Словесница Искусств

На Дальнем Востоке в дореволюционном прошлом было немало людей, оставивших свой особый, неповторимый след в истории далекой окраины Российской империи. Среди них Евдокия Алексеевна Воронова, в девичестве Старцева. Знаменитая сестра милосердия в годы Русско-японской войны.

Дальневосточникам хорошо известно имя Алексея Дмитриевича Старцева — знаменитого приморского предпринимателя, мецената, страстного коллекционера, внебрачного сына декабриста Николая Бестужева. На острове Путятина он создал образцовое хозяйство в имении «Родное», где занимался коневодством и садоводством, животноводством и птицеводством, имел пасеку и разводил шелковицу, делал большие успехи в стекольном, кирпичном и фарфоровом производстве. В его семье было пять детей: две дочери — Елизавета и Евдокия и три сына — Николай, Дмитрий и Александр.

Младшая дочь Евдокия Алексеевна Старцева родилась в 1878 году в Тяньцзине, там прошло ее детство. Когда Душе (так ласково называли Евдокию в семье) исполнилось 18 лет, она уехала в Швейцарию получать медицинское образование. Из дома она отправилась со старшим братом Николаем, ехавшим в Москву поступать в коммерческое училище.

Через год, окончив учебу, Евдокия вернулась домой. В Нагасаки пришлось несколько дней ждать попутного парохода из Шанхая во Владивосток, и, наконец, радостная встреча на острове Путятина в знаменитом имении «Родное». Отец с матерью, тетя Надя (сестра матери Елизаветы Николаевны) с детьми, братья и сестра Лиза отлично провели лето на острове: гуляли, собирали грибы, купались, любовались цветущим лотосом. Душа, самая бойкая и озорная, была на редкость красивой, обаятельной девушкой. Великолепная наездница, она метко стреляла и характер имела решительный. Недаром братья Бринеры называли ее путятинской амазонкой, а один из них — Борис, в будущем отец известного актера Юла Бринера, даже сватался к ней. Часто сопровождая отца в деловых поездках, Евдокия изучила в подробностях остров и всей душой полюбила этот чудесный уголок дальневосточной земли.

Здесь же, на острове, в 1898 году Душа вышла замуж. Свадьбу дочери А. Д. Старцева долго обсуждали во Владивостоке. Евдокия дружила с молодым человеком, который, был увлечен ею, но она не отвечала взаимностью. Историограф декабристов В. В. Бараев писал: «...Матери он приглянулся... И когда он сделал предложение, мама сказала: „Выходи за него, Душенька, не будет тебе лучшего мужа...“. В назначенный день на остров съехалось множество гостей. Жених приехал со своим другом — уже немолодым офицером Вороновым. Он только что прибыл откуда-то из России, многое повидал, человек бывалый, веселый и холостой. Увидев друга жениха, Душа с первого взгляда влюбилась в него... Под венцом Душа оказалась с... Вороновым. Ей как-то удалось убедить всех, в том числе и маму, и жениха, что это — судьба».

После свадьбы молодые отправились в свадебное путешествие, а потом к месту службы Воронова. Душа сильно скучала по родным и в 1899 году приехала с мужем в Тяньцзинь к отцу. Как потом оказалось, это была последняя встреча близких. Алексей Дмитриевич Старцев скончался в 1900 году во время Боксерского восстания (восстания ихэтуаней) в Китае, узнав, что в огне погибли его богатейшая этнографическая коллекция и бесценная библиотека.

Вскоре началась Русско-японская война, и Сергея Воронова (по другим источникам П. П. Воронова), командира Приморского драгунского полка, направили на передовые позиции в Маньчжурию. Евдокия была рядом с ним. К тому времени она уже имела большой опыт выхаживания раненых. Свои медицинские знания, полученные в Швейцарии, она применила во время военных действий в Китае (восстание ихэтуаней 1900–1901 годов). На фронте она была ранена и получила военную награду. Высоко ценили Евдокию Воронову и как непревзойденного переводчика с китайского языка. Дмитрий Янчевецкий, корреспондент газеты «Новый край» во время Боксерского восстания в Китае, в своей книге «У стен недвижного Китая» (СПб.: Порт-Артур, 1903) писал: «Госпожа Воронова, дочь известного русского деятеля на Дальнем Востоке и китаиста Старцева, с детства говорящая по-китайски, владеет китайским языком в совершенстве. Если бы она пожелала произнести в Петербурге речь на китайском языке, она затмила бы весь Восточный факультет безукоризненной чистотой и красотой произношения, знанием духа языка и богатством выражений. Полковник Воронов неоднократно пользовался ее услугами в качестве переводчицы при сношениях с генералом Не Ши Ченом, который говорил, что редко встречал иностранцев, которые бы так блестяще владели китайским языком, как эта русская лингвистка. Было бы очень жаль, если бы русская наука нисколько не воспользовалась ее знаниями в этой сфере, в которой еще так мало знатоков и работников».

Во время Русско-японской войны о знаменитой медсестре Е. А. Вороновой, имевшей военную награду, писали многие корреспонденты, освещавшие события «на театре военных действий». Журналист и писатель П. Краснов сообщал читателям: «Жене командира Приморского драгунского полка, Е. А. Вороновой, бывшей во время беспорядков в Китае сестрой милосердия в Тяньцзине и раненной там, пришло в голову создать, на свой счет, такой легкий транспорт, который мог бы следовать сзади кавалерийского полка до самого места атаки и, подобравши раненых, доставлять их до ближайшего лечебного заведения, или специального транспорта. Мысль эта встретила сочувствие, и Государыня Императрица Александра Федоровна пожертвовала на оборудование этого транспорта 10 000 рублей. В транспорте 14 двуколок, из которых десять оборудованы для перевозки больных и раненых, двух — лежа, или четырех — сидя, а четыре везут медикаменты, перевязочные средства и питательные припасы. Исполнителями и создателями этого транспорта явились, прежде всего, сам командир полка, начальник нестроевой команды поручик Квитко и капельмейстер г. Браун, но душой его, человеком, давшим ему жизнь и движение, была его основательница — сестра Воронова».*

В книге «Год войны. 14 месяцев на войне: очерки русско-японской войны с февраля 1904 года по апрель 1905 года». (СПб., 1905. Т.1) П. Краснов с восхищением вспоминал о встрече с Евдокией Вороновой: «Это была какая-то необыкновенная сестра. Именно „барыня“, а не сестра. Все ее спрашивали, всем она распоряжалась. Худенькая и стройная, молодая, загорелая, с изящными манерами, такая чистая несмотря на окружающую ее обстановку, с русыми кудрями, выбивающимися из-под косынки и шляпы, с темными соболиными бровями, тонким носом и ясными глазами, полными страдания, — она как-то сразу запечатлевалась в памяти цельным образом. Одна душа, казалось, в ней осталась, тело исчезло, так исхудала и так невещественна стала она. Поддержанная молодым драгуном, георгиевским кавалером, она легко и ловко вскочила в седло. Транспорт из 10 двуколок, запряженных каждая парою мулов, тронулся и стал вытягиваться по дороге. Я наблюдал за нею и за ее солдатами. Между ними установилась какая-то особенная дисциплина, основанная на уважении с одной стороны и любви и заботливости с другой. Ее спокойная рассудительность в рискованные минуты, ее мягкая настойчивость и твердая воля с железной энергией, заслужили ей такое уважение и веру этих людей. Они и не бранились при ней. Быстро и смело делали они свое дело, только изредка, когда трескотня японских ружей станет ближе, поглядывая на свою барыню... И по глазам и по одобрительным взглядам видно, что они ее, свою барыню, не выдадут, умрут, а вызволят, изо всякой беды выручат»... «Ей бы полководцем быть, а не женщиной, говорит мой спутник [штабс-капитан фон-Адеркас] — смотрите, сколько физической силы в этом маленьком и таком воздушном теле! Одна душа. Да, глядя на нее невольно уверуешь, что тело немощно — это не беда, был бы дух бодр.

— Кто эта сестра? — спросил меня Адеркас. — Вы с ней знакомы? Сестра с глазами Васнецовского ангела...

— Да, я знаком с нею... Давно знаком. Еще в залах Зимнего дворца, на блестящем придворном балу, молодой полковник подвел меня к стройной красивой блондинке, в бальном туалете, с георгиевской медалью на корсаже, и сказал мне: „Это жена моя“. Она вскинула на меня свои глаза и ничего не сказала. С тех пор мы не видались и вот когда и как встретились... Это Евдокия Алексеевна Воронова с транспортом „Красного Креста“ Приморского драгунского полка».

Самоотверженное служение Евдокии Алексеевны Вороновой отмечал и корреспондент газеты «Русское слово» В. И. Немирович-Данченко: «Маленькая, худенькая, очень изящная... У нее Георгиевская ленточка в петличке. Один раз я ее только и видел с нею. Обыкновенно она этого не носит. Получила за китайскую войну... Большие черные глаза — даже не черные. Черные всегда невыразительные, а в этих и глубина, и вопрос, и тоска о чем-то... Голос тихий и нежный — в сердце стучится. Такой бывает только у очень хороших женщин... Русская почва никогда не оскудевала святыми и самоотверженными сестрами... Я ее видел 31-го мая, 1-го июня, вторично — в злополучную бойню под Вафангоу — верхом, по пути в перевязочный пункт, у носилок раненого, у гроба умершего. Она не покладала рук, голодная, утомленная, измученная! Где только она брала силы, откуда они являлись к ней?».

О том, как сложилась жизнь Евдокии Вороновой-Старцевой после окончания Русско-японской войны, сведений очень мало. Известно, что она жила с мужем-генералом в Туркестане, затем в Санкт-Петербурге. Во время Первой мировой войны она одна оказалась в Сербии, в городе Груже, и уже никогда не вернулась в Россию. Судьба не баловала Евдокию Алексеевну. Об этом можно судить по письму, которое она написала в сентябре 1924 года своей тете Н. Н. Будылиной: «Ты не можешь представить себе, как угнетает мысль о том, что через некоторое время окажешься снова на улице, без гроша, и с сильно подавшимся здоровьем... Крылья подрезаны, ничего не можешь... Говорят, жизнь в России налаживается. Может, скоро и попадем на родину, иначе не хочется и заглядывать в будущее... Авто теперь заменяют наших былых лошадей, хотя я никогда не променяла бы хорошую лошадь на машину».

Путятинской амазонке так и не удалось побывать на любимом острове, но имя ее не забыто на Дальнем Востоке. Память о замечательной русской женщине сохранили книги, в которых мужчины преклоняются перед мужеством и тихим героизмом Евдокии Алексеевны Вороновой (Старцевой) — истинной внучки декабриста.

Татьяна КИРПИЧЕНКО
Фото из архива Дальневосточной государственной научной библиотеки