего, сын иркутского протоиерея П. В. Громова — однокурсника и друга Иннокентия).
В свои летние путешествия по Амуру 1860 и 1861 годов Иннокентий дважды побывал в Хабаровке. Сложилось мнение, что в это время он и освятил церковь во имя Марии Магдалины. Но оно ошибочно. В своем письме Н. Н. Муравьеву (от 9 ноября 1860 года) Иннокентий отметил, что в нынешнем летнем путешествии освятил лишь одну церковь в Благовещенске. В донесении в Синод о путешествии 1861 года он перечислил все освященные к тому времени храмы Приамурья, и хабаровского среди них не было.
Но заботу о хабаровской пастве святитель Иннокентий действительно проявлял огромную. В начале 1860-х годов в Хабаровке жило около тысячи человек, в основном ими были военные. Часовня, рассчитанная на сто человек, становилась тесной. К тому же, построенная на зыбком грунте и деревянном фундаменте, она стала разрушаться. Иннокентий не раз поднимал вопрос о строительстве новой церкви в Хабаровке. В своем путевом журнале за 1863 год он писал:
«2 июля, вторник. Отправлял литургию в Хабаровской церкви, и у литургии было довольно много народу. Здание здешней церкви, бывшей часовнею до 30 июня сего года, было построено из старого леса на непрочном основании и потому довольно уже ветхо и уклонилось к югу. Без капитальных поправок более 2–3 лет не простоит. Давно здесь предложено было выстроить церковь, и была к тому вся возможность, но бывший начальник здесь находящегося батальона, г. Дьяченко, все только обещал и тем кончил. Вновь писано мною и ныне об этом г. военному губернатору».
Судя по этой записи, 30 июня 1863 года и была освящена первая хабаровская церковь. Но освящал ли ее сам Иннокентий, точно сказать нельзя: в его путевом журнале об этом нет записей, да и приехал в Хабаровку он именно в этот день — 30 июня, и уже в шестом часу вечера. Возможно, церковь освятил малым чином священник Громов.
Благодаря хлопотам архиепископа в 1865 году в Хабаровке начали возводить новый храм. Место для него выбрали самое возвышенное и красивое: на среднем из трех холмов, с которых начинался будущий город. «Где найти строителей и откуда взять деньги на постройку этой церкви? — писал А. Протодиаконов. — О предполагаемой постройке храма и затруднениях прихожан было известно как генерал-губернатору М. С. Корсакову, так и Высокопреосвященному Иннокентию, которые, по взаимному соглашению, все работы по постройке храма возложили на командира батальона Ф. Э. Пфингстена».
На строительство храма, по распоряжению Иннокентия, было выделено 1 200 рублей из церковных сумм. Зимой успели заготовить материалы, но вскоре батальон переместили в Южно-Уссурийский край. В Хабаровке осталась лишь небольшая военная команда, в которой не нашлось ни одного опытного мастера, знакомого с каменными работами. Был заложен плохой фундамент и уже возведены стены храма, как одна из стен дала большую осадку. Работы остановились.
«Случилось тем летом проезжать мимо Хабаровки генерал-губернатору Корсакову, — рассказывал А. Протодиаконов. — Местный священник о. Павел Громов передал ему о хабаровском горе, прося содействия к скорейшему окончанию постройки. Его Превосходительство сам лично осмотрел постройку, нашел все работы крайне неудовлетворительными... Пожурив командира поста, дал приказ немедленно разобрать стены, начать кладку нового фундамента для храма и в скором времени закончить его».
Стены разобрали за три дня, но из-за отсутствия опытных мастеров постройка храма так и не возобновилась. Заготовленный лес потихоньку сгнил, а камни из-под фундамента в 1883 году использовали на строительстве здания Военного собрания.
И еще один интересный документ того времени. В 1866 году Синод выделил 10,5 тысячи рублей на постройку трех новых храмов в Приамурье. Святитель Иннокентий рассчитал, что выделенные средства можно сэкономить и за счет этого возвести еще один храм — в той самой Хабаровке, где церковь Марии Магдалины становилась все более ветхой и тесной. «Можно, кажется, и с покупкой всех материалов... построить не три, а, по крайней мере, четыре церкви, — писал он 3 ноября 1866 года губернатору Приморской области. — Нельзя ли сделать так: заключив форменное условие на 3 церкви... сделать особое интимное условие, по которому батальоны будут обязаны построить 4 церкви, то есть сверх означенных трех на берегах Уссури и Ханка, еще и в Хабаровке».
Но заново храм в Хабаровке начали строить лишь в 1868 году, уже после отъезда Иннокентия в Москву. В 1870 году он был освящен во имя святителя Иннокентия Иркутского.
Так начиналась церковная жизнь в будущем Хабаровске. В ту пору это было обычное амурское селение (правда, быстро растущее), которому Камчатский архиепископ уделил самое пристальное внимание и заботу. Хотя такое же внимание он уделял каждому селу и городу нового края.
Татьяна ГЛАДКИХ
* Фрагменты из книги Татьяны Гладких «Иннокентий (Вениаминов): ученый, педагог, просветитель»
-
Цит. по: Алексеев А. И. Николай Николаевич Муравьев // Первопроходцы: Сборник. — М. : Мол. гвардия, 1983. — С. 190, 191.
