Благо творящая. Искусствовед Валентина Старикова

Валентина Гавриловна СтариковаГоды жизни хабаровского искусствоведа Валентины Гавриловны Стариковой — 1914–1999. В далеком 1964-м довелось мне писать для «Молодого дальневосточника» статью к 50-летию Стариковой. Уже тогда было понятно, что она, человек-невеличка непрезентабельного вида и неисчерпаемого вдохновения, совсем не похожа на строго академического «веда», к которому иронически обращался Маяковский: «Профессор, снимите очки-велосипед!». Как человек, как искусствовед она прожила жизнь, девизом которой были любимые ею строки Пастернака:

Жизнь — ведь это только миг,
Только растворение
Нас самих во всех других,
Как бы им в дарение...

Теперь, в канун 100-летия Стариковой, масштаб ее личности и ее вклад в общее дело видятся куда значительней. Повторю с полной убежденностью вслед за художником Александром Лепетухиным: «Роль Валентины Стариковой недостаточно оценена. А ведь в ее лице дальневосточная культура получила эталон вкуса».

Импульс к написанию этих заметок пришел не столько от личных воспоминаний (я имела честь быть другом Валентины Гавриловны), сколько от перечитывания переписки В. А. Фаворского и В. Г. Стариковой. Это эпистолярная нить, связующая в единое культурное пространство Центральную и дальневосточную Россию. Чем не довод в пользу вышесказанного?

В. А. ФаворскийПереписка с Фаворским

О чем была эта переписка великого графика и книжного иллюстратора, лауреата Ленинской премии Владимира Андреевича Фаворского (1886–1964) с его бывшей ученицей Стариковой в начале шестидесятых? «На днях получил письмо от Вали Стариковой. Ей поручили в Хабаровске сочинить обо мне передачу по телевизору. Просит совета. Кое-что посоветовал, но в письме трудно... Но одно, что она обо мне думает — уж очень в грандиозном плане» (из письма Фаворского В. Н. Вакидину).

В интересах читателя приведу некоторые выдержки из писем художника:

«Насчет Вашего вопроса я думаю, что и Вы, и все немного преувеличивают о моей мудрости и т. д... А я думаю, что некоторое достоинство в моем искусстве состоит в том, что оно захватывает и мысли, и чувства, и ремесло. Когда я начинал, то гравюра была необходима как хлеб...»

«То, что Вы пишете о передаче, все очень интересно. Я вообще считаю, что когда речь идет обо мне, мне трудно судить, а тем более вмешиваться. Главное, чтобы было тактично и со вкусом, а Вашему вкусу я вполне доверяю...»

«Очень приятно получить от Вас письмо, и тогда представление о Хабаровске совсем меняется. Как всюду разбрасываются семена нашей школы...

P. S. Между прочим, я когда-то для детской энциклопедии гравировал Хабарова. Она не бог знает что, но посылаю ее Вам в Хабаровск».

В примечаниях к этому письму сообщается, что в 1953 году Фаворский сделал для Детской энциклопедии три гравюры: «Ломоносов как географ», «Землепроходец Ерофей Хабаров», «Подвиг Г. И. Невельского». Все они первоначально напечатаны в пробном томе Детской энциклопедии в 1958 году. О судьбе присланных в Хабаровск надо спросить у сотрудников нашего Дальневосточного художественного музея... А в письме Стариковой от 30 апреля 1961 года великодушный Фаворский делает такое предложение:

«Валя, я вот что подумал, ведь у Вас в Хабаровске есть, наверное, музей. Тут недавно была очень хорошая выставка К. Н. Истомина, и все эти вещи принадлежат институту Сурикова, т. е. никому, и там к ним относятся очень скверно. Очень важно не возвращать туда же эти вещи. Не мог бы Хабаровск затребовать что-нибудь. Это бы стоило копейки. Тем паче, что оценено как холст. Подумайте об этом. Если музею нужны мои работы, то я мог бы прислать. Но это не к спеху, а вот с Константином Николаевичем, если бы можно устроить, то было бы хорошо...»

В указателе имен в двухтомнике воспоминаний и писем Фаворского сказано: «Старикова Валентина Гавриловна (род. 1914) — советский искусствовед и график. В 1932–39 годах училась в Институте изобразительных искусств у Павлинова, Родионова, Истомина и Фаворского. С 1948 года живет в Хабаровске». Итак, ее личная и творческая жизнь разделилась на два периода: в Москве и далеко от Москвы.

На руках у отца и рядом с мамой. 1916–1917В Москве

Вообще-то родным городом своего детства Старикова считала Борисоглебск Воронежской области. Отсюда родом и ее предки, простые труженики. Мама Вера Матвеевна — учитель русского языка, опора семьи, человек долга. Отец Гавриил Степанович — человек общительный и эмоциональный, руководствовался в своих поступках больше интуицией, чувством нравственной красоты и справедливости, чем пользой, выгодой, здравым смыслом (так она пишет о нем в «Страницах жизни»). Его жизнь была полна непредсказуемых поворотов. Так, закончив школу прапорщиков, Стариков был назначен командиром штрафного кавалерийского батальона. Вскоре эскадрон был переведен в Петроград, и семья в телячьих вагонах отправилась в путь. Здесь большую роль сыграл в судьбе Стариковых Дмитрий Степанович Фурсиков, выпускник Военно-медицинской академии, ученый-физиолог, ученик и помощник академика Ивана Петровича Павлова. Когда Стариков демобилизовался и стал безработным, друг Фурсиков поручил ему организовать базу для выращивания животных, предназначенных для медицинских опытов. «Папа нашел знаменитые теперь Колтуши и был их первым директором». В распоряжении девочки Стариковой было около сотни щенят, она вспоминала о них под конец жизни с симпатией и состраданием. Так что не только великий Павлов, но и рыжий фокстерьер Икар остался в копилке памяти. Ей повезло на встречи с хорошими людьми и хорошими животными.

В 1927–1928 годах был переезд в Москву, где Стариков стал работать ассистентом Фурсикова в Институте мозга. Новая обстановка, новые друзья. В московской школе Валентина Старикова приобрела друзей на всю жизнь: здесь учились дети комиссара МИД М. И. Литвинова Татьяна и Михаил, будущий дирижер Кирилл Кондрашин, а самыми задушевными подругами стали Таня Айзенман и Люба Фейгельман (о последней есть знаменитое стихотворение Ярослава Смелякова «Любка Фейгельман», в нем отразился молодой задор тех лет). Но больше всего Старикова любила поэзию Пастернака, ей посчастливилось не просто читать его стихи, но слушать их вживую. Замечательный словесный портрет поэта остался на «Страницах жизни».

Музей изобразительных искусств им. А.С. Пушкина. Валентина Старикова (на фото слева) ведет экскурсию. 1931«Его рокочущий голос был рокотом волн, это была музыка, он мог читать бесконечно, столько, сколько хотелось его слушать, даже для пяти-шести человек. Уже будучи студенткой, я с ребятами рвалась на его выступления в Политехническом музее. Он бросал сцену и прибегал со слезами на глазах к администратору, говоря, что не может читать, если не пускают его поклонников. И нас пускали. Без билетов, без мест, мы сидели на ступеньках лестниц. Любовь к его поэзии согревает меня до сих пор, доставляя наслаждение, как и поэзия Пушкина, Лермонтова и Тютчева» («Страницы жизни»).

Судьба сложилась так, что интересы Стариковой сосредоточились на изобразительном искусстве. Во-первых, еще школьницей-пионеркой она попадает в Музей им. Пушкина... в качестве экскурсовода. Да, был такой модус в те времена — приглашать пионеротряды в помощь музею в работе над выставкой Древней Греции для детей. Там приглашенных пионеров просвещали насчет мифологии, истории и искусства античности. Во-вторых, после окончания школы Стариковой не удалось поступить в геологический техникум ввиду отсутствия рабочего стажа. А как раз в это время для таких неприкаянных были организованы музейные курсы, на которых преподавал, между прочим, Борис Заходер. «Валя, а ты почему не рисуешь?» — обратился к ней однажды Андрей Дмитриевич Гончаров, художник.

«Я начала рисовать. Надо мной стоял столбом пар от усердия, карандаши ломались, бумага протиралась до дыр, а рисунок расползался» («Страницы жизни»). И вот в 1932 году Стариковой удалось поступить на графический факультет Полиграфического института. А это бывший ВХУТЕМАС, то есть «Школа живописи, ваяния и зодчества», в которой когда-то учились Бурлюк и Маяковский, а преподавал Леонид Пастернак.

Об этом стихи Бориса Пастернака из поэмы «Девятьсот пятый год»:

Мне четырнадцать лет.
ВХУТЕМАС
Еще школа ваянья.
В том крыле, где рабфак
Мастерская отца

В 1923–1926 годах ректором ВХУТЕМАСа был В. А. Фаворский, потом профессор Полиграфического института.

Послевоенные годы.  Начало работы в Дальневосточном художественном музееГлавной удачей своей судьбы Старикова считала то, что ее учителем был Владимир Андреевич. Эта школа осталась с ней навсегда — и когда она занималась живописью, и когда, оказавшись на Дальнем Востоке, отложила кисти и стала искусствоведом. Фаворский внушал своим ученикам: надо жить для высокого искусства и для людей, но никогда для себя. Похоже, что это, казалось бы, утопическое требование Старикова обратила к себе и подтвердила своей жизнью. Те, кто ее помнит по Хабаровску, подтвердят, что она была человек-бессребренник; а поэт Виктор Еращенко не без восхищения назвал ее «интеллигент в драной юбке».

Одновременно со Стариковой учился в институте сын Фаворского Никита, который погиб на фронте в 1941 году, он был добровольцем ополчения и «личностью недосягаемой духовной красоты», как пишет о нем соученица.

Конец 1930-х и начало 1940-х были насыщены бурными, порой трагическими событиями для Стариковой, для всех. Преддипломная практика в Средней Азии, рождение сына Дмитрия, возвращение в Москву, трудные условия жизни. С началом войны стало еще труднее. Рассказывая о Москве военной, Старикова перечисляет места работы: «Союзмультфильм», мастерская «Окон ТАСС», сопровождение выставок. Были поездки в Петушки, куда Валентина Гавриловна привозила хлеб и продукты отцу, сестре Марине и сыну Мите, находившимся там. Был страх: возьмут ли немцы Москву? По счастливой случайности не попала под взрыв пятисоткилограммовой бомбы, брошенной в Московский городской комитет партии. Приходилось работать по 14 часов, питаться костным бульоном и вздутыми консервами. И все же люди не сдавались.

Вот картинка из «Страниц жизни». Московский парк культуры и отдыха, лето 1942 года. Встретились Старикова и натурщица Осипович. «С высоты в мареве дыма и пыли была видна военная Москва. Невдалеке, вокруг разбомбленного дома, валялись исковерканные железные кровати на керосинках и примусах, стоящих на табуретах, варилась каша для детей, а Осипович жаждала позировать художникам. «Ну, давайте карандаш и рисуйте меня»... Между прочим, ее писал для своих картин Дейнека.

С художниками Валентином Степановым (слева) и Евгением Короленко. 1970-еВ Хабаровске

В голодное послевоенное время Валентина Гавриловна оказалась на Дальнем Востоке. Ей предложили «секретную» работу: распространение и продажу вышитых знамен разным организациям в регионах по цене в десять раз дороже себестоимости. Это была афера министерских чиновников, к которой Старикова, само собой, оказалась непричастна. Но главное — она хотела бежать из Москвы от той роковой довоенной любви, которая вновь встала на ее пути...

Случился новый поворот в ее жизни. По пути в Хабаровск на станции Ин в вагон вошел скромный железнодорожник Александр Ботченко, ее будущий муж. «Интересно, что именно в это тяжелое время, когда нельзя было досыта есть хлеба, когда покупая картошку, я брала самую резаную и гнилую, которую часто мне отдавали даром, наша семья была самой крепкой, самой счастливой. Мой муж был для меня всем: и кормильцем, и защитником, и самым любящим на земле человеком», — вспомнит она в конце жизни. В Хабаровске родились и выросли две дочери Галя и Нина, потом пошли и внуки. Валентина Гавриловна, человек удивительной энергии и нескудеющей силы (по Тютчеву), сумела и семью взрастить, и искусству послужить, как ни сложно это было совмещать целых полвека. Кисти она засушила, но пропаганда искусства стала делом ее жизни.

Перечитаем ее первые впечатления от Хабаровска. «Хабаровск сразу же мне понравился обилием зелени, воды, планировкой этих прямых, параллельных улиц. Главные улицы бежали и, как сестры, перекликались друг с другом. С одной на другую было видно каждый дом и небо. Это было как-то торжественно. Мне показалось, что здесь очень много красивых людей. Смесь самая разная: Азия, Европа, тут были и тюркские, и монгольские лица, и евреи, и славяне, и прибалтийцы. Но нанайцы, японцы и китайцы — это было только здесь. Они еще больше обогащали эту красочную картину. Хотя обилие всех этих типов естественно. Это были следы переселения народов. Надо сказать, что талантами наш город тоже не был обделен. Много было людей одаренных, ярких...»

И действительно, таких людей Валентина Гавриловна встретила в Хабаровском художественном музее, который располагался тогда в здании бывшей синагоги на улице Фрунзе. Директором был интеллигентный и гуманный человек Иван Васильевич Туркин; он терпеливо учил коллектив музейному делу и создал в музее прекрасную атмосферу, в которую Старикова вписалась легко и естественно. Музей стал местом встречи просвещенных людей, здесь Валентина Гавриловна познакомилась с художниками Павлишиным, Федотовым, Степановым, с литераторами Ивановым, Добровенским. Писатель Всеволод Никанорович Иванов любил бывать в музее, причем не столько рассказывал, сколько слушал. А Валентине Гавриловне было что рассказать (ее в шутку иногда величали Валентина Говориловна).

Справа налево: В.Г. Старикова, Дмитрий Стариков, В.Н. Катеринич, внучка Валентины Гавриловны Оля. Хабаровск, 1970-еКак она сама вспоминает, большую поддержку оказал ей Иннокентий Алексеевич Горбунов, художник и большой патриот Дальнего Востока. Они вместе ездили по селам, смотрели работы местных мастериц, Старикова постигала искусство аборигенов и сказала о нем тоже. По совету Горбунова, в начале шестидесятых она написала книжку «Художники Приамурья» и стала членом Хабаровского отделения Союза художников по секции искусствоведения.

Может показаться, что биография Стариковой складывалась как некая идиллия. Но это не так. Современному читателю надо напомнить, что в советские времена идеологический прессинг разной степени жесткости по отношению к художнику существовал всегда. Причем цензура была внешняя и, что страшнее, внутренняя.

«Искусствоведы в штатском» тщательно выискивали в произведениях творцов крамольные моменты, т. е. антисоветчину. Так, книгу Стариковой «Художники Приамурья» долго тормозили, изучая под микроскопом. Но Старикова никак не могла быть антисоветчком, она была искусствоведом в советское время. Она могла прочесть лекцию на тему «Образ Ленина в изобразительном искусстве» так, что слушатели не могли оторваться, потому что это был блистательный анализ художественных особенностей каждого из авторов живописной ленинианы (да, была такая).

Она была светлый вдохновенный человек. Повторю формулу А. Лепетухина: «Ее профессией было восторгаться тем, что она действительно любила. Причем на своих лекциях она никогда не повторялась». Те, в ком сидел внутренний цензор, правоверные, но бездарные соцреалисты, относились к ней подозрительно, а то и с раздражением как к юродивой. Разумеется, она никогда не обижалась и не жаловалась, плохого слова ни о ком не сказала. Вот какого, не побоюсь этого слова, святого человека послала судьба в Хабаровск. Многое можно добавить к портрету душевного благородства В. Г. Стариковой, но статью пора заканчивать. Ограничусь беглым перечислением.

Помимо экскурсий в художественном музее она читала лекции (точнее, вдохновенные импровизации!) в школах, пионерлагерях, детских садах, в институтах — везде, куда позовут. Побывала во всех городах Дальнего Востока, плавала на агитпароходе по Амуру, ездила по всем погранзаставам от Бикина до Аргуни. Она оставила системное представление о художественной жизни Хабаровска тех лет. Ее публикации, хоть и трудно, но доступны; они перечисляются в списке литературы (список, увы, неполный).

Больше всех писала она о двух художниках, хоть и не обласканных начальством при жизни, но истинно талантливых — об Алексее Матвеевиче Федотове и Валентине Петровиче Степанове. Успела благословить талантливых молодых. Незадолго до смерти надиктовала для Хабаровского отделения Фонда культуры «Страницы жизни». На экземпляре, подаренном нашему графику Николаю Холодку, написала: «Милому, мыслящему, серьезному художнику Н. И. Холодку, воспитаннику, как и я, благородных стен бывшей Школы живописи и ваяния, ВХУТЕМАСа — полиграфического института, с разрывом в 30 лет, с уважением на добрую память посылаю сей скромный труд. В. Г. Старикова. Август 1998 г.».

«Страницы жизни» помечены как благотворительное издание. Жизнь Стариковой тоже была благотворительной, то есть творящей благо.

Валентина КАТЕРИНИЧ


ИСТОЧНИКИ

  1. Фаворский В. А. Воспоминания современников. Письма художника. Стенограммы выступлений. — Москва, «Книга», 1900–1991 г.
  2. Старикова В. Г. Художники Приамурья. — Хабаровск, 1964.
  3. Старикова В. Г. Страницы жизни. — Хабаровск, 1998.
  4. Старикова В. Г. Грани большого таланта (о А. М. Федотове). — Хабаровск, 2004.
  5. Старикова В. Г. «Они любить умеют только мертвых» (о В. П. Степанове). — «Приамурские ведомости». 1995.
  6. Старикова В. Г. Магический свет Степанова. — «Тихоокеанская звезда». 1996.
  7. Лепетухин А. П. Такая короткая длинная жизнь (Памяти художника и искусствоведа В. Г. Стариковой). — «Тихоокеанская звезда». 2002. 28 февраля.