- Образ Женщины
- Время женщины
- Графиня Амурская
- Незабвенная, любимая Екатерина Ивановна
- Вместо предисловия
- Амурская героиня
- Амазонка с острова Путятин
- Благо творящая. Искусствовед Валентина Старикова
- Хетагуровки, или Дальневосточницы — это звучит гордо
- Наша современница капитан Савченко
- Огни далеких костров
- День в тайге на Хехцире
- Историческая летопись профессора Дубининой
- Свернешь с дороги — потеряешь цель
- Эдемская память
- Татьянин день
- Жить в радости
- «Почему тетя поет дядиным голосом?»
- «Молодец, Лилька!»
- Поэзия ню
- Таежная синема
- Единое пространство культуры
- Знаки и символы нашей истории
- Литература
- Дом народного творчества
- ИВЛЕВА Надежда Семеновна
Смешные и грустные монологи Лилии ОнегинойСудьба подарила мне редкостную и драгоценную встречу с удивительной личностью, большой певицей, примадонной Минского театра оперы и балета, ученицей великого Сергея Лемешева — Лилией Онегиной. Мы познакомились уже в Хабаровске, куда она вернулась после своей блистательной карьеры и занялась преподавательской деятельностью. Частенько я приводила к ней на вокальную диагностику своих учеников, а с Оксаной Донцовой, ныне артисткой Мариинского театра оперы и балета, мы занимались около года. И это были уникальные уроки, мы буквально впитывали школу Лилии Алексеевны. Помимо высочайшего профессионализма она обладала светоносной душой, обаянием, несокрушимым оптимизмом, а ее неповторимое чувство юмора ассоциировалось с Фаиной Раневской. Много было рассказано во время наших встреч, и я записывала не только бесценные вокальные рекомендации, но и полные юмора эпизоды ее бурной концертно-гастрольной жизни. Так возникли эти монологи, сохранившие неповторимую интонацию Лилии Алексеевны Онегиной.
На госэкзамены в наше училище понаехали бонзы разных консерваторий, но я, конечно, выбрала лучшую — Московскую! Учил меня великий Сергей Лемешев и замечательный педагог Гуго Тиц — родной дядя нашего, ныне покойного дирижера симфонического оркестра Виктора Тица. От голоса Лемешева я сходила с ума и покрывалась гусиными пупырышками. На уроках он говорил очевидные и незаумные вещи. Например, «некругло взята нота, горло зажала». Записывал меня на магнитофон. От его прикосновений к моему горлу у меня кружилась голова и подкашивались ноги.
Итак, я поехала в Донецк одна. С поступлением в театр был связан забавный случай. Меня предупредили, что директор театра — бывший начальник тюрьмы и, войдя в его кабинет, надо соответствующим образом здороваться, а именно: «Здравствуйте, гражданин начальник!» Ну я таким образом и поздоровалась, и он меня запомнил, всегда отличал и даже напутствовал в личных вопросах: «На театральных мужчин, Лиля, не реагировать, балетники — все сплошь гомики, а оперники — сплошные цацы!» Наверное, поэтому я вышла замуж за дирижера оркестра нашего театра, который был старше меня на 25 лет. И чем, вы думаете, он в этом странном браке со мною занимался? Выучил за два года десять опер! А на меня «точил зуб» дирижер Минской оперы. Хотелось ему в труппе иметь контральто, и в одну из гастрольных поездок (кажется, это было в Грузии) он меня попросту украл и привез в Белоруссию. Муж-дирижер проявил много понимания и не стал препятствовать переезду и разводу. Все-таки мужчины в 50 лет ко многому уже относятся философски. В Минске я снова вышла замуж, но об этом позднее.
В театре я пела все, что могло петь меццо и контральто: от Амнерис в «Аиде» до графини из «Пиковой дамы». А так как я была легка на подъем, коммуникабельна и здорова как лошадь, меня часто посылали в творческие командировки, и я моментально вводилась в «Онегина» или «Аиду». Во Львове, где пришлось петь Ольгу в «Онегине», мне сделали предложение перейти к ним в театр. Но я решила, что если кое-как терплю белорусский, с его «навернОе» и «скураной мапой» (так называли кожаный портфель), то опера на украинском — это то, чего мне не пережить. Например, ария Ленского звучала так: «Паду ли я, дрючком проперты, иль мимо прошпиндорит вин», или что-то в этом роде. Сравните с подлинником: «Паду ли я, стрелой пронзенный, иль мимо пролетит она». На спектакле я щипала себя за ноги, чтобы не хохотать во все горло.
Дважды нас выпускали за границу. До этих поездок я думала, что живу хорошо. По приезде мне как солистке сразу же дали двухкомнатную квартиру и зарплату 250 рублей. В Польше увидела, что примадонна живет в собственном доме с бассейном и машиной, и поняла, что я живу не очень... Ну а в Канаде, увидев почти дворец оперной дивы, я поняла, что вообще никак не живу. Все это, разумеется, шутки, так как самым главным для меня были роли, которые исчислялись конкретной цифрой — 42 партии. Вы спрашиваете о судьбоносных пересечениях? Да, мне приходилось петь в Большом театре на Днях белорусской культуры и с Атлантовым, и со Штоколовым, и с хулиганом Пьявко, который, отпев, уходил щипать балерин. Довелось мне петь и с Галиной Вишневской в «Евгении Онегине». Ушла я из театра с треском и блеском, с главных ролей. Тяжело заболела мама и стала настойчиво звать меня в Хабаровск, к тому времени она уже вернулась на Дальний Восток. Несколько раз я выступала с Дальневосточным симфоническим, а потом филармония начала гонять меня по садикам, и дети, недоумевая, спрашивали после концерта: «А почему тетя поет дядиным голосом?» Вместо послесловияВот уже несколько лет нет с нами Лилии Онегиной. Но... такие люди не уходят, а продолжают жить в нас, пускают глубокие корни в наших сердцах и душах. Вот и на нас словно падают невидимые лучи души Лилии Алексеевны. В последние годы она не столько преподавала, сколько консультировала будущих консерваторских студентов, и ее многочисленные ученики всегда будут помнить и необыкновенную щедрость ее души, и истинную — не афишированную — доброту, и неподражаемое чувство юмора. Она всегда будет жить в наших сердцах — удивительная женщина с нежным пушкинским именем. Марина ЦВЕТНИКОВА |
|||
|