Марк Аврелий и другие

Валентина Катеринич. Рисунок А. ЛепетухинаВ «Словеснице искусств» (№ 6, 2000 г.) мне приходилось уже писать о старопечатных книгах на латинском языке, что хранятся в отделе редких и ценных книг Дальневосточной государственной научной библиотеки. Статья называлась «Нонн Панополитанский: на грани язычества и христианства». К тому времени полного перевода этого автора на русский язык не было, и я цитировала известные мне фрагменты Нонна из работ С. С. Аверинцева, не ведая о том, что труд над полной русской версией Нонна Панополитанского идёт полным ходом. И вот у меня в руках две книги: Нонн Панополитанский «Деяния Диониса», Санкт-Петербург, 1997 и Нонн из Хмима «Деяния Иисуса», Москва, 2002. Вторая книга — билингва, то есть даны параллельно древнегреческий оригинальный текст и русский перевод. Но вот странность: Нонн словно раздвоился. В чём причина?

Справедливо сказано, что для нас античность существует, мы же для неё — нет. Поэтому название студенческого стенда «Новости античной культуры» не было только шуткой, рецепция античной культуры идёт постоянно, меняются оценки и приоритеты, открывается что-то новое. Так произошло с двумя масштабными поэмами Нонна Панополитансого. От полного неприятия (М. Е. Грабарь-Пассек) до признания роли Нонна как объективного исторического факта (М. Л. Гаспаров и Л. А. Фрейберг). А разница в именовании Нонна зависит, наверное, от каприза издателей: ведь Панополис и Хмим — это названия одного и того же города, первое на древнегреческом, второе — на коптском. Таким образом, филология шла по пути постепенного признания Нонна, несмотря на его вычурность. Из поэтов второстепенных он выдвигается на авансцену.

Бронзовый Марк Аврелий на Капитолийском холме в РимеО переводе нужно сказать особо. Переложение русским гексаметрическим стихом обеих поэм Нонна осуществил Ю. А. Голубец, честь ему и хвала, переводить Нонна — огромный труд. Чего стоят его невероятные композиты, то есть сложные слова, вроде «розовопёрстая Эос». Такие эпитеты Нонна, как «мракосияющий», «скалосотрясающий», «волнокипящий», «многомоленный» и «широкобрадый» призваны ужасать или поражать таинственностью, но в равной степени достигают и комического эффекта в глазах современного читателя. Отсюда и полемические высказывания по поводу обеих книг. В самом деле, мог ли один и тот же автор написать языческую поэму про Диониса и парафраз Евангелия от Иоанна? Может быть, было два Нонна? Но такое раздвоение ни доказать, ни опровергнуть уже нельзя. Приведём тот же отрывок о смерти Христа на кресте — теперь в переводе Ю. А. Голубца:

Уразумел Иисус — всё должное неотвратимо,
И восхотел, чтоб свершилось быстрее то, что вершится,
Чтобы конец настал Его жизни остатней, Он молвил.
«Жажду». Поблизости там, заранее приуготовлен,
С уксусом был сосуд. И быстрый воин, то слыша,
Губку, цветок пещер солёного моря,
Напитавши горьким питьём, ненасытною солью.
И насадив высоко на край распрямлённой тростинки,
Поднял сей уксус, с иссопом смешанный, смерти напиток,
Дав Владыке вместо холодного, сладкого снега
Манны священной, ввысь подъяв тростинку повыше,
Макушку тростниковую вместе со странницей-губкой.
Горькое приняв питьё и соль иссушающей влаги,
Он на пороге погибели рек предсмертное слово,
Главу на грудь преклонил, подчинился желанной судьбине.

Но вернусь в уютный исторический особняк на улице Калинина, где находится Депозитарий, или отдел редких и ценных книг ДВГНБ. Там в начале 2000-го мне довелось совершить парадоксальное путешествие из конца гуттенберговой эры (если согласиться с пессимистами относительно нашего времени) к её началу, к первопечатным изданиям эпохи Возрождения. Как известно, гуманисты объявили войну искажённой, варварской латыни Средневековья, поэтому естественно, что первая волна печатных изданий в Италии воспроизводила тексты античных классиков. К числу таких редкостей в фондах нашей библиотеки относятся венецианские издания 1482 года «Записки о галльской войне» Цезаря (события происходили в 49 г. до н. э.) и «Тускуланские беседы» Цицерона (написаны в 44 г. до н. э.). Русский читатель хорошо знает эти произведения в переводах, а прежние гимназисты и нынешние филологи-классики изучают по ним латинский язык. Для специалиста-библиографа эти книги представляют особый интерес: как подтвердила экспертиза, это инкунабулы... Таким образом, наше путешествие во времени идёт в обратном направлении. Из эпохи поздней античности (Нонн, 5 в. н. э.) — в эпоху «золотой латыни» (Цицерон, Цезарь 1 в. до н. э.)

Теперь, следуя издательским датировкам, переместимся ещё на пять веков назад в Древнюю Грецию, потому что речь пойдёт о книге классика хоровой лирики Пиндара «Olympia», итальянские издатели Альдо и Андреа Азулано, январь 1513 г. На русском языке сочинения Пиндара обычно называются просто «Оды» или «Олимпийские песни». Итальянские издатели представили весь корпус сохранившихся текстов Пиндара на языке оригинала (всего 45) с комментариями на латинском. Что до полного русского перевода, то отсылаю читателя к изданию, подготовленному М. Л. Гаспаровым: «Пиндар. Вакхилид. Оды. Фрагменты» (Москва, «Наука», 1980).

Основным жанром Пиндара был эпиникий — победная песнь, песня в честь победителя на одном из греческих состязаний. Самыми знаменитыми были состязания в честь Зевса Олимпийского, проводившиеся раз в четыре года в городе Олимпия (Олимпийские игры). В Дельфах у подножия Парнаса устраивались пифийские игры в честь Аполлона. В Немейской долине проводились немейские игры, на Истмийском перешейке около Коринфа — соответственно истмийские. Так что древние филологи разделили сочинения Пиндара на четыре книги...

Эпиникий обычно исполнялся хором под аккомпанемент флейты. Это было торжественное и величественное вокально-музыкальное действо сродни богослужению. Мелодии эпиникиев утрачены, поэтому, имея в распоряжении только поэтические тексты, столь отдалённые по времени, мы не можем представить, почему они пользовались такой славой в античном мире. Это стиль, где торжественная высокопарность сочеталась с полной бессистемностью тем и мотивов. Ничего обыденного, никаких реальных сведений о состязаниях. Нагромождение мифологических образов, рассуждения о доблести (арете). Поэт выступает как глашатай этой доблести, а значит, помогает завоевать бессмертие победителю. Заказчики эпиникиев, а это были дорийские аристократы и тираны Сицилии, хорошо платили мастерам этого жанра...

В легендарном жизнеописании Пиндара говорится, что «к устам его прилетели пчёлы и сделали там свои соты», оттого он стал стихотворцем. Его поэтическое наследие было востребовано в Европе начиная с XVI в. Подражание его высокопарному стилю назвали «пиндаризирование». Щедрую дань подражания Пиндару отдали русские классицисты Г. Р. Державин, М. В. Ломоносов, А. П. Сумароков. Вспомним многочисленные «оды на день восшествия на престол...», «оды на день тезоименитства» и т. п. Понятно, что жанр пиндаровской оды кажется непоправимо архаичным, но ведь был нужен к месту и ко времени. (К счастью, я оказалась не права. В книге Максима Амелина (Москва, 2003) есть «Пиндарова пифийская двунадесятая ода»). А поскольку его переводили на русский язык многие достойные поэты, приведу две версии одного и того же фрагмента Пиндара. Итак, Г. Р. Державин: «Хощешь ли, Муза, победы возвысить, — / Звёзд не ищи, светозарнее тихих / Солнца полдневна лучей теплотворных, / Кои, пустыню воздушну протекши, / мир освещают вокруг, — и славнейших / Ты не ищи же торжеств олимпийских». М. Л. Гаспаров: «Сердце моё, / Ты хочешь воспеть наши игры? Не ищи в полдневном пустынном эфире / Звёзд светлей, чем блещущее солнце, /Не ищи состязаний, достойней песни, / Чем Олимпийский бег».

Читатель моего обзора вправе спросить: а где же самые признанные, самые титулованные классики, есть ли их издания в ДВГНБ? Отвечаю с удовольствием: есть. Есть «Илиада» и «Одиссея» Гомера, есть Сапфо, Ксенофонт, Плутарх, Эсхил, Софокл и Эврипид тоже имеются на языке оригинала, на древнегреческом. Из знаменитых римлян, помимо Цезаря и Цицерона, можно прочитать на латинском Горация, Вергилия, Лукана, Сенеку, Плиния Секунда, Корнелия Непота и других. Только эти издания не отнесёшь к старопечатным, ибо они созданы замечательным лейпцигским издательством TEUBNER в ХIХ и в начале ХХ века и находятся в отличном состоянии.

«Театр древней географии». Титульный лист. Париж, XVI векПродвигаясь по направлению к ХVII веку, отмечу книжку французского издателя Анри Этьена (Henricus Stephanus) «Греческие апофтегмы из Плутарха и Диогена Лаэртского с латинским переводом», Париж. 1568. (апофтегма — греческое слово, означает краткое высказывание, изречение). Девиз на книжном знаке гласит: «Noli altum sapere!» (Не желай большего!) Среди редких книг встречаются издания на новых языках. Так, на итальянском языке писал историк Франческо Гвиччардини, его книга «История Италии» датирована 1580 годом. В XVII веке широко издают не только античных классиков, но и современников, которые продолжают писать на латыни. Так, Эльзевиры напечатали «Colloquia» Эразма Роттердамского (1650) и «Poemata» Джорджа Бьюкенена (1628). Поскольку Дж. Бьюкенен не так известен, как Эразм, стоит сказать о нём подробнее. Знаменитый шотландский историк и педагог, непревзойдённый знаток латинского языка, он, как известно, перешёл в католическую веру, за что был преследуем инквизицией. В латинских стихах он описывает шотландскую историю, перелагает псалмы, а также сатирически изображает францисканских и иных монахов. Такие писатели, как Эразм, Гейнзиус, Бьюкенен уже в эпоху Возрождения придали латинскому языку новые качества, расширили арсенал художественных и научных возможностей. В целом лингвистическая ситуация тех веков была драматичной: новые языки боролись за место под солнцем с классической латынью, и они победили. При общем аскетизме визуального облика первопечатных книг немногие, как правило, гравированные заставки и иллюстрации придают им особую выразительность. Некоторые издания, посвящённые царственным особам, как, например, «Триумф доблести на погребение Карла VII» или целый том в честь албанского героя Скандербега, поражают роскошным оформлением и ещё раз напоминают нам, что книга — это пространство с несколькими измерениями. Нельзя не изумиться оформлению парижского издания «Театр древней географии»: на титульном листе первого тома под сенью величественной колоннады изображены эти географы — Птолемей и Марин (см. фото). А книга Марка Аврелия (Лондон, 1697) отличается новаторским для того времени использованием двуцветных шрифтов — чёрного и красного" (см. фото).

Фундаментальное лондонское издание перемещает нас снова в позднюю античность, когда римский трон занимал император-философ Марк Аврелий Антонин (121 — 180 н. э.). Героя древнейших времён, гражданина классической эпохи, сменил мудрец. Марк Аврелий всегда повторял изречение Платона: «Государства процветали бы, если бы философы были властителями или если бы властители были философами». По своим воззрениям Марк Аврелий был поздним стоиком, учителем его был Филоктет, который утверждал, что подлинная свобода — только внутри человека, действующего по велениям Рока. Об идеале стоической свободы он лучше всего сказал в стихах (перевод Ф. Ф. Зелинского):

Веди меня, властитель Зевс и Рок,
К назначенному вами мне пределу!
Последую охотно, если ж нет, —
Я, ставши трусом, всё ж вас не избегну:
Ведёт послушных Рок, влечёт строптивых.

Авантитул и титульный лист книги Марк Аврелий «Аутократопос» («К самому себе»), Лондон, 1697 г.Последняя строка вошла в мировую литературу в виде поговорки «DUCUNT VOLENTEM FATA, NOLENTEM TRAHUNT»... Сам Марк Аврелий, как утверждают историки философии, не оставил своей оригинальной системы. Но он написал тем не менее замечательную книгу — «АУТОКРАТОПОС». В духе культурных предпочтений того времени она написана на греческом; в русских переводах она известна под названиями «К самому себе», «Наедине с собой», «Размышления», «Думы» и т. д. Эту книгу читали и переводили в течение многих веков, читают и переводят сейчас (отсылаю к книге: «Памятники поздней античной научно-художественной литературы», Москва, 1964). Секрет в том, что это личная исповедь человека, обладающего высоким нравственным сознанием. «Книга Марка Аврелия не имеет никакой догматической основы и потому вечно будет свежа. В ней могут найти поучение все, начиная от атеиста или воображающего себя таковым, до человека, всего более преданного особым верованиям любого культа. Это самая чисто человеческая книга из всех существующих» (Эрнест Ренан).

На вершине Капитолийского холма в Риме стоит конная статуя Марка Аврелия. Она вдохновила поэта Иосифа Бродского на эссе «Памяти Марка Аврелия» (журнал «Иностранная литература», № 7, 1995). «AVE, Цезарь, — обращается из ХХ века Иосиф Бродский. — Каково тебе теперь среди варваров? Ибо мы варвары для тебя — хотя бы потому, что не говорим ни по-гречески, ни по-латыни...» Далее поэт, размышляет о жизни, о смерти, о свободе, как живой с живым, Марком Аврелием, говоря...

Фолиант из ДВГНБ вбирает в себя все накопленные за предшествующие столетия материалы о Марке Аврелии, так что филологический аппарат во много раз превышает объём оригинального текста «Аутократопон». На титульном листе сообщается, что помимо поправок издание включает новый латинский перевод и полный комментарий под редакцией Томаса Гатакера. А также ранние примечания к Марку Аврелию Дацерия и свидетельства древних писателей о жизни императора-философа. Рукописный автограф на французском языке сообщает про Томаса Гатакера: жил в Лондоне с 1576 по 1658. «Это издание самое ценное», — писал неведомый француз. С ним нельзя не согласиться — очень ценная книга для истории культуры.

Валентина КАТЕРИНИЧ,
кандидат филологических наук
Репродукции Николая ХОЛОДКА