Ветер

Что же ты, ветер, стекла гнешь,
Ставни с петель дико рвешь?..
                                             А. Блок

Много стихотворений написано о ветре. Или лучше сказать, у поэтов разных эпох и столетий он присутствует. Но почему именно эти строки блоковской поэмы всегда вызывают печаль? Вспоминается детство... Революция. Война. Стрельба и пожары. Смятение и страх перед наступлением нового, неизвестного? И жажда совершить небывалое, даже ценою жизни? Да. Все вместе...

И еще голоса, голоса ушедших, ветер несет в пространстве. Забиваясь между пазами в щели окон, под карнизы, воет... голосит...

В детстве, когда я слышала этот вой ветра, мне становилось жутко. Помню, был конец лета, мы доживали у бабушки в Черновке последние дни школьных каникул; и не сидели сложа руки, а помогали в хозяйстве. Бабушка послала нас с Нюрой «на ключ» стелить лён. Холодно было, а мы взяли на двоих одну тужурку, морщни из сыромятной кожи, но не обули их, а были босыми. Шли сначала по железнодорожным шпалам, нагретым солнцем, они были теплыми, но когда у моста спустились с откоса и направились по дороге на пашню, замерзли. Бежали бегом.

Добравшись до ключа, увидели суслоны, а вернее сказать, копны льна. Этот лен нужно было для отбеливания разостлать рядком на мокрый луг. А вода от горного ключа, питавшая этот сырой луг, была прямо-таки ледяной. Мы с сестрой обули моршни, но очень скоро их вымочили. Пришлось разуваться и греть ноги по очереди, укрыв их тужуркой, которая лежала на меже рядом с узелком с шанежками и туеском кипяченого молока.

Отдыхали, когда обедали, грели ноги. А в это время под сопкой периодически раздавался птичий крик...Может быть, молодой ястреб, оставшийся один, жаловался на свою судьбу? Нет, наверное. Это плачет какая-то беззащитная птица. Она кого-то зовет протяжным тоненьким голосом. Он напоминает голос маленькой Лидочки, ушедшей от несчастного случая дома, в бабушкиной избе. Так еще Шурина сестренка, оставшись без матери (тетя Паша умерла во время эпидемии тифа), звала по ночам свою маму... Но вместо нее к кроватке подскакивала полусонная Шурка и начинала ее колыхать...

Вспомнив об этом, я сказала Нюре. Она, прищурившись, посмотрела на меня с усмешкой.

— Не выдумывай!

Во мне жили суеверия — от притч, вычитанных из Евангелия, от рассказов взрослых, особенно старух, любивших постращать друг дружку разными небылицами, а то и случавшимися когда-то историями. Мы, девчонки, рассуждая между собой об умерших, верили, что люди, покидая этот свет, могут вернуться, если «боженька» захочет. Они могут превратиться в какой-нибудь цветок или в жабу, лягушку, бабочку. Это представление укрепилось однажды, когда к нам в окно залетела бабочка с белыми крыльями, на которых были красные и серые горошины. Бабушка тогда сказала: «Вот Лидочкина душа прилетела...» И стала креститься: «Спаси, Господи, невинную душу».

Прислушиваясь к жалобным крикам птицы под сопкой, я напомнила Нюре о нашей Лидочке.

— Может, это Лидочкина душа кричит, Нюр, слышишь?

Нюра, закрывая крышкой опустевший туесок, сердито отмахнулась, как обычно отмахивалась от бесед на подобные темы:

— Ой, да ну тебя! Ты вечно что-нибудь выдумываешь, — и вскочила на ноги. — Давай скорее доделаем, немного уж стелить осталось, и домой пойдем.

Мы продолжали расстилать лён, а птица все жаловалась, все кричала... И этот протяжный крик ее навевал тоску. Потом все стихло, и на обратном пути мы уже говорили о другом.