Встреча

то-то давно уже не было у меня гостей из Гвасюгов. С тех пор, как мы с мамой перебрались в новый дом на площади Ленина, мало кто из удэгейцев наведывался к нам. Один раз приезжал Санчи (младший брат Джанси Кимонко), но было это ночью. Он поднялся на четвертый этаж, а звонить не стал...

Утром я открыла дверь на звонок. Обрадовалась, увидев гостя. Спрашиваю: «Давно приехал?» Он говорит: «Вчера вечером...» И на мой вопрос, почему же не пришел сразу, где и у кого ночевал, ответил, как будто в этом не было ничего особенного: «Здесь ночевал, у вас, вон тама, где батарея-то. Тепло...» То есть в подъезде. Чудной народ, ей-богу...

Однажды явилась Лидия Масленникова. Я открыла ей двери:

— Вы ко мне? Откуда вы?

Она испуганно смотрит на меня: такая маленькая ростом, в куртке голубого цвета, повязанная пуховым платком. В руках чемодан и полная сетка с покупками.

— Здравствуйте! Чё, не узнаете, да?

— Лида? Честное слово, я тебя не узнала. Проходи скорее, раздевайся. Чай пить будем.

За столом шла у нас оживленная беседа с Лидией Мусовной. Она развелась, бросила Санчи, уехала из Гвасюгов и, кажется, была замужем за русским.

— Где ты живешь, Лида? Продиктуй мне, я запишу твой адрес.

Она сказала, что живет на Нижнем Амуре. А поселок... И умолкла.

— Как называется ваш поселок?

Еле-еле выговорила:

— Моного-версиньски...

— Как? Повтори, пожалуйста.

Она смеется звонким, раскатистым смехом. И опять:

— Моного... верьсишник...

Хохочет снова. Чудачка. И я с ней вместе хохочу...

— Ну что ты, Лида, не можешь выговорить, что ли? Тогда вот что, — говорю уже серьезно. — Пожалуйста, напиши на бумаге.

Она взяла карандаш и быстро вывела: «Многовершинный».

— Вот, понятно тебе? Там золотой преска, — объяснила она, вытирая слезящиеся от смеха глаза. А мне вспомнился Динзай — наш проводник в экспедиции, который бредил «золотым прииском», золото мечтал найти.

Лида постарела. Живет она с мужем. Он русский («луса нинта»). Хороший, говорит. Моложе ее на десять лет. Смотрю на нее и думаю: «Вот неуемная замужница. Хорошо, что детей не забывает...» Едет сейчас в Гвасюги, чтобы взять к себе внучку у младшей из трех дочерей.

Лида говорит:

— Бабушке привет передавай. Ольге Алексеевне и другой сестре... Нине Алексеевне. А где этот... Как его? Ну к вам приходил часто. Он писатель по стихам. В газетах читала. Маляковский, что ли?

— Может, Пушкин?... ну ты даешь, Лида... Мы в каком веке живем?

Она засмеялась, уловив мою иронию. Но тут же лицо ее приобрело серьезное и озабоченное выражение:

— Нет-нет. У него жена еще была, чай вместе пили. Ее Валей звать.

— А-а-а... Ну ясно. Смоляков Степан?

— Вот-вот. Он агде?

Я сказала, что Степан Смоляков, к сожалению, скончался. Букини (умер). Нет у нас больше Степана...

Лида потупилась, закачала головой:

— А чё это он так? Э-э-э... Такой веселый был...