Стертая судьба скульптора Шутца

Иногда в жизни случаются такие вещи, которые в реальности вроде бы и не должны происходить. Жил человек, воевал, защищал Родину, потом прославлял ее в своем творчестве и, кто знает, возможно, этим хотел записать свое имя в историю. Но спустя много лет предназначенная для его имени графа оказалась пустой. Будто взяли и стерли судьбу.

Николай Михайлович Шутц, коренной дальневосточник, скульптор. Это его судьба оказалась стертой. В Госархиве Хабаровского края есть небольшой фонд документов, среди которых старая фотография Николая Шутца в военном мундире, свидетельство о его смерти, паспортная книжка матери Анны Ивановны Шутц (выдана начальником полевого управления почты и телеграфов тыла Маньчжурской армии в январе 1905 года). И множество писем из Ленинграда 60-х годов. Их автор — Евгения Борисовна Шутц, жена скульптора. Вот что она пишет: «Я очень хочу, чтобы по воспоминаниям и отрывкам фактов, сохранившимся в моей памяти, люди постарались бы восстановить забытое имя моего мужа, отдавшего много сил, вложившего всего себя в развитие и украшение родного края, своего родного города Хабаровска...» По сути, письма из города на Неве и еще несколько скромных документальных источников — все, чем мы сегодня располагаем. Из этого складывается интересная история, хотя во многом она противоречива, в ней можно ставить бесконечные знаки вопросов.

Николай Михайлович родился в Хабаровске в 1889 году в семье почтово-телеграфного чиновника V разряда, коллежского регистратора Михаила Андреевича Шутца и Анны Ивановны Шутц. Эти сведения официальны: они вписаны в паспортную книжку А. И. Шутц. Кроме того, в личной картотеке хабаровского краеведа А. М. Жукова есть короткие сведения об этой семье. Далее, по воспоминаниям Евгении Борисовны, Николай Шутц окончил городское училище и за отличную успеваемость и большие способности к живописи был отправлен в Петербург (со стипендией от города), чтобы продолжать обучение. Там он успешно сдал экзамены в Высшее художественное училище Штиглица, а после его окончания поступил в Академию художеств на скульпторское отделение. Его преподавателями были Николай Рерих, Билибин и др. Закончив курс на отлично, Николай Шутц за свою дипломную работу был награжден поездкой по России.

Вернувшись в Хабаровск, он преподавал в ремесленном училище при заводе «Арсенал». Когда началась Первая мировая война, добровольцем ушел на фронт и был отправлен в действующую армию — зачислен в 7-й Сибирский стрелковый батальон вольно определяющим. За боевые заслуги его произвели в офицерские чины: сначала прапорщика, затем подпоручика, поручика и штабс-капитана. Судя по всему, Николай Шутц был человеком храбрым. Награжден тремя Георгиевскими крестами, орденами Станислава, Анны, Владимира, имел наградное оружие. В 1916 году возглавил команду разведчиков того же Сибирского полка. Война Николая Шутца не пощадила: ранения, контузия, отравление газами. Дважды ему пришлось лежать в Варшавско-Уяздовском госпитале в Москве. В итоге врачи вынесли вердикт: не пригоден к строевой службе. Штабс-капитан Шутц вышел в отставку и вскоре женился на девушке Евгении из Петербурга.

Евгения Борисовна пишет, что Октябрьская революция застала Николая Шутца в столице. В это время он познакомился с Маяковским, был участником и организатором творческой группы художников, вместе с другими готовил выставку «Бубновый валет», чтобы показать новые течения в искусстве. Маяковский, пишет Е. Б. Шутц, выставил свои картины и плакаты, а Шутц — скульптурные композиции. Среди участников были художники Клюн, Бурлюк и другие.

«... Жизнь в Москве вдали от родных мест очень тяготила мужа. Он стремился на Дальний Восток, очень любил Хабаровск, Амур и сильно скучал о матери. В 1918 году мы уехали из Москвы в Хабаровск...» К этому времени Анна Ивановна Шутц уже была вдовой: в 1894 году отец Николая Шутца проводил линию связи на Николаевск-на-Амуре и безвестно погиб в тайге.

В Хабаровске Николай Шутц преподавал рисование в женской гимназии, вплоть до ее ликвидации. В это же время, пишет Евгения Борисовна Шутц, он был избран председателем Союза фронтовиков, проводил большую работу по трудоустройству своих боевых товарищей и вообще вкладывал много сил, помогая семьям военных, содействовал лечению раненых. В 1918 году Николай Шутц — делегат съезда дальневосточных трудящихся. Здесь он познакомился с П. П. Постышевым. Словом, Николай Шутц имел самую активную жизненную позицию, и ко всему прочему был депутатом в местные Советы, вел работу в газете «Голос трудящихся» (резал клише для карикатур).

Когда наступил период интервенции, Николай Шутц вступил в подпольную профсоюзную организацию. Евгения Борисовна Шутц пишет о том, что в городе шли повальные аресты, расстрелы, на путях станции Хабаровск стоял калмыковский «вагон смерти». «...После расстрела в городском саду на берегу Амура пленных музыкантов, после того как была сброшена с утеса группа мадьяр, профсоюзная организация в знак протеста против злодейства Калмыкова предъявила ультиматум японскому командованию...»

В то время в тайге, в районе нынешнего Кульдура, открыли целебные ключи. Страждущие исцеления пробирались туда сквозь таежные заросли и по неделям жили возле этих источников. Постепенно своими силами начали возводить двухэтажный дом. Работами руководил Николай Шутц. В глухие места под предлогом лечения уходили и те, кто опасался находиться в оккупированном Хабаровске, и со временем там обосновалась подпольная организация.

Атаман Калмыков объявил о мобилизации мужчин в свой отряд, и поскольку Шутц когда-то служил офицером в царской армии, ему велено было явиться в штаб. Как сказано в одном из писем: дали сутки сроку, а иначе — виселица. Единственной защитой Николая Михайловича была его непригодность к строевой службе после ранений. Он отказался. Опасаясь за свою жизнь, Шутц воспользовался предложением друзей и ненадолго стал пациентом психиатрической клиники по улице Серышева, а потом уехал в Николаевск-на-Амуре. Это было своевременным, так как по чьему-то доносу японцы напали на след подпольной организации в Кульдуре и сожгли дом в тайге.

Из письма Е. Б. Шутц: «В феврале 1922 года после штурма Волочаевки и победы Народно-революционной армии главком В. К. Блюхер приказал: „Немедленно собрать тела всех, кто с беззаветной доблестью погиб в жестоком бою под Волочаевской и схоронить их в общей братской могиле на вершине сопки Июнь-Корань. И над могилой воздвигнуть достойный памятник“. П. П. Постышев поручил Шутцу сделать эскизы и представить их на утверждение. Однако к работе над созданием памятника приступили только в 1923 — 1924 годах, так как не было средств, да и Блюхер уехал. Потом выделили лошадей для перевозки глины, а также солдат в помощь. Один солдат позировал, работа была трудоемкой, целые дни Шутц проводил в мастерской...»

Вот тут-то и начинаются загадки. Всем известно, что автором памятника на сопке Июнь-Корань является А. А. Бадоньи — преподаватель труда в хабаровском педагогическом техникуме. Журналист Сергей Рослый в очерке «Как строили памятник на сопке Июнь-Корань», опубликованном в сборнике «Имя твое — комсомол», подробно описывает историю создания фигуры красноармейца с высоко поднятой винтовкой над головой. Имя Николая Шутца не упоминается. Нет его и в заметке в газете «Тихоокеанская звезда» (? 229 (1005), 3 октября 1928 г.), где размещена фотография памятника с группой людей. Текст следующий: «Эта грандиозная фигура, сделанная из железобетона, была помещена перед зданием школы, воздвигаемой на месте волочаевского боя. Слева около фигуры памятника — скульптор А. А. Бадоньи».

Возможно, Николай Шутц был автором первого, временного, памятника на сопке Июнь-Корань. Однако его жена пишет, что Николай Михайлович разрабатывал два варианта эскизов и макетов, которые хранил в мастерской. Но в центре идеи — все тот же солдат с высоко поднятой над головой винтовкой. Таким образом, Е. Б. Шутц утверждает, что автором памятника является художник-скульптор Н. М. Шутц. Других документов на этот счет нет. Как нет и подтверждений тому, что Николай Шутц автор эскизов для постамента памятника В. И. Ленину, автор живописных полотен о жизни партизан, которые он дарил военному штабу. Имя Шутца оказалось стертым. Хабаровский госархив, откликнувшись на просьбу вдовы скульптора, вел переписку с центральными архивами страны, делал запросы и отовсюду получал отрицательный ответ. Имя Николая Михайловича Шутца нигде не значилось.

Следы этого имени удалось разыскать только на Дальнем Востоке, и то самые приблизительные. В газете «Голос трудящихся» (? 161, 4 января 1921 г.) есть заметка: «Коллегия художников на пост директора народно-картинной галерее выдвинула художника тов. Н. М. Шутца. При народно-картинной галереи будут вечерние курсы графических знаний и специальная художественная библиотечка». Далее, в каталоге 2-й Дальневосточной краевой передвижной художественной выставки (Хабаровск — Владивосток — Благовещенск), который датируется 1933 годом, в списке участников скульптор Н. М. Шутц и его композиция «Президиум собрания». И последнее упоминание — во врачебном свидетельстве о смерти: умерший в 1946 году Н. М. Шутц работал художником на станции Седанка (Приморье).

Из письма Е. Б. Шутц: «Муж работал на строительстве санатория НКВД на станции Океанской в Приморье), а в 1937 году окончательно перебрался во Владивосток. В 1939 году я с четырьмя детьми переехала к мужу, но из-за болезни дочери уехала к матери в Ленинград. Больше мы не виделись. Отъезд казался временным, но грянула война, и мы потеряли друг друга из виду. Только позднее я выяснила, что муж умер в 1946 году и похоронен на морском кладбище близ Владивостока...»

Евгения Борисовна, взяв детей, уехала с Дальнего Востока в самый разгар репрессий. Сегодня неизвестно, что было настоящей причиной. Теперь-то ясно, что многие просто убегали от надвигающейся беды, пытались затеряться. Хотя в списках репрессированных имени Николая Шутца нет.

На протяжении нескольких лет Евгения Борисовна Шутц пыталась восстановить правду о муже. Мне почему-то не верится, что ее воспоминания — плод фантазий. Слишком много точных попаданий. А причина стертой судьбы, возможно, слишком проста и банальна. Вот еще несколько строк из письма Е. Б. Шутц директору Хабаровского госархива Цыбыктаровой: «Он был беспартийным большевиком, идейным коммунистом, но вступить в ряды партии он не мог. Вечно над ним тяготело звание офицера царской армии. Тяжело он это переживал, что усугубляло состояние здоровья, и еще сказывались ранения и контузия...»

Эта публикация не ставит однозначных акцентов. Обозначенная линия жизни скульптора Шутца еще раз доказывает, что белых пятен в истории дальневосточного искусства предостаточно. Возможно, в будущем кто-то из исследователей потянет за эту ниточку, и тогда в летописи нашего края появится еще одна правдивая страница.

Елена ГЛЕБОВА

Автор статьи выражает благодарность Госархиву Хабаровского края за предоставленную возможность работать с документами.