Зеленый сундук

Где, на какой ярмарке углядела мама этот сундук? Но, кажется, они с отцом купили его в Никольск-Уссурийске перед тем, как приехали на постоянное место жительства в Черновку. Оба сероглазые, отмеченные российской статью, молодые наши родители: Алексей Иванович и Клавдия Ивановна. Они, рассказывала бабушка, всегда были аккуратно одеты; в особенности Алеша (ее сын), франтоватый, русоволосый, он уже отпустил усы... Меня в то время еще на свете не было.

В зеленом сундуке, довольно вместительном, лежало постельное белье, наши детские рубашонки, платьица, мамина праздничная одежда. А на самом дне — книги.

Это были книги отца. Он привез их с собой из Петрограда. Наверное, покупал там, когда служил в артиллерии.

Уже позднее, убегая от японцев, мама привезла зеленый сундук с собой в тайгу к Марченко, у которого скрывались партизаны и мы вместе с ними. Там был штаб, и в какое-то время отец наш еще приходил к нам.

Уезжая от Марченко, мама оставила этот сундук там, словно сердце ее чуяло, что придут бандиты, вырежут всю семью несчастного, бедного хозяина. Она с безотчетной тревогой покинула его избушку, посадила нас, своих четверых девчонок, в кошёвку, запрягла лошадь и поехала в Новые Бузули.

Бандиты пришли после нас, зверски расправились с ни в чем не повинным семейством, оставив в живых только ребенка, который спал в колыбельке, да подростка Ваню, которого они пытались зарезать в сарае, но не зарезали. Ужасная, дикая жестокость! Ваня высвободился из петли, дополз до избы и, услышав крик ребенка, понял, что случилось жуткое злодеяние. Сам он, обливаясь кровью, кое-как забинтовав себе горло тряпками, укутал младенца в одеяло и пошел по таежной дороге в Чудиновку. Там его спасли местные жители. И ребенка — тоже.

Мамин зеленый сундук бандиты не тронули. Через некоторое время его по просьбе мамы кто-то привез в Новые Бузули. Там мы въехали в потребительскую лавку, где никто не жил и товара никакого не было, и мы — дети — с радостью разместились на полках.

Помню, когда в деревне появились японцы, они зашли в эту лавку, стали просить молока, при этом, приставив ко лбу два пальца, произносили «Му-у...». Требовали «котоська». Но откуда у нас картошка? Мы питались тем, что приносили нам добрые люди. Корова бабушкина, уцелевшая от пожара, не доилась и стояла во дворе у Филиппчука. Японцы с жалостью смотрели на нас, давали нам галеты. Один из них даже плакал, приглаживая рукой светлые Нинины волосы.

Когда японцы покинули деревню, явились незнакомцы. Назвались партизанами. Мама впустила их. От них она узнала, что бандиты вырезали семью Марченко, и, не сдержавшись, заплакала. Потом сказала: «А у меня там сундук стоит. Наверное, растащили все, разграбили». В ответ услышала: «Нет, сундук ваш цел...» Но не обратила внимания на это. И только когда пришел Костя Кочнев и она ему все рассказала, он ужаснулся: «Вот они и есть бандиты!»

Позднее нас приютил Антон Иванович. Хороший был человек. И хозяйка его, тетя Анастасия, тоже отличалась добросердечностью. От Филиппчука нас перевезли (и сундук с нами!) на квартиру к Зеньке, потом мы переехали в дом Филиппа-мордвина. Нас было много: бабушка, мама, тетя Паша, Нюра, Леня, Нина, Надя, Шура, Оля и я... И все мы жили в одной избе. Оттуда нас потом увез к себе в Чембары Сергей Иванович, за которого мама вышла замуж в 1920 году.

В Чембарах первый раз я увидела папины книги. В то время я уже научилась читать. Бегала в школу. Как-то раз мама перебирала вещи в зеленом сундуке, выкладывала книги, а мы — девчонки — их разглядывали. Помню «Былины» — прекрасное издание на мелованной бумаге с затейливыми виньетками, с орнаментом в обрамлении каждой страницы. Вот когда мы впервые услышали былины об Илье Муромце и Добрыне Никитиче. А читал нам отчим.

Позднее, разглядывая книжное наследство папы, я перебирала книги одну за другой и читала названия, не понимая их значения. «Былины» еще можно было понять. А вот что такое «Грамматика», «Морфология», «Синтаксис»? Или «Космография», «География»... Для чего это? И о чем? И вот еще два толстых тома и называются одинаково — «Капитал». Бабушка, приехавшая к нам в Чембары ткать холст, просит нас: «Не троньте... Слышите, не велено трогать отцёво...» А так хотелось поглядеть эти книги. Мама потом разрешила. Но сначала попросила вымыть руки.