Михаил Храбров
Страна узнала его, когда «наш» Храбров уехал по приглашению в Ленинград и замечательно сыграл в телефильме Иудушку Головлева.
«Я артистом быть не собирался», — говорил народный артист РСФСР Михаил Сергеевич Храбров. Вырос в рабочей семье, стал токарем. Во время войны точил снаряды в Рыбинске. Гордился тем, что к восемнадцати годам имел пятый разряд. А был, по его словам, лапоть лаптем. Друг соблазнил пойти в хореографический кружок Дворца культуры. Голодные, холодные топали вечерами за несколько километров, так увлеклись. Заболел токарь театральностью. И, уже участь заочно на втором курсе механического техникума, ушел Миша Храбров в артисты. Играл сначала в Рыбинске, потом — в Костроме.
«Играл все: от Дибича до Ромео». Потом был притягательный Дальний Восток, хабаровский театр. И хотя попала сюда чета Храбров — Медведева не в лучшие для театра времена, Михаил Сергеевич, хороший товарищ, прекрасный партнер, вписался в труппу и явил себя прекрасным актером. «Мысль — мать действия», — считал он и таким путем шел. Движение, слово, молчание — все в его ролях «работало». Мы помним храбровского шута из «Короля Лира» — трагического весельчака, мудреца, философа из народа, который был «совестью короля»«. И Толика Сысоева, вора, стремящегося стать «настоящим» («Разбуженная совесть» В. Шаврина). В роли царя Федора (А. Толстой. «Царь Федор Иоанович») Храбров был удивителен: играя искреннего, не слабоумного, а желающего всем добра, не умеющего и не хотящего править человека. Трагизм этой так сыгранной личности, в которой растоптана вера в людей, потрясал.
На сцене он бывал неузнаваем не только из-за грима: всякий раз представал перед нами другой человек. И всегда у актера Михаила Храброва, игравшего этого человека, был точный посыл — к сердцу зрителя.
Нина Медведева
Нина Медведева, приехавшая с мужем М. С. Храбровым из Костромы, где покорила зрителей своей Джульеттой, помнится как Женька из «Фабричной девчонки» А. Володина. Казалось, именно для нее написана роль бесшабашной, но вовсе не простенькой современницы тогдашних молодых. Но вот она сменила одежды и предстала перед зрителем Лусией — испанкой XVI века из пьесы Тирсо де Молина. А потом — Соней в «Дяде Ване» Чехова. Сохраняя обаяние, присущее ей, актриса переходила естественно из образа в образ, из века в век. Ее трогательная Лика («Мой бедный Марат») очаровывала и запоминалась. Ее Марфа Коврова в «Ярости» была смела и мужественна. Корделия в «Короле Лире» — женщина другой эпохи — тоже воплощала силу в борьбе за добро. Вот это и было главным в ролях актрисы — она любила и умела показать в своих героинях необходимость такой борьбы. В 1958 году Н. А. Медведева получила звание заслуженной артистки РСФСР.
Валерий Шаврин
Неизвестно, каких бы высот достиг он после окончания горного техникума в Ташкенте, если бы не авария на шахте. После операции горная промышленность потеряла, надо думать, способного работника, а ташкентский театр приобрел... суфлера. С обычным голосом, обычной внешностью и необычной улыбкой. Она была обая-тель-нейшей. И путали часто люди Валерия Шаврина (так они были похожи) с «солнечным клоуном» Олегом Поповым — до анекдотических случаев.
Скромный суфлер стал помалу заменять актеров в небольших ролях, а сам тайком сочинял пьесу. И когда эту пьесу — «Кто друг?» — прочли труппе, выдав ее за творение московского писателя, и единодушно приняли, все узнали, что родился новый драматург — Валерий Шаврин. Потом будет немало пьес — «Разбуженная совесть», «Семья Плахова», «Девушки с улицы Надежды», «Светлая пристань», «Шут». И сияющие лица зрителей — людей, о которых эти пьесы. 32 раза открывался занавес на премьере спектакля «Разбуженная совесть» в Хабаровске. Шаврин прекрасно знал сценические законы смешного и трагического. И потому — и в ролях своих многочисленных, и в пьесах своих был органичен и любим зрителями.
Он стал заслуженным артистом РСФСР, членом Союза писателей СССР. Те, кто знал В. А. Шаврина, помнят его веселые розыгрыши (особенно, не выходя из роли, любил он это делать на сцене), непревзойденные шавринские шашлыки, пловы и другие фирменные блюда. Он верил в добро как всякий сказочник: а он и был сказочником, сочинявшим сказки для взрослых, чтобы сквозь все сумрачные реалии жизни несли они в себе свет, делясь им с другими, как это делал он, Валерий Александрович Шаврин.
Елена Паевская
В 1965-м, после гастролей Хабаровского театра драмы в Москве, она стала заслуженной артисткой РСФСР. В 1986-м, во время поездки нашей драмы по городам Украины, — народной. И тогда же, не дожив до шестидесяти лет, ушла навсегда. Что вместила маленькая кладбищенская черточка между 1926-м и 1986-м? Учебу москвички по рождению Елены Паевской в театральном столичном училище, о чем она и мечтала. Счастье познавать актерское ремесло с помощью замечательных мастеров. В. В. Готовцева и М. В. Кнебель. Работу в Ташкенте, Владивостоке, Хабаровске, Севастополе и снова, уже до конца, — в Хабаровске. И — вереница ролей.
В последнем в своей жизни интервью, данном ею в украинском городе Сумы, Е. Н. Паевская сказала: «Так случилось, что большинство моих работ из тех, которые считаются удачными, это были роли женщин, ищущих счастье и не находящих его, людей сложной судьбы... Когда я выхожу на сцену в спектакле „Колокол вечного боя“ в роли матери, которая потеряла пятерых детей на войне, из моей души выплескивается горе. Люди плачут, а для меня — праздник. Вот такой парадокс нашей актерской профессии».
Не забыть, видевшим эти спектакли, Сару Паевской в «Иванове», секретаршу в «Миссис Пайпер ведет следствие», Гелю в «Варшавской мелодии». Не было ни одного спектакля, где бы Паевская ни задела зрительских душ. Трагическая и смешная, яростно молчавшая, говорившая только глазами в роли немой женщины в пьесе своего мужа В. Шаврина «Шут» или пламенно-трибунная и дипломатичная в роли Коллонтай в «Чрезвычайном после», она везде была Актрисой, отдавшей Театру душу.
Михаил Митин
Когда в Днепропетровск приехал на гастроли старейший в России ярославский театр, коксо-химический техникум лишился одного не очень прилежного студента: Михаил Митин, выдержав конкурс (приняли четырех из восьмидесяти), поступил в театральную студию. Хабаровские зрители познакомились с ним в 1963 году, когда к нам приехал на гастроли театр из Читы. И стал полюбившийся актер — нашим. Внешность, обаяние, душевная тонкость привлекали во всех образах, созданных Михаилом Митиным.
И сегодня помнят театралы его Марата в спектакле по пьесе Арбузова «Мой бедный Марат». И — Виктора в «Варшавской мелодии». Режиссер спектакля — заслуженный деятель искусств Ян Цициновский не побоялся вступить в конфликт с автором пьесы М. Зориным и сделать главным в спектакле не трагизм подавления личности, а человечность вопреки всему. Виктор актера Митина был наивен и открыт, робок и смел, верен цели, обладал размахом, душевной тонкостью и зрелостью. Его дуэт с Е. Паевской, как говорится, на слуху, до сей поры.
Дальневосточники хранят благодарную память об актере, вложившем частицу своей сердечности в духовную ауру Хабаровска.
Виктор Михайлов
6 ноября 1954 года учащийся отделения линейного производства Сормовского техникума Виктор Михайлов проснулся знаменитым. Накануне на сцене Дворца культуры он сыграл Сережку Луконина в пьесе «Парень из нашего города». Режиссер рискнул дать эту роль «энтузиасту», неуклонно посещавшему драмкружок вместо заболевшего исполнителя, хотя весь его актерский опыт составляла роль, в которой он произносил «ха-ха-ха». И, вкусив успеха, оставив мысли о литейном производстве, предался Виктор Михайлов тяжелой работе в легком жанре оперетты: пел, танцевал и... мечтал учиться. Покинул родное Сормово, поступил в Москве в училище при Малом театре.
Кое-как обутый-одетый и очень способный, был постоянно опекаем учителем своим — «великой старухой» В. Н. Пашенной. Когда главный режиссер хабаровской драмы С. А. Бенкендорф приехал в Москву и поманил воспитанников Малого театра на Дальний Восток, Виктор загорелся. И уехал, строя под стук вагонных колес романтические картины покорения таежного края и поедая пирожки, испеченные в дорогу Верой Николаевной Пашенной.
В Хабаровске пришелся ко двору. Сыграл больше ста ролей. Умел быть разным и естественным, «искал человеческие живые струнки». Знал и любил поэзию, читал стихи на встречах со зрителями. Считал, что актер должен играть так, «чтобы сам становился чище, а люди уносили из театра любовь к жизни».
Алексей Егоров
Захарыч, как любовно называли Егорова в театре, был по своему актерскому происхождению из Театра-студии, который организовали в 1939 году в Москве Арбузов и Плучек. Там, в знаменитом спектакле по пьесе Арбузова «Город на заре», он сыграл Белоуса. Богом данная внешность и голос предрешили судьбу Алексея Захаровича Егорова — герой на все времена.
А потом была война. Он ушел на фронт добровольцем. Восемь фронтов, четыре награды, три ранения — такая вот арифметика у артиста Егорова. Вернувшись в Москву, работал в театре Сатиры. Снимался в кино: еще бы — такой красавец! А в пятьдесят третьем волею судьбы стал дальневосточником — сначала артистом театра ДВО (Уссурийск), а в пятьдесят седьмом — хабаровской драмы. Могучая внутренняя сила артиста вливалась в его героев. Кажется, до сих пор звучит под сводами зрительного зала голос Егорова — Булычева: «Глуши, Гаврила». Его Лир «сдержан, умен, благороден и добр. Трагедия этого человека — трагедия попранного отцовского доверия. Трагедия человека, «поверившего словам и убоявшегося подлинной правды».
Память выхватывает, высветляет кадры: Егоров — Лир — в позе роденовского «Мыслителя», Федя Протасов — среди цыган, Плахов с прильнувшей к нему дочерью — Е. Паевской — (спектакль по пьесе «Семья Плахова» В. Шаврина). Благородство, попираемое действительностью — органичное, присущее актеру, — привносил Егоров во все свои роли, прекрасно владея при этом искусством перевоплощения.
Михаил Воробьев
Как-то так выходило, что Михаила Федоровича Воробьева, хотя как актер он был самодостаточен, называли неотрывно (когда речь шла не о театре) с именем жены: Барашкова — Воробьев. Наверное, потому, что в делах житейских он терялся. Худенький и невысокий, рядом с Марией Павловной он и внешне выглядел опекаемым. Но в театре — он был Актером. Казалось, роли комические он и не играет. Так естествен был он со своей детскостью и наивностью, воплощая на сцене простаков.
Но вот выходил он, такой привычный, в роли Терешки в «Трибунале», и в лубочном рисунке спектакля начинал жить «неистово, воинственно, взахлеб», являя душу великую. Или в «Ретро», словно прощаясь — Воробьев вскоре ушел на покой, — в роли отца адресует свою приязнь к окружающим, всем людям. И уже не по роли как бы, а по жизни говорит: «Добром надо жить, понимая и помогая». А ведь репетировал он, уже заслуженный артист РСФСР, эту роль тяжко: режиссер требовал от него непохожести на себя прежнего, а от себя отрешиться почти невозможно.
Остались воспоминания и легенды: «А вот Воробьев... а Барашкова...»
Мария Барашкова
Мария Павловна Барашкова — воспитанница самодеятельности. Еще девочкой, живя на станции Тихонькая (будущий Биробиджан), занималась в драмкружке. И не оставила любимого занятия, уехав на Камчатку и работая в медлаборатории. Из театра рабочей молодежи пришла она на сцену профессиональную — в областной театр. А в 1952 году — приехала в Хабаровск и служила нашему театру драмы всю свою жизнь.
Она была высокой, статной. Характером обладала цельным, волевым. И в ролях Барашковой это выказывалось. Ее стихией была драма, трагедия. Елизавета — «Мария Стюарт», Баронесса Штраль — «Маскарад», Меланья — «Егор Булычев», царица Ирина — «Царь Федор Иоанович», английская мать — «Остров Афродиты», Кручинина — «Без вины виноватые», Фелумена — «Фелумена Мортурано»... И каждому персонажу, сохраняя цельность, добавляла черточек неповторимых. Мягкости — умеющей мыслить государственное Ирине; умения, не пугая, показать ужасное, трагическое обыденно, в будничных делах — Матрене (Толстой. «Власть тьмы»).
Мария Павловна, уже заслуженная артистка, не чуралась играть в эпизодах и была в них неповторима. И ее тетя Нюра в «А по утру они проснулись» (В. Шукшин) запоминалась как явление в ролях значимых.
М. П. Барашкова любила природу, умело рыбачила. Была человеком общественным — депутатом, возглавляла местное ВТО. Помогала актерам, чем могла. Светлая ей память.
Мирослав Кацель
Сначала был цирк и всепоглощающая к нему любовь. После седьмого класса — цирковое училище. «Турнистом» не стал: были слабые руки. Клоуном, где требовалось изрядное здоровье, — тоже. Вернулся в школу. Жизнь распорядилась так, что, не закончив десятый класс, московский школьник Мирослав Кацель стал учеником рабочего сцены во МХАТе. Так начался путь на сцену, вернее, на сцене будущего народного артиста России.
Крестной матерью, подвигнувшей юного Кацеля к дальнейшей учебе, стала народная артистка СССР О. В. Андровская. Обманув естественное ожидание всех (работал во МХАТе — в его студию и поступать), Мирослав Кацель решил доказать всем, а главное, себе, что способен поступить в артисты и там, где его никто не знает. И поступил. Он был принят и в Щепкинское училище, и в ГИТИС (экзамены сдавал одновременно). Выбрал Щепкинское — там «давали играть».
В 1952 году, закончив училище, поехал в Комсомольск-на-Амуре. Сказав: — «Здравствуй, Дальний Восток!» — он уже с краем нашим не расстался. Работал в Хабаровском театре драмы, закончил в Москве Высшие режиссерские курсы и два года возглавлял Хабаровский ТЮЗ. А потом вернулся в свой театр — драматический — художественным руководителем которого стал, где играл и ставил спектакли почти до смертного часа.
Ему близка была тема совести, совестливости. И — тема одиночества — «когда тебя не понимают». Его пан Дульский, молча шевеля губами, с авансцены протягивал залу ремень, на котором только что повесился его сын, и, казалось он обращался к зрителям с вопросом «Куда теперь с душой?» Как позднее спросит его униженный Интеллигент в спектакле «А по утру они проснулись». Он был актером ярким, играл и героев, и характерные роли, придумывая для своих персонажей необычные детали поведения.
В послужном списке народного артиста России Мирослава Матвеевича Кацеля роли главные и эпизодические — всех и не перечислишь. Он не делил их на большие и маленькие, ибо был в каждой — Актером.
Кажется, вот сейчас войдет Славушка, как мы его называли, и начнет рассказывать что-то из своих удивительных историй о «великих стариках МХАТа» — Тарасовой, Андровской, Качалове...
Эпитафию он, зная, что смертельно болен, придумал себе сам: «Я молчу — значит, я умер».
Людмила МИЛАНИЧ,
член Союза писателей России
