Словесница Искусств

В исследовательской литературе относительно экспедиции на Амур казачьего атамана Максима Перфильева существуют различные версии, разночтения и оценки. Причем даже в хронологии. Поэтому уточнение отдельных хронологических рамок приводит к некоторому пересмотру истории и оценок экспедиции [31, с. 83].

Последние исследования В. А. Тураева по поводу оценок этой экспедиции сводят на нет бытующее мнение о том, что именно Максиму Перфильеву, а не Ивану Москвитину принадлежит право первого целенаправленного похода на Амур [38, с. 123-124]. Существуют разночтения и в датах экспедиции. Так, Г. А. Леонтьева полагает, что поход М. Перфильева начался в 1638 году [17, с. 5-6], а В. А. Тураев считает, что летом 1639 года [38, с. 123-124], почти одновременно с И. Москвитиным, попытка же проникнуть на Амур у Перфильева была в 1640 году [38, с. 124]. Отсюда и оценка: не М. Перфильеву, а И. Москвитину принадлежит приоритет первого целенаправленного проникновения на Амур, хотя оба землепроходца до берегов этой реки не дошли каждый по своим причинам, в числе которых и у того, и у другого была проблема с нехваткой продовольствия.

В связи с тем, что в 30-е годы XVII столетия основные районы «северной Сибири», поставляющие соболиный мех в Москву, «испромышлились», а государственная казна требовала все больше и больше мягкой рухляди, перед промышленными людьми и сибирской администрацией встала задача расширить сегмент «объясачивания» местных жителей, то есть искать «новые землицы» и приводить их под «высокую царственную руку». Именно этому был посвящен ряд экспедиций 1639–1641 годов. И далее с этим связаны походы русских людей на Амур, в том числе и экспедиции под началом И. Москвитина, томского казака, «откомандированного» для временного несения службы (до одного года) в Якутск, и енисейского служилого человека, казачьего атамана М. Перфильева.

Итак, весной — в начале лета, по одним данным, 1638-го, по другим — 1639 года с задачей «прииска и приведения новых землиц неясачных людей» из Енисейска был послан казачий атаман Максим Перфильев, один из опытнейших русских землепроходцев, уже неоднократно совершавший сложные походы по Восточной Сибири.

Еще в 1627 году 40 казаков под его началом добрались по Ангаре до Илима, там они взяли ясак с окрестных бурятов и эвенков, поставили зимовье и через год вернулись степью в Енисейск [22, с. 30], дав тем самым толчок новым походам в «проведанные» земли.

Именно этот участок степного перехода по «старой Казанской дороге» с 1658 года, после установки русского города Уфы, станет использоваться в особых случаях — для срочной переброски войск, посылки гонцов и других «скоростных» нужд в общем пути «с Руси» в Сибирь.

Как пишет В. А. Тураев, поход М. Перфильева на этот раз был одним из многих обычных для того времени казачьих походов в неизвестность, без строго определенной цели [38, с. 123]. Обычными, общими целями экспедиций, отправляемых для проведывания землиц, являлся сбор сведений о «необъясаченных землях», возможность их объясачивания и присоединения к России. Исследование новых, более легких и доступных путей для миграции людей на восток, налаживание связей с местными коренными жителями на основе товарообмена, но при этом избегая необоснованных военных конфликтов с аборигенами. Поиск возможности добывать драгоценные металлы и минералы, в которых очень остро нуждалась Россия и которые приходилось завозить из-за рубежа.

Такие «общие» задачи всегда ставили людей в очень жесткие условия в неведомом суровом краю. Поэтому и Якутская, и Енисейская администрация предоставляла участникам походов право на месте, в экстремальных условиях, на казачьем круге решать вопросы изменения обусловленного примерного направления движения экспедиций. В то время это была «казачья вольница», еще не тронутая администрацией лишь по той причине, чтобы сохранить в суровых условиях максимум выживаемости, прямо говоря, плохо обеспеченных, а порой совсем не обеспеченных местными властями членов экспедиций. Причем задачи, возлагаемые на них Сибирским приказом в Москве, выполнять приходилось беспрекословно.

Отправившись из Енисейска с отрядом в 36 человек [17, с. 5] (обычно к отряду примыкали охочие и промышленные люди, которые в официальных списках участников экспедиции не числились) уже знакомым Перфильеву путем по Ангаре, землепроходцы перешли через Илимский волок и достигли построенного ранее Олекминского острожка, расположенного в устье правого притока Лена — Олекмы. Здесь они пережили зиму 1639/40 года и, как только вскрылись реки, продолжили свой путь на Витим — приток Лены. Именно здесь, на Витиме, в конце лета 1640 года, как сделал вывод В. А. Тураев, когда служилые люди достигли Витимских порогов недалеко от устья речки Муи, они узнали от местного тунгуса Комбойки Пекиева о существовании реки Чирколы (Шилки, Амура) и ее богатствах [38, с. 123], а также о людях, ее населяющих.

«А по той реке Шилке живут многие даурские пашенные люди... Да под улусом близко-близко серебряная руда в горе...* И медные-де, государь, руды, и свинцовые на Шилке-реке мног ж... И Шилка-де, государь, река пала в Ламу, а Лам-де, государь, они называют морем. А на устье-де, государь, Шилки-реки живут килорцы...» — так пересказывал Максим Перфильев сведения, добытые землепроходцем в устье реки Муи [38, с. 124], первому якутскому воеводе П. П. Головину, когда тот в 1641 году следовал для приема дел и должности воеводы в Якутск.

Таким образом, М. Перфильев на Витиме, в устье реки Муи, получил сведения, о которых Д. Копылов знал еще в 1638 году с Алдана, и до поры держал их в секрете.

Сведения о Шилкаре не могли не заинтересовать атамана, и он вынес их на казачий круг. Традиции «казачьей вольницы», занесенные еще со времен Ермака с Европы, позволяли на круге решать жизненно важные вопросы казаков и принимать по ним обязательные для всех решения. На таком круге и было принято, по мнению В. А. Тураева, у перфильевцев решение идти на Шилкару. И поход состоялся.

Шел 1640 год. Москвитин, отправившийся с отрядом на Чирколу (Шилкару) летом 1639 года, был в то время уже на пути к устью Амура от своего знаменитого зимовья. У устья реки Кутомалы М. Перфильева вновь заставила остановиться зима [17, с. 6]. Наскоро сооруженное жилище позволило атаману не потерять людей в ожидании весны. А как только Витим освободился ото льда, перфильевцы продолжили по нему свой путь. Дойдя до устья реки Цыпири (Цыпы), они поднялись по ней до Большого Цыпирского порога, преградившего им дорогу. Кроме того, у казаков «хлебных запасов не стало».

Трудные «дороги» по рекам против течения, многочисленные пороги, которые приходилось преодолевать волоком по берегу, измучили отряд. К тому же голод давал о себе знать. В таких условиях, чтобы не потерять людей, М. Перфильев принял решение о прекращении экспедиции и возвращении назад. На обратном пути в устье реки Цыпири перфильевцы собрали ясак (74 соболя) [17, с. 8], который привезли в Енисейск. В 1641 году Перфильев представил П. П. Головину письменный отчет о проделанном пути на Шилкару, а также рассказал о причинах неудачи похода, связанных с недостатком продовольствия и снаряжения. Этот письменный отчет воевода тотчас отправил в Сибирский приказ.

Приезд П. П. Головина в Якутск совпал с возвращением из экспедиции на Чирколу (Шилкару) И. Ю. Москвитина.

Поход Максима Перфильева, с точки зрения администрации, оказался безрезультатным, и енисейские воеводы решили искать путь на Шилкару (Амур) не притоками Лены, а со стороны озера Байкал.

* Дауры не жили на Нижнем Амуре, поэтому речь идет не о горе Оджал. — Прим. В. Павлика. Вернуться