Словесница Искусств

В 1817 году родился Яков Васильевич Дьяченко. В Восточную Сибирь он прибыл 35-летним поручиком и стал одним из тех, кто закладывал первые кирпичики в основание нынешнего Хабаровска.

Якову Дьяченко посвящены исторические исследования, и одно из них принадлежит перу дальневосточного писателя Николая Дмитриевича Наволочкина. Историческое повествование «Главное дело капитана Дьяченко», иллюстрированное редкими фотографиями, старыми картами, гравюрами XIX века и работами современных художников, вышло в издательстве «Частная коллекция» в 2007 году.

Опираясь на архивные документы, Н. Наволочкин подробно рассказал о первых этапах основания Хабаровска. Это трудные, а иногда и неприглядные страницы нашей истории. Но их не вычеркнуть.

Весной 1856 года открылась навигация, и от Шилки по амурскому течению потянулись плоты, лодки, баржи — всего около 110 судов, на которых отправились и солдаты 13-го линейного Сибирского батальона (он был создан еще в 1829 году из Иркутского гарнизонного батальона, а к 1855 году переведен в Шилкинский завод). Им предстояло проделать путь почти в пять тысяч километров: до Мариинска, где находился штаб амурских войск и обратно. Поход оказался трудным, на обратном пути солдаты столкнулись с острой нехваткой продовольствия. Из-за неумелого командования командира батальона Облеухова сроки продвижения батальона были серьезно нарушены, поэтому наступившие морозы солдаты встретили в летнем обмундировании.

Когда командир и его окружение уехали, обещав прислать подмогу, отряд оказался в откровенно бедственном положении. Наволочкин приводит свидетельство зауряд-хорунжего Забайкальского казачьего войска Р. К. Богданова, посланного навстречу батальону с продовольствием и одеждой: «От нынешней Перемыкиной станицы чаще и чаще стали попадаться замерзшие солдаты». А те, кто шли, продолжает автор, полуживые, обезображенные морозом, закоптевшие от дыма костров, тащили все-таки с собой казенное имущество — ружья и ранцы.

---

Человек из Полтавы

В это тяжелое для батальона время к линейцам приходит новый командир Яков Васильевич Дьяченко. Человек, с именем которого в дальнейшем будет связано немало полезных дел в Приамурье и Приморье, таких как закладка новых городов и станиц, строительство Хабаровска, селений по реке Уссури, организация почтовых станций.

Долгое время о 13-м линейном Сибирском батальоне и о человеке, руководившем закладкой Хабаровска, известно было только то, что 31 мая 1858 года на пустынном амурском берегу, там, где раскинулся сейчас город, высадился отряд 13-го линейного Сибирского батальона, под командованием капитана Дьяченко, и заложил военный пост, названный вскоре Хабаровкой.

Больше о капитане Дьяченко, да и о батальоне, никаких сведений не было. Оставались неизвестными основные даты его жизни, имя капитана и отчество, а инициалы, которые впервые появились в печати в 1958 году к 100-летию города Хабаровска, оказались неверными.

Неоценимую помощь нам, хабаровчанам, занимавшимся исследованием деятельности 13-го батальона и его командира, оказал доктор исторических наук А. И. Алексеев, обнаруживший в Центральном государственном Военно-историческом архиве послужной список Дьяченко. Эта находка помогла связать воедино разрозненные сведения о Якове Васильевиче Дьяченко, разбросанные по книгам, воспоминаниям и письмам его современников — Венюкова, Муравьева, Буссе, Кукеля, Корсакова, Иванова, Рагозы и других.

В Восточную Сибирь Я. В. Дьяченко прибыл поручиком в 1852 году. Уроженец Полтавщины, он в апреле 1832 года, пятнадцати лет, «вступил, — как тогда писали, — в службу» унтер-офицером в Тираспольский конно-егерский полк. Позже он служил в Финляндском драгунском полку, затем в Ново-Миргородском уланском. Восемнадцати лет Дьяченко получает первый обер-офицерский чин корнета, что соответствовало чину прапорщика и подпоручика в других войсках. А еще через два года, как и первый раз — за отличие по службе, он производится в поручики. Вероятно, в этот период, как утверждает известный исследователь Приамурья Михаил Иванович Венюков, Я. В. Дьяченко участвовал в строительстве южнороссийских военных поселений. Опыт этот пригодился ему в дальнейшем на Амуре.

В мае 1841 года Дьяченко «по прошению уволен от службы за болезнию с чином штабс-ротмистра». Была ли это настоящая причина увольнения — неизвестно. По-видимому, Дьяченко уезжает на родину и здесь происходит в его жизни какая-то драма. В личном деле сообщается, что 6 июля 1842 года у него родился сын Владимир, о женитьбе же и о имени жены ничего не говорится. Это тем более непонятно, так как через много лет уже в Иркутске Дьяченко женится вторично. Известно, что развод в то время был довольно сложным делом. В то же время мать сына Дьяченко не умерла, так как после его смерти контр-адмирал Фуругельм подписал направление о выплате пенсии двум вдовам Дьяченко. Наверное, обстоятельства личной жизни и заставили Якова Васильевича 16 марта 1852 года вступить «вновь на службу поручиком с определением в Сибирский линейный № 13» батальон.

С прибытием в июне 1852 года в Иркутск у Дьяченко начинается новая, наиболее интересная часть его жизни. Предыдущая армейская служба с ее размеренным, предписанным уставами распорядком совсем не походила на ту, которая ожидала его в Восточной Сибири. Не успев обжиться в Иркутске, Дьяченко отправляется сопровождать партию рекрутов из 276 человек в Москву. Железной дороги до Иркутска тогда не было, сам генерал-губернатор Восточной Сибири совершал ежегодные вояжи в Петербург на безрессорном тарантасе, следует ли уточнять, что марш рекрутов был совершен пешим строем.

Вернувшись в конце 1853 года в Иркутск, Дьяченко застает здесь усиленную подготовку к первому сплаву по Амуру. Он назначается командиром двух рот 13-го батальона, находившихся в Верхнеудинске, и в декабре 1855 года отправляется с ними в Шилкинский завод. Эти две роты не участвовали в «бедственной экспедиции» 1856 года. После отстранения Облеухова Дьяченко фактически командует 13-м батальоном, хотя приказ о его назначении поступил позднее. Возможно, начальство смущало, что другими Сибирскими батальонами — 14, 15 и 16-м — командуют майор, подполковник и полковник, а во главе 13-го оно вынуждено было поставить пока еще штабс-капитана Дьяченко.

Легко можно представить, в каком состоянии достался Дьяченко батальон. Обмороженные и больные солдаты, боявшиеся самого слова «Амур», деморализованные «бедственной экспедицией» офицеры. Даже 13-й номер батальона внушал пополнению, прибывшему в него, суеверный страх. Можно только удивляться, как быстро вернул Дьяченко солдатам бодрость и уверенность. Энергичный, коренастый капитан ходил, попыхивая трубкой, среди работавших линейцев. Уверенно брал топор и показывал, как надо оттесать бревно для киля баржи. Ловко правил затупившуюся пилу и мог сказать грубоватым голосом такое, что солдаты покатывались со смеху. Человечность нового командира, его уважительное отношение к ветеранам батальона сделали свое дело. Недаром Венюков в «Воспоминаниях о заселении Амура в 1857–1858 годах» характеризует его как одного из наиболее полезных деятелей по заселению Амура. Он же отмечает спокойный, ровный характер Дьяченко, распорядительность, умение обходиться с солдатами и казаками, «с начальствами». Все это, пишет Венюков, доставило ему «общее уважение амурцев».

К лету 13-й линейный батальон опять был готов в дорогу. Перед четвертым сплавом ставилась задача — поселить на Амуре, от устья до Хинганского ущелья, 460 казачьих семейств из Забайкалья. Постройкой пятнадцати станиц для них занимались солдаты 13-го и 14-го линейных батальонов. Они, отправляясь с первым отрядом сплава, должны были до прибытия переселенцев построить для них дома, чтобы было где встретить зиму. Уровень воды в Шилке и Амуре в то лето был небывало низким, и сплав, особенно по Шилке, проходил с большими трудностями.

Убедительные свидетельства о сложностях сплава 1857 года оставил нам декабрист Михаил Александрович Бестужев. После тринадцатилетнего заточения сначала в Читинском остроге, затем в тюрьме Петровского завода Михаил и его брат Николай поселились в Селенгинске. В 1856 году только что созданная Первая Амурская торговая компания предложила Михаилу Александровичу Бестужеву сплавить из Забайкалья в низовья Амура 150 тысяч пудов казенного груза на караване из 32 барж. Из Николаевска он должен был отправиться в Аян, оттуда в Америку — заказать для компании пароходы. Предложение это показалось Бестужеву весьма заманчивым, и он, подготовив ранней весной караван, почти в одно время с 13-м батальоном пустился в путь.

В Пушкинском доме в Санкт-Петербурге хранится путевой дневник Бестужева, описывающий это труднейшее путешествие. Опубликованы письма М. А. Бестужева сестрам и жене с дороги. Все они полны описаний неимоверных препятствий, которыми встречали Шилка и Амур путешественников в том году. Вот только начало одного письма, отправленного декабристом из Усть-Стрелки 24 июня:

«...Уф! Наконец добрались мы до истока заветной реки. После двадцатипятидневного не плавания, нет, — а таскания барж по мелям — так что можно сказать без метафор, что мы не плавили груз, а перетащили его на плечах рабочих...

Из 32 барж станет на мель одна, а все остальные должны останавливаться, чтобы ее снимать. В это время безъякорные баржи, не могши остановиться, валят на другие и взаимно ломают друг друга. Судите же, сколько потерянного времени, когда их станет пять или более, как, например, теперь, под Стрелкою, в узком и быстром проходе их стало шесть, и надо было их совершенно разгружать».

И обмелевшие перекаты, и перегородившие реку мели, стаскивание барж и плотов — все это испытал в тот год и 13-й линейный батальон. Дьяченко с передовым отрядом батальона доплыл только до Усть-Зейской станицы, а затем вернулся на Кумарский пост, где в узкой долине против устья реки Кумары началось строительство станицы. По его проекту в Усть-Зейской станице построена была целая улица домов.

План станицы, изящно начерченный в Петербурге, привез в устье Зеи сотник В. К. Кукель, младший брат ставшего в скором времени начальником штаба войск Восточной Сибири Б. К. Кукеля. План этот не учитывал особенностей выбранного места и годился, как шутили в станице, для строительства на Семеновском плацу, а не здесь, на Амуре. «Чертежом полюбовались и свернули его, — иронизирует Венюков, — а первая и до времени единственная улица... потянулась, даже не совсем прямолинейно, вдоль гребня небольшой высоты... На высоте этой... основано было 18–20 домов по проекту капитана Дьяченко». Среди тех, кто потешался над планом, был и Я. В. Дьяченко, и Кукель-младший ему это припомнил, но об этом позже.

В приказе № 3 по Первому отделению Амурской линии, отданном генерал-губернатором Восточной Сибири Н. Н. Муравьевым 7 июля 1857 года в Усть-Зейском посту, говорится: «13-й линейный батальон, под командою капитана Дьяченко, переходит на Кумарский пост и содействует в работе всей 1-й сотне Амурского конного полка».

Далее приказ предписывал не только помогать казакам «в постройке зимнего их помещения, но и во всех хозяйственных их работах до дня своего возвращения на зимние квартиры; 13-й батальон должен сверх того рубить и сплавлять лес... на Усть-Зейскую станицу». Из слов приказа: «батальон, под командою капитана Дьяченко», можно заключить, что капитан был уже командиром батальона; на самом же деле он официально утвержден на этом посту лишь 23 февраля следующего года.

Строительством домов в Кумарской станице руководил сам Дьяченко. Другие роты батальона разъехались строить станицы Игнашину, Сгибневу, Бейтоновскую и другие до устья Зеи. Далее на восток селения возводил 14-й батальон. Приготовить жилье для переселенцев нужно было до наступления осени. И на пустынных до этого берегах застучали в руках линейцев топоры «надежной работы казенного Петровского завода».

Многие молодые солдаты орудовали плотничьим инструментом впервые, и капитану приходилось их учить. По утрам и вечерам тучами налетал гнус. Спасали от него только тлевшие непрерывно костры-дымокуры. Первую искру для них высекали огнивом, старательно раздувая затлевший трут. «Шведские спички», хотя уже и были изобретены и даже выпускались в Петербурге, до Амура еще не дошли. Даже командир батальона носил в сумке трут и огниво.

С восхода до заката солнца шла работа на амурском берегу, а по реке плыли и плыли плоты, лодки и неуклюжие барки и баржи четвертого Амурского сплава. Плоты с грузами, когда они добирались до места назначения, разбирались, и бревна из них шли на постройку зданий.

На плоту, подаренном М. А. Бестужевым, проплыл мимо только что возникавших станиц натуралист Радде. Этот подвижник науки длительное время прожил в отрогах Хингана, и еще в то время станица, построенная неподалеку от его лагеря, была названа Раддевкой. Сейчас это село Радде в Еврейской автономной области. На изящной лодочке с домиком проследовал в Усть-Зейскую станицу корабельный инженер Бурачек. Там его ожидал нагоняй разгневанного генерал-губернатора. Барки, построенные Бурачеком, оказались очень тяжелыми, тихоходными и неповоротливыми, солдаты их прозвали «чушками». На собственном отличном баркасе заночевал в Кумаре интендант титулярный советник Журавицкий. С Дьяченко он говорил снисходительно, пересыпая речь французскими фразами. Он еще не знал, что за медленное отправление грузов в лагере Муравьева его ожидает отставка.

Интендантский чиновник Журавицкий попортил немало крови М. А. Бестужеву, когда тот получал муку в Шилкинском заводе. По контракту Бестужев должен был погрузить муку «с берега» и требовал, чтобы интендантство доставило ее на берег к судам. Журавицкий и другие чиновники интендантства доказывали, что их хлебные магазины и так стоят на земле, значит, по-морскому, на берегу, и к реке, за несколько сотен саженей, они мешки не повезут — это стоило денег.

Спор тянулся несколько дней, драгоценное время уходило, пока в Шилкинский завод не прибыл сам Муравьев. Только с его помощью справедливость была восстановлена. Сейчас Муравьев припомнил Журавицкому и эту, и другие его провинности.

Однажды вечером у лагеря 13-го батальона бросила на ночь якорь баржа с шестьюдесятью ссыльнокаторжанками. Как ни просили линейцы, женщин на берег не пустили. Они плыли на Нижний Амур прачками и кухарками в 15-й и 16-й линейные батальоны. Некоторые из этих женщин позже были обвенчаны по приказу генерал-губернатора с отслужившими свой двадцатилетний срок солдатами, пожелавшими остаться на Амуре. Печально известные «амурские» или «муравьевские свадьбы» совершались довольно просто. Напротив бессрочно-отпускных солдат выстраивались каторжанки. Мужчины и женщины, оказавшиеся друг против друга, тут же венчались военным священником. Но все это потом, пока же каторжанок везли, не выпуская на берег.

Останавливался в новой станице Кумарской набрать дров заднеколесный 70-сильный пароход «Лена», паровой котел которого стоял на носовой палубе. На воду «Лена» была спущена в Николаевске в мае того же 1857 года и направлялась в Шилкинский завод.

Амур оживал, только китайский берег по-прежнему оставался пустынным. В новых станицах, в лесных местах дома для переселенцев рубились, а в безлесных — строились мазанки. Конструкция их была несложной. Вкапывались в землю столбы-устои. Их оплетали двумя рядами плетня. В промежуток между плетнями насыпали землю. Стены, возведенные таким способом, снаружи и изнутри обмазывали глиной. Сверху на стены укладывались потолочные балки. Крыши в первый год делались соломенными, позже сами переселенцы перекрывали их щепой.

Писатель и этнограф С. В. Максимов, побывавший на Амуре в 1860 году, в книге «На Востоке. Поездка на Амур» писал: «Избы изнутри небольшие, но уютные и довольно опрятные, полы земляные, но думают сделать... дощатые; печи из сыромятных кирпичей».

В конце августа в Кумаре остановился Венюков, возвращавшийся со Среднего Амура. Он видел строительство других станиц, мог сравнивать и о Дьяченко записал: «У него в станице постройки шли живо, а число домов было значительнее, чем где-нибудь. Он показал мне собственноручный приказ Н. Н. Муравьева о времени и порядке возвращения 13-го батальона в Шилкинский завод... на нем сверху месяца и числа стояло: „Пароход „Лена“ на мели“, — вместо Иркутска или такой-то станицы, то есть вообще взамен обозначения местности, где состоялся приказ».

Плавание паровых судов по Амуру в тот год проходило не совсем гладко. Дальние рейсы совершали в навигацию 1857 года всего два парохода — «Амур» и «Лена». Из построенных в 1854 году на Шилкинском заводе пароходов «Аргунь» и «Шилка» ходила только «Аргунь», она в это время была на Нижнем Амуре. «Шилку» же, «неповоротливое чудовище», по словам Венюкова, всё время ремонтировали, в конце концов ее сплавили в Николаевск как баржу.

Из Усть-Зеи Муравьев отправился на вернувшейся из Шилкинского завода заднеколесной «Лене», но неподалеку от Албазина пароход сел на мель, вот оттуда-то разгневанный генерал-губернатор и послал приказ Дьяченко.

Первый стук топоров

Наконец в станицу Кумарскую прибыли переселенцы — казаки из Забайкалья, добровольцы и те, на кого пал «жребеёк-батюшка». К их приезду было построено десять домов. Почти в каждом поселились по две семьи, тесно, но зиму можно прожить, если учесть, что в Усть-Зейской станице на дом приходилось по пять семей. В середине сентября солдаты-линейцы отправились в Шилкинский завод, собирая по пути роты, строившие другие станицы. В новом 1858 году 13-й линейный батальон ожидала дальняя дорога.

В зиму с 1857 на 1858 год курьерам, отправлявшимся на казачьих лошадях из Шилкинского завода в Усть-Зейскую станицу, левый берег Амура уже не казался дикой пустыней. От Усть-Стрелки за день можно было добраться до новой станицы Игнашиной. На следующий день обедали в станице Сгибневой, она выросла всего в 27 верстах от Игнашиной. Здесь готовились к большому пробегу в 83 версты до станицы Албазихи. А дальше тянулись в морозное небо дымки Бейтоновской, Толбузиной и других станиц, срубленных линейными солдатиками за прошлое лето.

Названия большинству станиц даны не случайно. Так, Игнашина возникла на месте

стоявшего здесь еще в XVII веке пашенного села Игнашино при Албазинском воеводстве. Сгибнева наименована в честь А. С. Сгибнева, командира первого парохода на Амуре «Аргунь». Станицы Бейтоновская и Толбузина носят имена руководителей обороны Албазина — Афанасия Бейтона и Алексея Толбузина. Оба они погибли, отражая натиск маньчжуров.

Казаки в новых станицах, проедавшие казенный провиант, выданный им по случаю почти насильного переселения, жадно ловили вести с родных Шилки и Аргуни. Как там зимуют земляки и какой урожай собрали по осени? Не раздумало ли иркутское начальство ставить новые села по Амуру? А то очень уж просторно живется. За околицей редко встретишь прохожего, зато зверя много. «Ждите нового сплава, — обещали, отогревшись, курьеры, — ждите новоселов». А в Шилкинском заводе, где стоял на зимних квартирах 13-й батальон, всю зиму шла подготовка к новой экспедиции. Наконец и Дьяченко, 23 февраля 1858 года, утверждается командиром батальона. Этот год в истории батальона особенно интересен, потому что тогда и была заложена Хабаровка, ставшая впоследствии городом Хабаровском.

Многие авторы, начиная с брошюр, изданных в 1908 году к пятидесятилетию города, утверждали, что в момент закладки города присутствовали Муравьев, Казакевич и другие. Но письма и воспоминания перечисленных лиц и современников событий говорят о том, что на амурском берегу, когда туда прибыл Дьяченко с солдатами, кроме них, никого не было.

В Шилкинском заводе в начале весны капитан Дьяченко получил распоряжение из Иркутска готовиться к переселению батальона на новое место. Что это за место, в распоряжении не говорилось. Не внес ясность и приказ, полученный командиром батальона в первых числах апреля. Батальону предписывалось следовать впереди пятой Амурской экспедиции со всем батальонным имуществом «до последнего гвоздя».

В тот год первыми в Амур вышли лодки и плоты 13-го батальона. Батальон вез с собой дивизион легкой артиллерии, два горных орудия, снаряды к ним и все свое имущество, за ним двигались весельный катер генерал-губернатора и баржи. На этот раз все было менее торжественно, чем в первый сплав 1854 года. Тогда лодка Муравьева с поднятым флагом первой вышла в Амур. На «Аргуни» затрубил военный оркестр. Муравьев стаканом зачерпнул амурскую воду, выпил и под крики «ура» поздравил всех с началом плавания по Амуру. Сейчас все шло по-деловому — в Амур первыми выходили строители новых селений. По традиции линейцы прокричали «ура» великой реке и вновь налегли на весла. Плыли с короткими остановками.

4 мая солдаты батальона увидели плывущий им навстречу китайский баркас в сопровождении нескольких лодок с солдатами. Не доплыв несколько саженей до русских барж, китайские гребцы опустили весла. Оказалось, что на баркасе плывут чиновники из Айгуня. Китайцы заявили, что они хотят приветствовать русского генерала, и просили сообщить, где его судно. Муравьев должен был прибыть в это место через несколько часов, о чем Дьяченко заявил чиновникам. Пожелав друг другу счастливого пути, суда разошлись. Китайцы поплыли навстречу Муравьеву, чтобы выяснить, долго ли он может пробыть в этих местах, просили его подождать до прибытия в Айгунь их главнокомандующего из Цицикара.

На следующий день, утром 5 мая, Дьяченко прибыл в Усть-Зею. Солдаты сразу же принялись сгружать пушки и снаряды — думали, что батальон останется здесь. В тот же день причалили суда со свитой генерал-губернатора. А 6 мая Дьяченко наблюдал церемонию прибытия в Усть-Зею амбаня из китайского городка Айгуня. Амбань передал Муравьеву, что маньчжурский главнокомандующий князь Ишань, тесть самого императора, находится в Айгуне и просит генерал-губернатора «хоть на несколько дней отложить дальнейшее плавание, чтобы поговорить о разграничении на Амуре, так как дело это крайне заботит их правительство и пограничные люди их находятся в тревоге и оторваны от сельских своих занятий».

Приведенные здесь слова амбаня показывают, что китайская сторона по-настоящему была заинтересована в разграничении. Называя жителей северных районов Маньчжурии, прилегающих к Амуру, «пограничными людьми», китайские дипломаты, несомненно, выражали свое согласие с предложениями о границе, неоднократно высказывавшимися до этого русским правительством. На просьбы китайцев задержаться для ведения переговоров Муравьев ответил согласием. Переговоры прошли быстро и успешно. 11 мая состоялось первое деловое свидание уполномоченного русского правительства на ведение пограничных переговоров генерал-лейтенанта Н. Н. Муравьева с уполномоченным китайского правительства князем Ишанем, а 16 мая в 6 часов вечера Айгунский договор был уже подписан.

Еще накануне, когда появилась уверенность в заключении договора, Дьяченко получил приказ — основать военный пост на главном русле Амура в месте, указанном на приложенной к приказу карте. Батальон двинулся вниз по Амуру. Оставив позади баржи с имуществом, передовой отряд высадился на высоком амурском берегу, недалеко от заросшего лесом утеса. Да и на месте высадки к самому берегу подступал густой лес. В стороне за утесом виднелись шалаши летнего нанайского стойбища. Пока солдаты разжигали костер и варили обед, Дьяченко поднялся на утес: хотелось осмотреть место, где предстояло жить батальону. На вершине утеса нанайцами была сооружена молельня. У входа ее стоял чугунный жбан, а внутри виднелся березовый идол, украшенный ленточками. Яков Васильевич обошел святилище и стал на краю обрыва. У подножия его, как и сейчас, через сто пятьдесят лет, клокотало стремительное амурское течение. Из лагеря доносился стук топора и голоса солдат.

Жители Хабаровска любят подолгу стоять на амурском утесе, они привыкли видеть слева от него пляж, дебаркадеры речного порта, а по берегу — до самого горизонта раскинувшийся город: розовые здания, дрожащие в мареве трубы ТЭЦ. Справа — набережная стадиона имени В. И. Ленина, его зеленые аллеи, а дальше — опять кварталы города и силуэт моста через Амур. А если посмотреть прямо, то видна та, огибающая левый берег, излучина реки, по которой выплывали сюда кочи Василия Пояркова и Ерофея Хабарова, по которой сплавился 13-й линейный Сибирский батальон.

Что же видел человек, поднявшийся на амурский утес сто пятьдесят лет тому назад? Свидетельство самого Якова Васильевича не сохранилось, но то, что открылось его взору, нетрудно представить со слов С. В. Максимова. Он стоял на утесе всего двумя годами позже Дьяченко. И, как другие современники, Амурскую протоку ошибочно считал рекой Уссури, поэтому писал: «Там, где Уссури встречается с Амуром, последняя прикрутость Амура оступается в воду крутой каменной скалой. Об эту скалу Амур как будто надламывается и, как бы уступая быстрому подгорному течению Уссури, круто поворачивает к северу... Около этой-то скалы и по ее отклонам... выстроилось новое казенное селение, носящее имя... Хабарова». Далее Максимов пишет: «Хабаровка кажется при въезде с Амура большим, людным и хорошо обстроенным селением... Лишь только проезжий очутится на берегу, стук топора и визг пилы преследуют его с утра до вечера, везде: и на том краю, где выстроились в два ряда длинные казармы, и на другом фланге (как привыкли выражаться в Хабаровке), где опять идут казармы... Благодаря распорядительности начальства, с одного конца селения до другого... проведена гладкая дорога — род шоссе».

Думал ли капитан Дьяченко, что в этом первозданном лесу поднимется город, сказать трудно. Но о том, что за ротами линейных батальонов встают новые селения, не думать он не мог. И в верховьях Амура, и в низовьях у Николаевска и Мариинска, и вот здесь, по среднему течению реки, по всей дороге России к океану стучали плотницкие топоры. И как тут не отдать дань уважения солдатам 13, 14, 15 и 16-го Сибирских линейных батальонов! Ведь это они в 1857 и 1858 годах построили сначала от Усть-Стрелки до Хинганского ущелья, а потом до самых низовий Амура и по правому берегу Уссури десятки сел. Только летом 1858 года по Амуру и Уссури возникло более тридцати русских селений.

Линейцы владели топором и пилой, умели управлять лодкой и паромом. Они прокладывали в 1861 году первую на Дальнем Востоке телеграфную линию из Николаевска в Новгородский пост в заливе Посьета. Сплавляли переселенцев и охраняли край.

«Повсюду здесь, — писал Алябьев в книге „Далекая Россия. Уссурийский край“, — вы встречаете русского солдата: едете вы на почтовой тройке по Южно-Уссурийскому краю — вас везет солдат... но вот сухопутный путь прекращается и вы садитесь на лодку — здесь опять тот же солдат линейного батальона, нахватавшись разных морских терминов и названий, управляет рулем и парусами; входите на телеграфную станцию — и здесь сторожит эту станцию солдат; входите в церковь — и видите, что и здесь опять солдат: и сторож, и свечник, и дьячок; словом, всюду на всех должностях и при всех занятиях стоит солдат, составляющий в здешнем крае охрану его, основу... и рабочую силу».

Но вернемся к 13-му батальону. В лагере свалили первое дерево. Оно упало в кустарник, с треском обломив ветви. Когда Дьяченко спустился через лес к костру, солдаты уже поставили две палатки. Так начиналась Хабаровка. День ушел на разбивку лагеря, на подготовку площадки под первые строения. К вечеру в лагерь прибыли на легкой долбленой лодке, загребая короткими веслами, нанайцы.

Русских солдат они уже хорошо знали по предыдущим сплавам, поэтому пристали к лагерю без опасения. Улыбаясь и что-то выкрикивая по-своему, стали выбрасывать на берег ещё живую рыбу. Солдаты сбежались к лодке. Но рыбаки не знали русского, а солдаты нанайского языка. Тогда кто-то из солдат догадался и протянул гостям кисет с табаком. К кисету потянулись руки. Набив длинные трубки, нанайцы уселись на корточки у костра. Прикурив от горевших веток, причмокивая губами и прищелкивая языком, они всячески показывали, что русский табак им нравится.

Дней через пять, когда уже были срублены венцы нескольких домов, в лагерь Дьяченко из Уссурийского казачьего поста заехал поручик Венюков с несколькими казаками. Он готовился к экспедиции по Уссури и в 13-й батальон заглянул узнать, не здесь ли находятся обещанные ему топографы, ожидавшиеся из Приморья. Венюков жаловался, что очень задержался в пути от Шилкинского завода до Усть-Зейской станицы, которая к его приезду была переименована в город Благовещенск. Его команде выделили для плавания огромный баркас, на который «смело можно было поместить роту солдат, или, еще лучше, семейств тридцать переселенцев, или несколько тысяч пудов муки», а погрузили на него кур и баранов, предназначенных к обеденному столу свиты генерал-губернатора.

Между тем в лагерь 13-го батальона поступало пополнение. Высадив переселенцев в намеченных для новых сел местах Среднего Амура, прибыл с ротой линейцев поручик Козловский. Строительные работы пошли быстрее. Н. Н. Муравьев, вместе с военным губернатором Приморской области П. В. Казакевичем, посетил лагерь 13-го батальона. 3 июня Н. Н. Муравьев в письме М. С. Корсакову сообщал: «Мы шли ужасно долго от сильных противных ветров и пришли на устье Уссури только 31 мая. Там я нашел Казакевича. Казаки, слава богу, здоровы — у них на посту все хорошо; строят дом, магазин, огороды засажены...» (Речь здесь идет о строительстве расположенной на устье реки Уссури станицы Казакевичева.) Далее Муравьев отметил: «Устье Уссури совершенно в глуши», далеко от главного русла Амура. «Вследствие сего я ставлю 13-й батальон... на главном русле, чтобы он мог удобнее во всякое время спускаться и подниматься к устью Амура».

Генерал-губернатор любил сам давать названия вновь возникающим селениям. Тогда же Усть-Уссурийский пост был назван станицей Казакевичева, а поселение 13-го линейного батальона — Хабаровкой. «Мне была сделана честь, — писал М. И. Венюков, — наименованием по моей фамилии одной станицы на Уссури, довольно большой, имеющей теперь церковь и даже школу».

В июне все роты линейного батальона собрались в Хабаровке. Но ненадолго. Вернувшись из поездки на Нижний Амур, Н. Н. Муравьев 28 июня приказал Якову Дьяченко послать одну роту для строительства города Софийска, а по дороге установить почтовые станции до реки Горин. Как ни странно звучит это сейчас, не Хабаровку избрал для будущего города генерал-губернатор, а нынешний поселок Софийск. Он и назывался длительное время городом. Исследователь Приморья и Приамурья, преподаватель Благовещенской мужской гимназии А. В. Кириллов, в составленном им «Географическо-статистическом словаре Амурской и Приморской областей, со включением некоторых пунктов сопредельных с ними стран», изданном в Благовещенске в 1894 году, пишет о Софийске: «Окружной город Приморской области основан в 1858 г., имел 378 жителей в 1869 г., кроме войска».

Только ушла рота на Нижний Амур строить Софийск, как пришел новый приказ — выделить роту для строительства сёл по Уссури. Дьяченко на эту работу послал поручика Козловского. Однако и Хабаровка продолжала строиться. М. И. Венюков, возвращаясь в конце августа из экспедиции по Уссури, застал здесь большое оживление. В своих воспоминаниях он писал: «Хабаровка, поставленная на превосходном, возвышенном берегу, представляла утешительный вид. Здесь работы, под управлением того же Дьяченко, который в прошлом году строил станицу Кумарскую, шли очень успешно, возникали не только дома, но и лавки с товарами». А только что начавшая выходить в Иркутске газета «Амур» 14 июня I860 года сообщала: «Батальон этот сплавил на Амур собственное хозяйство... участвовал в сплаве переселенцев, содействовал к водворению и домоустройству их, устроил почтовые станции ниже Хабаровки до Горина, выстроил в Хабаровке для себя казармы, провиантские магазины, цейхгаузы, помещения для офицеров, и к пришедшей зиме на отведённой ему местности красовалась уже Хабаровка, маленький военный городок, жители которого пользовались уже некоторыми удобствами. Зная же лично командира этого батальона и устройство оного во всех отношениях, смело могу сказать, что, несмотря на неимоверные труды, понесенные нижними чинами батальона, они и здоровы и обеспечены всем необходимым».

Все это было сделано за несколько летних месяцев. В Хабаровке появились даже купцы, которые, как пишет Венюков, «своим коммерческим чутьем поняли, что тут в будущем предстоит возникнуть большому торговому городу». Кроме того, строился Софийск, а рота под командой Козловского к осени заложила на Уссури и Амурской протоке кроме станицы Казакевичева (ее строили казаки) еще три станицы. Примечательно, что наряду с именами Казакевича, Невельского, Корсакова, которые получили новые станицы, одна была названа в честь командира 13-го батальона — Дьяченкова. Всего же летом и осенью 1858 года на Амуре возникло тридцать одно селение и четыре на Уссури и Амурской протоке. Это позволило 8 декабря того же года образовать Амурскую область. Дьяченко вменялось в обязанность «главное заведование вновь поселившимися Уссурийского батальона Амурского Казачьего войска и заведование туземцами...»

24 декабря состоялось переименование сибирских линейных батальонов в восточно-сибирские. 13-й линейный Сибирский батальон стал 3-м Восточно-Сибирским; 14-й, расположенный в Благовещенске, — 2-м; 15-й, занимавший Нижний Амур, — 4-м, а 16-й — 1-м.

Николай НАВОЛОЧКИН
Иллюстрации из книги «Главное дело капитана Дьяченко»

---

Печатается по: Наволочкин Н. Д. Главное дело капитана Дьяченко. — Хабароваск: Частная коллекция, 2007.